Я попросила его принять меня наедине для совета.
На эту встречу я отправилась, как подобает королеве Франции — в парадном платье, с короной, в атласной мантии, подбитой горностаем. Не пожалела усилий, а все свои доводы несколько раз продумала и составила подробный план боевых действий. Я буду льстить ему, изложу свое дело и стану уповать на то, что этот святой не устоит перед грехом гордыни и поможет свершить то, чего бессильны достичь король и королева Франции. Я ступила в маленькую приемную, где святой согласился уделить мне несколько минут своего драгоценного времени, решительно подошла к нему и посмотрела прямо в глаза. В душе моей еще не улеглась буря после трогательной встречи с сестрой.
Аэлита добилась того, к чему стремилось ее сердце, но за это ей пришлось заплатить ужасной ценой.
— Помоги нам, Элеонора, — рыдала она в мои объятиях от горя, как некогда, в первые дни своей любви, рыдала от счастья. — Я обрекла Рауля и наших детей на адские муки. Ты должна мне помочь, Элеонора.
Она подняла на меня полные слез глаза.
Хотя папа Целестин явил свою милость Людовику и снял с него церковное проклятие, Аэлита и граф Вермандуа так и остались отлученными от церкви, а брак их не признавался. Они жили во грехе и во грехе же зачинали детей. Я не могла допустить, чтобы Папа Римский по своему капризу обрек их мучиться в аду.
А поскольку Людовик был слабым человеком, то и действовать приходилось мне. Я должна убедить аббата Бернара употребить свое влияние.
— О чем просите вы, госпожа? — Аббат Бернар выглядел еще более изможденным, чем обычно, не святой, а одна кожа да кости. — О прощении ли за свою долю в ужасах Витри?
Вопрос прозвучал язвительно.
— Нет, господин мой аббат. — Я хотела сохранить почтительный тон. Быть почтительной необходимо! — Я пришла по делу, которое очень близко моей душе.
Я с трудом выдавливала слова.
— Я хочу просить вашей помощи, господин мой аббат. — В его взгляде не было сочувствия. — Великая нужда привела меня.
— И что же, дочь моя?
Голос его ничуть не смягчился.
Я изложила свои доводы относительно Аэлиты и Вермандуа, как можно проще и убедительнее, завершив мольбой, которой он не мог не внять.
— Более всего иного я желаю вернуть сестру мою в лоно церкви. Она горько рыдает о грехах своих и не находит утешения вне таинств церкви. Так осудите ли вы ее и невинных детей ее на вечные муки? — Я перевела дыхание. — Если вы присоедините свой голос к голосу тех, кто молит его святейшество о пересмотре этого дела, господин мой аббат, я уверена, что к вам его святейшество прислушается.
Лицо Бернара покрылось нездоровым румянцем.
— Женщине не подобает рассуждать о подобных вещах.
— Даже женщине, которая печется о спасении души своей сестры?
— Стыдитесь даже поднимать подобные вопросы.
Я ощутила на своих губах горечь поражения, но продолжала вести свое.
— Я готова заключить с вами соглашение, господин мой аббат. — Он смотрел на меня и молчал. Ничего хорошего это не предвещало. — Если вы поговорите о моем деле… о моей сестре… с его святейшеством, то я сделаю все, что в моих силах, дабы убедить Людовика прийти к соглашению с Теобальдом Шампанским и восстановить мир между ними.
Большего я предложить ему не могла.
— С Богом не торгуются, — ответствовал Бернар, нисколько не заинтересовавшись моим предложением. — Я не стану посредничать. Это же по вашему совету поступал ваш муж, когда вторгся в Шампань. То был недобрый, лукавый совет, и все же в вас нет ни покаяния, ни смирения. Это вы повинны в том, что Его величество прогневил Господа Бога… а совет ваш нашептал вам дьявол.
Я покачала головой, борясь с подступившим отчаянием. Он не слушал меня.
— Отчего же сестра моя должна мучиться, если она не совершила ничего противного законам человеческим и Божеским? На ней нет греха.
Аббат едва не плевал в меня словами:
— Вы станете говорить мне о плодах супружеской неверности? Вы желаете получить прощение греха, совершенного Вермандуа и вашей сестрой? — Да, это была катастрофа. — Единственное, что я могу посоветовать вам, сударыня: ступайте домой и перестаньте вмешиваться в государственные дела, которые вас никоим образом не касаются!
Он повернулся ко мне спиной и вышел из комнаты, а я стояла и дрожала от охватившего меня праведного гнева на его неумолимость и мое собственное бессилие.
Я была очень сердита на Бернара, но не меньше и на себя. Мне прежде казалось, что я сумею отстоять права сестры, излагая ему дело спокойно, с судебной точностью. Как же ошибочны были мои расчеты! Всю ночь я обдумывала происшедшее снова и снова.
Утро не принесло мне радости, зато принесло новые планы.
— Ступай к королеве Аделаиде, — велела я Агнессе, — И возьми у нее на время одно из платьев. И вуаль тоже.
Я подробно объяснила, что именно мне нужно.
С поднятыми в изумлении бровями Аделаида собственноручно доставила мне все просимое. Брови взлетели еще выше, когда она увидела, что я это надеваю на себя. Я тем временем попросила о новой встрече с аббатом. Таковой он меня удостоил. Аделаида поджала губы и пожелала мне всяческого добра. Я сухо поблагодарила.
Аббат Бернар ожидал меня в той же самой приемной комнате. Подходя к нему, я заметила, как у него сжались челюсти. Я как бы видела себя его глазами: просительница, кающаяся и самоотреченная.
Бог свидетель, я в тот день обнаружила у себя настоящий талант перевоплощения.
Лицо чисто вымыто, никаких белил и румян, никаких украшений, кроме простенького серебряного креста на груди; вся привычная живость натуры скрыта под суровым черным крепом — вот какой я приблизилась к аббату, даже надела, не хуже любой монашки, ненавистный головной плат и длинную вуаль, скрыв рыжие волосы, которые Бернару казались меткой Сатаны. Простое платье Аделаиды не было ничем украшено — ни вышивки, ни шерстяной каймы по краям, ни намека на меха. Не было на мне ни украшенных мехом туфелек, ни шлейфа к платью, ни длинных рукавов — ничего такого, что могло бы (как я помнила из давней его проповеди) возбудить неудовольствие аббата. Аделаида ростом была на ладонь ниже меня, поэтому мне пришлось надеть нижнее платье и тем закрыть неподобающие для созерцания щиколотки.
Нелегко мне было удержаться от смеха, видя себя в таком чудовищном наряде. Так это через меня дает свои советы дьявол, да? Этакая Ева с яблоком соблазна? Вовсе нет. Сейчас я не уступала благообразностью самой Пресвятой Деве. А еще больше походила на вдову, которую и не различишь на осеннем поле, что кишит грачами.