Читать интересную книгу МИССИОНЕР - Евгений Кабанов

– Да выпить захотелось. Завод хоть и стоит, да, может, ещё бражка осталась. А для конспирации, чтоб баба не возникала, вёдра прихватил. Так она аж обрадовалась, – он снова засмеялся. – Вот бы, говорит, каждый день так барду таскал…

О том, что эта самая барда – отходы спиртового производства – служит отличной подкормкой для скота, читатель уже знает со слов Наполеона. А поскольку в деревне каждый уважающий себя хозяин – да дело даже и не в уважении, а в мясе, сале, молоке… – держит корову, пару свиней, всякую домашнюю птицу, то для него барда – просто необходимый элемент образа жизни. Вот каждый день в посёлке и начинается, и заканчивается оживлённым движением бардоносов. Скотина, разумеется, предпочитает свежую барду – погорячее и погуще. Ну, а нет свежей, уж какая есть… Ну, а когда завод стоит, то и остатки изо всех бардяных ям идут в ход.

Вот такая-то старая барда и была у Антона в вёдрах.

– Я со старой ямы зачерпнул, самой гущи… Так ты за вёдрами пригляди, покуда я в бродильное сбегаю… Ты ж тут ещё будешь?

Аполлону ничего не оставалось, как согласиться.

Пока Антон удалялся в направлении заводского корпуса, Аполлон раскидывал мозгами и прикидывал в уме. Если он будет ждать, пока Антон заберёт свои вёдра, то рискует опоздать с подменой содержимого канистры до появления Колобка. Придётся действовать прямо сейчас, не теряя ни минуты. Пока этот алкаш будет искать и пить бражку, нужно успеть провернуть операцию.

Как только Антон скрылся из виду, Аполлон приступил к делу. Быстренько достал из цистерны полную канистру, слил спирт в принесенное с собой ведро, ещё толком не зная, что будет делать с ним дальше. Ему было даже как-то удивительно – ни с того, ни с сего, целых полведра чистейшего 96-градусного спирта налицо. Вот Колобок! Вот голова! Не голова, а, как говорится, Дом советов!

Аполлон поставил ведро со спиртом рядом с вёдрами Антона, быстренько сбегал с канистрой к колонке, наполнил её водой. И уже приладив её в цистерне и вынырнув из люка, с ужасом увидел, как размашистой – в стороны – походкой к машине приближается Антон.

Кубарем скатившись с цистерны на противоположную – туда, где стояли вёдра – сторону, схватил ведро со спиртом и в мгновение ока опустошил его в антоновы вёдра с бардой. И уже с пустым ведром, как ни в чём ни бывало, беззаботно насвистывая, вышел из-за машины, направляясь к колонке.

Антон, увидев его, крикнул на ходу с досадой в голосе:

– Ни хрена никого нету, всё закрыто… Слушай, Американец, может, у тебя, случаем, выпить есть?

– Да нет, Антон, откуда? – вопросом на вопрос ответил Аполлон, уже наполняя ведро водой. – Ты же знаешь – я не пью.

– Ну, может, тогда закурить хоть есть?

– Ты что, забыл, я ж не курю.

– Тебя надо на божницу вместо иконы посадить… – не пью, не курю, баб не ебу… – передразнил Антон, презрительно сплёвывая.

Аполлон, довольный только что удачно, а главное, вовремя, проведенной операцией даже не обиделся.

– Чёрт, где ж выпить взять? – размышлял уже сам с собой Антон, поднимая коромысло с вёдрами на плечо.

– Ну уж не знаю. Это твои проблемы, – сказал Аполлон сочувственно, продолжая радоваться в душе тому, как ловко вышел из положения.

– Да мои… – проворчал Антон и зателепался к проходной, расплёскивая бардяно-спиртовую смесь из болтающихся на коромысле вёдер.

Когда Аполлон с ведром воды уже пересёк дорогу и подходил к своей кадепе, навстречу ему из-за угла выскочил возбуждённый Антон с коромыслом и пустыми бардяными вёдрами в руке. Он не шёл, а, скорее, бежал в сторону проходной. В свете фонаря, висевшего на столбе, Аполлону бросился в глаза его радостно-озабоченный вид.

– Что, решил ещё барды принести? – спросил его весело Аполлон.

– Угу, – буркнул на бегу Антон, уже пересекая дорогу.

Посреди ночи Аполлон проснулся по нужде. Натянул брюки, взял фонарик и вышел на улицу.

Свернув за сараи и направившись к уборной, он вдруг услышал позади себя топот ног. Прижался к сараям, повернувшись в сторону шума.

На дорожке между домами, с той стороны, откуда только что вышел Аполлон, появился Антон с тяжёлыми вёдрами на коромысле на плече, и, пошатываясь, пронёсся мимо сараев, в сторону расположенных за ними погребов.

– Что это он? – недоумённо пожал плечами Аполлон. – Опять, что ли, белая горячка?

Позабыв о своей нужде, Аполлон, крадучись, поспешил за Антоном.

