— Ну вот, Андрей Петрович и вестового успел влюбить в себя! — притворно воскликнул адмирал и, встав, поднял бокал: — За великое дело, которое вы сотворили с вашими офицерами и всей командой!
Все, стоя, осушили бокалы.
На «Богатыре» пробили склянки — крейсер жив, крейсер будет жить несмотря ни на что!
Глава X
Нет худа без добра
Когда Петр Михайлович вернулся со службы домой, его встретила Александра Васильевна. Он был приятно удивлен радостным выражением ее глаз.
— Какие-нибудь приятные новости, Саша?
— Пришло письмо от Андрюши! — воскликнула она, даже не обратив внимания на то, чем это мог быть вызван его не совсем обыденный вопрос. — Он пишет…
— Может быть, ты дашь мне возможность самому ознакомиться с ним? — с улыбкой перебил он ее.
— Конечно, конечно, Петенька! Вот письмо, — и, взяв со стола уже вскрытый конверт, протянула ему.
Петр Михайлович взглянул на почтовый штемпель.
— Долго, однако, идут письма из Владивостока, — вздохнув, заметил он.
— Почти что с самого конца света, Петенька!
Петр Михайлович обнял супругу:
— Может быть, пройдем в кабинет, Саша, а то я прямо сгораю от нетерпения!
Пока Петр Михайлович читал письмо, Александра Васильевна с нежностью следила за выражением его лица.
Закончив чтение, он радостным взглядом посмотрел на супругу:
— Мы с тобой, Саша, можем гордиться нашим сыном! Командир крейсера… Капитан 1-го ранга… Кавалер ордена Владимира третьей степени… И все это, заметь, в тридцать четыре года!
— Чему удивляешься, Петя?! Просто Андрюша идет по твоим стопам. Только и всего, — пояснила Александра Васильевна как о само собой разумеющемся.
— Однако Владимира третьей степени я в его годы еще не имел, — возразил тот.
— А чего стоил твой Георгий четвертой степени вкупе со знаменитой седой прядью?! — и она нежно погладила его волосы.
— Слава богу, что он не испытал того, что пришлось испытать мне, — впервые за все время их совместной жизни признался он.
Ее женское сердце сжалось от ужаса, пережитого ее любимым мужчиной. И она, как за соломинку, ухватилась за очень важные для нее строки из письма сына:
— Слава богу, что «Богатырь» теперь будет стоять в доке не менее трех месяцев!
— Это почему же? — удивился Петр Михайлович, не в силах понять женскую логику.
— Так ведь целых три месяца наши ребята не будут участвовать в боях с японцами! — радостно воскликнула она, победоносно посмотрев на своего непонятливого супруга. — Неужели ты забыл о предыдущем письме Андрюши, где он описывал ужасный последний бой «Новика» с японским крейсером?!
— Нет, конечно. Хотя я и подозреваю, что он написал лишь самую малую толику пережитого им.
Глаза Александры Васильевны наполнились ужасом. Заметив это, Петр Михайлович усмехнулся:
— Наши сыновья посвятили свои жизни служению Отечеству, Саша, — укоризненно сказал он. — Это тяжелая мужская работа, и не пристало защитникам Отечества, давшим присягу на верность ему, уклоняться от нее. Это аксиома, не подлежащая обсуждению!
Александра Васильевна встала и горячо обняла мужа:
— Я все понимаю, Петя, но и ты пойми меня — я мать наших сыновей!
— Что поделаешь, Саша, если у нас с тобой разное понятие о любви к нашим детям. И это, наверное, тоже правильно. Уж так распорядился Всевышний…
— Как я рад за тебя, Андрюша! — Степан обнял брата. — А как будут рады наши родители! Да и сто пятьдесят рублей ежегодной пенсии за Владимира третьей степени будут явно не лишними.
— Это, конечно, так, Степа! Вот подремонтируемся, и неприятелю еще не поздоровится от залпов орудий нашего «Богатыря»!
— Скорей бы, Андрюша! — поддержал тот брата.
* * *
Однако 30 сентября «Громобой», перевозя батальон сухопутных войск из Владивостока в залив Посьета, наскочил на камни банки Клыкова и получил серьезные повреждения днища. Для их устранения крейсер пришлось срочно ввести в единственный во Владивостоке док, временно выведя из него крейсер «Богатырь», на котором так и не успели полностью исправить полученные им повреждения, временно заделав пробоины деревом. Ведь «Громобой» был броненосным крейсером с более мощной артиллерией главного калибра, чем бронепалубный «Богатырь», а потому и более ценным. К тому же считалось, что его повреждения значительно менее тяжелые, чем у «Богатыря», и, следовательно, на его ремонт потребуется меньше времени.
