ему повезло с тобой, ты явно невинная девочка, – ухмыляется не к месту Руан, сохраняя бодрость духа, за что тут же удостаивается грозного рыка от Ардена, который встает, так, чтобы мне не было видно Сверра.
– Что ты наделал, дед? Неужели ты способствуешь безумию ордена? – спрашивает Сверр, не замечая нашей заминки, и я слышу в его голосе неподдельную боль, разрывающую мне сердце.
– Ты еще молод, чтобы меня понять, но знай, что белые волки, легендарные белые волки, которых раньше почитали, стали изгоями по чужой прихоти. Разве тебе нравятся, что сейчас мы вынуждены прятаться и скрывать свое существование? – с такой же агонией в надрывающемся голосе произносит Седрик.
– Какое это имеет значение? И как относится к ритуалу? – продолжает надрываться Сверр, а затем я слышу шуршание.
Он, видимо, надевает одежду, которую скинул впопыхах перед превращением.
– Когда-то мы были почитаемы, наши сородичи были соратниками Искандера испокон веков, и сегодня, в эту великую ночь наш клан исправит ошибку наших предков, и больше мы никогда не будем в тени, и клан наш, клан белых священных волков снова обретет свое величие при истинном правителе Небесного Лога, – с какой-то патетикой и уверенностью вещает Седрик, не замечая при этом, как портится лицо арити, но он почти сразу же возвращает каменную маску, придавая себе безразличный и равнодушный вид. Вот только я успела увидеть его истинное лицо, полное ненависти и жажды власти. даже отступила на шаг, поразившись, как в одном существе может быть столько негатива.
– Но какой ценой… – печально качает головой Сверр, глядя на деда с болью в глазах, но я вижу глубоко внутри ту нерастраченную любовь, которую продолжает испытывать душа Сверра, и это ранит меня хуже кинжала.
Мне кажется, словно мою душу вспарывают на несколько частей, стискивая сердце голыми руками, но затем я встряхиваю головой, вовремя поняв, что это не мои чувства, а… Моего истинного волка…
– Ты знаешь, а я не удивлен, что ты решил отдать на заклание собственного внука в угоду интересам клана. Ты всегда любил клан больше родной семьи, мать была права, что отказалась когда-то от тебя, – с горечью говорит Сверр.
Я вижу, что его слова достигают цели и морально бьют Седрика оголенной правдой, но он лишь качает головой и взъерошивает волосы.
– Я всегда любил свой клан. Я есть мой клан, я его глаз, его закон и его сила, – печально признается в своих чувствах мужчина. – Ты ошибаешься, тебя я любил даже больше, и вскоре ты поймешь, насколько. А первым в ритуале буду участвовать я, – сказав это, затем он смотрит на нас с Радмилой, не отрываясь, четко в глаза. – Так что не ошибитесь, девочки. Чтобы сохранить две жизни, вам придется сделать правильный выбор.
Я прикрываю глаза, из которых текут слезы. Больше не могу сдерживать порыв своих эмоций, сглатываю горечь, и волчица моя печально воет, поднимая голову вверх.
– Первой пойду я, – говорю громко, но голос мой надрывно хрипит.
Я не смотрю на Сверра, но все мое нутро желает, чтобы он остался жив. И тут меня дергает рука Радмилы, отталкивая назад.
– Нет, Дана, мы обе знаем, что в пророчестве говорится обо мне, так что не нужно напрасной жертвы, первой буду я, – и в глазах ее неподдельная печаль.
Я же всхлипываю и прикусываю губу, чувствую, как по подбородку течет кровь, но боли физической не ощущаю, ведь внутри меня пылает пожар бессилия и обреченности, что ранит куда больше и сильнее. Она решительно делает шаг к алтарю.
– Ты не можешь поступить так со мной, – плачу и, всхлипывая, тащу ее к себе, хотя она сопротивляется и продолжает идти, проявляя упорство.
Внезапно после моих слов она останавливается, оборачивается, а затем берет меня за плечи, проникновенно заглядывает мне в глаза.
– Дана, я точно знаю, кто родился в эту ночь. От судьбы не убежишь, я это знаю не понаслышке, сестра. Пообещай мне кое-что, хорошо? – и, дождавшись моего кивка, говорит: – Будь счастлива и никогда не позволяй себя обидеть. Тем более Сверру. Он ведь твой истинный, правда? Не позволяй ни минуты сомневаться в своих чувствах ни ему, ни себе. Не совершай моей ошибки. Доверься инстинктам, а не только слепо следуя сердцу.
Она произносит странные слова, которых мне сейчас не понять, и толкает в руки Ардену, бежит к алтарю. Я кричу, но в этот момент меня перехватывает подбежавший Сверр и стискивает в своих объятиях, не давая унестись за сестрой следом. Я вою, словно раненая волчица, плачу, не сдерживая слез. И как только Радмила встает на свое место перед алтарем, Седрик добровольно ложится на алтарь. Я вою и вою, вижу, как трясутся плечи Радмилы, когда ей дают в руки цветок камелии. А затем с другой стороны пещеры входит Шад, который не смотрит на мою сестру, а лишь молча втыкает меч возле головы Седрика, как бы завершая круг из пяти мечей света. И в этот момент вокруг образуется круг из членов ордена, закрывая нам проход к месту таинства. Каждый из черных плащей держит в руках странные камни красного цвета, а затем направляют острием вниз свои мечи, втыкая их в землю. А после вокруг них образуется прозрачный купол, отливающий серебром, и он закрывает нам вход окончательно.
– Нет-нет-нет, – продолжаю я плакать, тянусь руками к сестре, но меня крепко обнимает Сверр, не давая и шага ступить от него.
А затем внутри происходит нечто странное. Когда мечи впервые за тысячи лет находятся так близко, они начинают вдруг сверкать и переливаться огнем, вибрируют, после поднимаются ввысь, и вдруг нас озаряет вспышка. Мы прикрываем глаза, спасая глаза от слепящего света, а когда все утихает, снова смотрим в ту сторону… Где вместо пяти мечей появляется один: с мощной божественной энергетикой… Тот самый, легендарный меч Искандера.
Глава 22
Арити, как только видит меч, сразу же двигается в его сторону и хватается за рукоятку с благоговением, словно желая приобщиться к многотысячелетней истории. Вот только происходит нечто более странное, отчего мы все отшатываемся. Как только рука демона касается эфеса легендарного оружия, оно вспыхивает голубым отливом, и арити отбрасывает