Подойдя к большому, длинному, крытому землёй, сооружению – погребу, рассчитанному на несколько семей, Антон снял вёдра с коромысла и скрылся с ними в общей входной двери погреба.

Аполлон подкрался к двери, прислушался. Из двери послышались звуки выливаемой из вёдер жидкости. Затем послышались приближающиеся шаги.

Аполлон спрятался за открытой дверью погреба.

Антон вышел из погреба, довольно хихикнул, подобрал лежавшее на земле коромысло и поспешил в обратный путь.

Когда он скрылся из виду, Аполлон вышел из укрытия, включил фонарик и вошёл в погреб.

В общем "предбаннике" в длинной бетонной стене было пять раскрытых настежь дверей. Аполлон вошёл в одну из них, подсвечивая фонариком.

На полках стояли стеклянные банки с разносолами. На полу, в отгороженном досками закроме – картошка. Рядом с закромом стояли три деревянные бочки. Аполлон принюхался, подошёл к бочкам. Посветил в одну из них. Бочка до краёв была наполнена бардой. В двух остальных тоже была барда. Аполлон направился в другой погреб…

Выйдя из общей двери наружу, Аполлон остановился в раздумье, словно рыцарь на распутье. Губы его непроизвольно шевелились:

– Точно, белая горячка. На этот раз – приступ небывалого трудолюбия. Это ж надо, бедняга работает всю ночь – натаскал почти полтора десятка бочек барды… Они ж бардой провоняются… Как же потом люди будут в них огурцы с капустой солить?..

Аполлон в задумчивости возвратился к туалету. Пока он, наконец, делал то, для чего, собственно, и проснулся, соображал, как же поступить. "Что же делать? Сбегать за Бобрихой? А может, не надо? Вроде, не буянит… Может быть, пройдёт и так… А то спугнёшь, может, хуже будет… Ещё опять кого-нибудь коромыслом по голове… Лучше не надо".

Снаружи послышался топот ног.

"Бедолага, ещё принёс".

А рано утром на центральной площади посёлка разыгралась настоящая трагикомедия. В самые оживлённые утренние часы, когда пастухи – пастухами по очереди были все обладатели крупного рогатого скота, – собирая поселковое стадо, прогоняли его через площадь, а остальное население таскало барду, на площадь выскочила здоровенная чёрно-белая корова Антона и, кидаясь с рёвом во все стороны, стала всё крушить на своём непредсказуемом пути. Бросались врассыпную бардоносы, спасаясь от её рогов и копыт кто куда, летели с грохотом пустые и катились, изливая барду, бывшие полные вёдра, трещали окрестные заборы, металась по площади с рёвом и мычанием крупная рогатая скотина.

Проснувшийся от этой какофонии, Аполлон выскочил на улицу, и сразу же чуть было не попал на рога Антоновой бурёнки. Успев в последний момент вскарабкаться на дерево, где уже сидело несколько человек, Аполлон никак не мог сообразить, что же такое стряслось. То же самое происходило и с остальными обитателями посёлка, оказавшимися в этот утренний час на площади. Они метались с криками и воплями, вскарабкивались на деревья, перемахивали через полутораметровые заборы, и ужас читался на их лицах.

– Да она ж взбесилась! – вознёсся вдруг над всем этим шумом чей-то истошный вопль.

Этот клич тут же был подхвачен десятком голосов, и кто-то уже кричал:

– Тащите ружьё. Её надо пристрелить!

И в этот момент на площадь выскочил Антон с воинственно воздетым коромыслом в руках. Он со свирепым видом бросился вдогонку за своей коровой, крича на бегу:

– А-а-а! Скотина! Выпила… Целых два ведра… Убью, сволочь!..

И сразу же как будто всё стихло, перекрываемое этими страшными угрозами.

А скотина тем временем, видно, выбившись, наконец, из сил, потихоньку успокаивалась, бегала уже не спеша, пошатываясь из стороны в сторону, и, в конце концов, улеглась прямо посреди очищенной ею от всего живого площади. Тут её и настиг свирепый хозяин.

– Выпила… Скотина… Два ведра… У-у-у, зараза! – приговаривал он, в ярости дубася коромыслом уже вконец успокоившуюся бурёнку по вздымающимся бокам.

Вдруг новый истошный крик разрезал начинавшую было устанавливаться тишину:

– Сволочь! Ты что ж это со скотиной делаешь?! Ты ж её убьёшь!

Это на площадь выскочила Шурка, жена Антона, и, сотрясая телесами, стремглав бросилась к мужу.

– Убью! – подтверждая её предположение, продолжал избиение несчастного животного Антон.

Шурка коршуном налетела на Антона, пытаясь выхватить у него коромысло.

– Ты что, взбесился, гад? – кричала она, оттаскивая его на коромысле, как на прицепе, от коровы.

– А-а-а! – вдруг со злобной радостью воскликнул Антон, прекратив упираться. – Это ты ей бражку споила?!