— Как же все это случилось, Лев Алексеевич? — спросил Андрей Петрович командира «Громобоя», когда они встретились перед выводом «Богатыря» из дока. — Теперь наши адмиралы, наверное, в отчаянии, не имея реальной возможности не то, что угрожать коммуникациям противника в Японском море, но и обезопасить Владивосток от его бомбардировок со стороны моря.
— И не говорите, Андрей Петрович! Стыдоба! Другого слова, пожалуй, и не подберу. А причина та же, что и с «Богатырем», — туман. Я вел «Громобой», разумеется, по счислению, но со скоростью всего шесть узлов. И только поэтому, выскочив на подводные камни уже почти у самой цели нашего перехода, которые и в ясную-то погоду не видны, повредил днище лишь с его прогибом и потерей им водонепроницаемости, но, слава богу, без подводных пробоин. Слабое, конечно, утешение, но все же…
— Такова уж наша командирская участь… — сочувственно произнес Андрей Петрович. — А как надолго «Громобой» становится в док? — с замиранием сердца спросил он.
Тот с пониманием посмотрел на него:
— Инженеры «Дальзавода» считают, что для устранения его неисправностей потребуется не менее двух-трех месяцев, — извиняющимся тоном произнес он. — Ведь повреждения днища, по докладам водолазов, наблюдаются на протяжении почти трети корпуса корабля. — И вздохнул: — А положение действительно аховое — во Владивостоке остался лишь один боеспособный крейсер «Россия», а девять малых номерных миноносцев, разумеется, не в счет. Правда, в Петербурге готовятся к отправке во Владивосток семи подводных лодок. Однако, не считая проблемы первой в истории перевозки таких кораблей по железной дороге, нашим морякам еще только предстоит освоить эти наспех построенные или закупленные за границей корабли. Так что их нельзя будет считать в полной мере готовыми к боевым действиям. Хотя, — улыбнулся он, — судя по агентурным сведениям, японцы уже сейчас проявляют беспокойство по поводу возможности появления подводных лодок здесь, во Владивостоке.
— Полностью согласен, Лев Алексеевич, с вашей оценкой боеспособности морских сил во Владивостоке. Теперь уже точно мы не сможем чем-либо помочь 2-й Тихоокеанской эскадре, если она даже благополучно дойдет до наших вод. Так что Рожественский[102] может оставить в покое великого князя с требованием замены командующего флотом Тихого океана, — усмехнулся Андрей Петрович.
— Вот это, пожалуй, и есть мой единственный личный вклад в стабилизацию положения с морским командованием во Владивостоке, — горько улыбнулся тот.
* * *
20 декабря 1904 года комендант крепости Порт-Артур генерал-лейтенант Стессель[103] подписал акт о ее капитуляции, и весь его гарнизон, в том числе и моряки затопленных кораблей эскадры, был пленен японцами.
Поэтому после гибели кораблей 1-й Тихоокеанской эскадры в Порт-Артуре должность командующего флотом Тихого океана была упразднена, и вице-адмирал Скрыдлов был отозван в Санкт-Петербург, а старшим морским начальником во Владивостоке стал контр-адмирал Иессен.
* * *
В начале января 1905 года «Громобой» был отремонтирован и выведен из дока с помощью неизменного помощника моряков ледокола «Надежный», который полностью оправдывал свое название, а «Богатырь» снова был поставлен в него.
Андрей Петрович, вернувшись с совещания, созванного контр-адмиралом Иессеном, тут же вызвал к себе в каюту Степана.
— Должен сообщить тебе, Степа, радостную для меня новость, — возбужденно сказал он.
— Судя по твоему виду, ты хочешь сказать мне о том, что Рожественский со своей 2-й Тихоокеанской эскадрой разгромил Соединенный флот Того, — усмехнулся Степан, видя не совсем понятную ему взволнованность брата.
— Не ёрничай! — строго сказал тот. — Такими делами не шутят! — И, видимо, считая, что проведенной «воспитательной» работы вполне достаточно, уже с энтузиазмом продолжил: — Во Владивосток прибывает медицинский персонал лазарета с госпитального судна «Монголия», отпущенного японцами из плена под подписку о его дальнейшем неучастии в военных действиях против Японии.
— Ну и слава богу! — воскликнул Степан. — Но чем это сообщение так взволновало тебя, Андрюша? — подозрительно спросил он.
Тот смущенно улыбнулся: