— Поздравляю вас, Андрей Петрович, с блестящей подготовкой корабля к снятию с каменных рифов!
Адмирал благодарно пожал ему руку.
— Не стоит благодарности, Карл Петрович! Ведь «Богатырь» для меня давно, еще с петербургских времен, стал почти что родным кораблем.
— Отчего же? — заинтересованно спросил тот.
— Дело в том, что сразу же после производства в мичманы мой младший брат Степан был направлен для дальнейшего прохождения службы на только что построенный крейсер «Богатырь». И перед его уходом на Дальний Восток он подарил мне вот эту фотографию крейсера, которая стоит на столе и которая с тех пор неизменно находится при мне.
Адмирал приложил руку к сердцу:
— Покорнейше прошу извинить меня за то, что я упустил из вида присутствие на «Богатыре» и Чуркина-второго.
Он взял фотографию и стал рассматривать ее.
— Что же это вы, Андрей Петрович, не следите за ее сохранностью? — укоризненно сказал адмирал, указав на скол стекла в углу рамки. — И при этом пытаетесь уверить меня в том, что она очень дорога для вас.
— Это, Карл Петрович, память о последнем бое «Новика» с «Цусимой» в заливе Анива, когда шестидюймовый снаряд японского крейсера разорвался под моей каютой, — пояснил тот.
Адмирал, и сам неоднократно участвовавший в боевых столкновениях с японцами, понимающе кивнул головой и аккуратно поставил фотографию на место.
— Сразу виден боевой офицер, — уважительно заметил он.
— Война еще не окончена… И дай Бог мне с командой «Богатыря» успеть еще хотя бы раз схлестнуться с врагом!
И его глаза вспыхнули мстительным огнем.
— Все в руках Божьих, Андрей Петрович. Все в руках Божьих… — заметил адмирал, пораженный переменой его взгляда.
«Видать, у него свои и к тому же немалые счеты с японцами», — понял он и решил сменить тему разговора:
— Кстати, когда вы думаете приступить к снятию крейсера с камней?
— Завтра, сразу же после подъема флага и завтрака.
— Ну что же, с Богом!
— А где вы, Карл Петрович, намерены находиться в это время?
Адмирал удивленно посмотрел на него.
— На «Богатыре», разумеется. А в чем дело, Андрей Петрович?
Командир посмотрел ему прямо в глаза:
— Я моряк, Карл Петрович, а потому и суеверен…
Адмирал изучающе посмотрел на него:
— Не хотите ли вы тем самым сказать, что мое присутствие на нем приносит несчастья? Не так ли, Андрей Петрович?! — уже откровенно, «в лоб», спросил он.
— По-моему, вы уже сами, не замечая того, ответили на свой же вопрос, Карл Петрович.
На скулах адмирала заиграли желваки, но он силой воли все-таки взял себя в руки.
— Я начальник отряда крейсеров, то есть ваш непосредственный начальник, а посему сам определяю место своего нахождения во время любой операции на любом из кораблей отряда. Или вы не согласны с этим, господин капитан второго ранга?!
— Отчего же, ваше превосходительство? У нас с вами разговор происходит, слава богу, тет-а-тет, и только потому я имею возможность обратиться к вам с просьбой.
— Это с какой же, разрешите полюбопытствовать? — задал он уже свой вопрос, отметив обращение командира к нему с титулованием, а не по имени и отчеству, впрочем как ответное на его официальное обращение. «Ершист… Однако свое дело не только знает, но и прекрасно исполняет. Настоящий командир крейсера первого ранга!» — удовлетворенно отметил адмирал и усмехнулся про себя своей неменьшей неуступчивости при решении принципиальных служебных вопросов.
Андрей Петрович собрался с духом:
— Прошу вас, Карл Петрович, во время операции по снятию крейсера с каменных рифов не вмешиваться в мои приказы и распоряжения как командира!
Неожиданно адмирал рассмеялся:
— Соблюдение принципа единоначалия! — воскликнул он. — Об этом, кстати, говорилось и на совещании Главного морского штаба, посвященного разбору причин посадки крейсера «Богатырь» на камни. Вам, кстати, об этом что-либо известно?
— Только от отца.
Иессен что-то прикинул про себя.
— Так что ваша просьба, — продолжил он, — а правильнее сказать, требование вполне законно. Считайте, Андрей Петрович, что я его принял к исполнению. В соответствии с требованием Главного морского штаба, разумеется, — уточнил адмирал.
Андрей Петрович с облегчением откинулся на спинку кресла — столь трудный разговор, начатый им со своим непосредственным начальником, благополучно завершился.
— Но право давать советы я все-таки оставляю за собой, — уточнил Иессен.
— Несомненно, Карл Петрович. Одна голова — хорошо, а две, пожалуй, все-таки лучше.
— Не могу не согласиться с вами, Андрей Петрович.
Деловые отношения между ними были восстановлены.
* * *
За кормой «Богатыря» стояли на якорях крейсер «Россия» и ледокол «Надежный». Недалеко от его левого борта находились спасательное и пожарное суда, а также водолазный бот. А вдалеке, у входа в Амурский залив, маячил силуэт крейсера «Громобой» в окружении миноносцев. Это на случай попытки японцев помешать спасательной операции.
Андрей Петрович еще раз по-хозяйски окинул взглядом верхнюю палубу корабля, команда которого заняла места по авральному расписанию. Лица моряков были обращены в сторону мостика — все напряженно ждали команды командира.
— Ну что, с Богом, Карл Петрович?
— С Богом, Андрей Петрович!
— Передать на «Россию» и «Надежный»: подать буксирные тросы! — приказал командир сигнальщику.
Старший офицер тут же перешел на корму — теперь она была его рабочим местом.
Ненормативная лексика главного боцмана, «подбадривавшего» своих орлов из боцманской команды, стихла, и поднявшийся на мостик старший офицер доложил о том, что буксирные тросы поданы на корму крейсера и надежно закреплены.
Андрей Петрович, сняв фуражку, широко перекрестился. Это же сделали адмирал и офицеры, находившиеся на мостике.
— Красная ракета! — приказал он сигнальщику.
Тот выстрелил из ракетницы, и ракета, шипя, взметнулась ввысь и, описав дугу, рассыпалась искрами. Теперь старший офицер метнулся на шкафут, где находились матросы, изготовившиеся к подводке пластыря под пробоины в днище крейсера, который уже был подведен с кормы до начала каменного рифа, на котором «сидела» носовая часть корабля.
«Россия» и «Надежный» выбрали слабину буксирных тросов и, когда они натянулись в струну, увеличили обороты своих машин.
— Полный назад! — приказал командир, и под кормой крейсера забурлила вода, вспененная его гребными винтами.
Корпус корабля задрожал, но не сдвинулся с места. «Давай, давай, родимый!» — умоляли моряки свой крейсер. И когда на буксировщиках еще прибавили оборотов, он вздрогнул, а затем стал медленно, со страшным скрежетом, рвущим души моряков, сползать с камней. Старший офицер метался с борта на борт, подгоняя матросов, подводящих пластырь под израненное днище корабля.
По мере схода крейсера с камней скорость сползания заметно увеличилась, и наконец он закачался на волнах.
— Стоп машина! — раздалась команда командира, и натуженное бурление под кормой крейсера стихло.
— Зеленая ракета! — приказал командир, и когда та, описав дугу, рассыпалась, ослабли буксирные тросы.
Но радоваться было еще рано — забортная вода быстро поступала в пробоины, и носовая часть корабля хоть и медленно, но все-таки стала погружаться. Теперь уже чуть ли не половина команды, выбиваясь из сил, помогала аварийной команде подводить тяжеленный, намокший в морской воде брезентовый пластырь.
Но всему бывает конец, и поднявшийся на мостик старший офицер, смахнув с лица струившийся пот, охрипшим от пережитого напряжения и подачи команд голосом доложил, что пластырь заведен. Командир крепко пожал ему руку.
— Запустить помпы! — приказал он старшему инженеру-механику и повернулся к сигнальщику: — Передать на спасательное и пожарное суда: подойти к борту крейсера!
Взбежавший на мостик прапорщик Игнатьев с сияющим от радости лицом доложил:
— Господин капитан 2-го ранга, погружение носовой части прекратилось!
— Добро! Доложите, когда у форштевня из воды покажется нанесенная по бортам ватерлиния![99]
— Есть! — коротко ответил тот и поспешил на бак[100].
Когда же с бортов вспомогательных судов фонтанами взметнулись упругие струи воды, в водяной пыли, срываемой с них ветерком, заиграла радуга, как бы символизируя победу над стихией.
Через некоторое время на мостик взбежал прапорщик Игнатьев и восторженно доложил:
— Господин капитан 2-го ранга, у форштевня из воды показалась нанесенная по бортам ватерлиния!
Андрей Петрович взял рупор:
— Поздравляю экипаж крейсера «Богатырь» со снятием с каменных рифов!