меня. — Джемма,
ma chouchoute9, я так рада, что даю тебе несколько дней оплачиваемого отпуска. Ты много работала, и это явно окупается.
— Но, Эстель, если бы ты только позволила мне…
— Никаких возражений! — её тон окончателен. — Ты целую вечность умоляла меня о каких-то личных днях. Какое выражение вы, американцы, используете? Не смотрите на зубы лошади?
— Дарёному коню в зубы не смотрят, — поправляю я, смирившись. — Но, Эстель, нам, правда, нужно поговорить о причине, по которой "Крофт Индастриз"…
— До свидания, Джемма! Увидимся в понедельник.
Линия замолкает, и я медленно убираю телефон, глядя на него, как будто он может дать какие-то ответы. И тут меня осенило.
Сегодня только вечер среды.
А это значит, что у меня четыре полных выходных дня, чего не случалось за все годы, что я работаю на Эстель. И это повод для серьёзного празднования.
Что же, несмотря на то, что моя жизнь (по большей части) пошла прахом и, видя, как десятки репортёров разбили лагерь возле моей квартиры, а парень, в которого я влюбляюсь, помолвлен с другой женщиной, я включаю музыку, ухмыляясь, узнав знакомые мелодии "Американской девушки" Тома Петти и группы "The Heartbreakers", и начинаю кружиться по квартире сумасшедшими, счастливыми кругами, пока мир вокруг меня не превращается в размытые цветные пятна.
* * *
Перекинув сумку через плечо, я выхожу из квартиры и закрываю за собой дверь, один раз поворачиваю ручку, чтобы убедиться, что дверь заперта. Сумка достаточно тяжёлая, чтобы проверить моё равновесие, когда я спускаюсь по пяти лестничным пролётам. Я упаковала достаточно одежды только на несколько дней, но две большие бутылки вина, которые я спрятала внутри, немного утяжеляют вещи.
Когда я достигаю уровня земли, я на мгновение останавливаюсь в коридоре и взбиваю волосы по бокам лица, так что они каскадом падают вниз тёмной завесой, закрывая всё, кроме моих глаз. Сунув руку в сумку, я хватаю потрепанную кепку "Ред Сокс", которую один из моих бывших парней (термин, который я использую в свободном смысле) оставил в моей квартире после пьяной ночёвки несколько лет назад, низко натягиваю её козырек на лоб и надеваю на глаза зеркальные солнцезащитные очки-авиаторы.
Совершенно инкогнито.
Ладно, я знаю, что это не совсем идеальная маскировка, но это лучшее, что я могла придумать за такой короткий срок. И, в любом случае, теперь, когда стемнело, большинство репортёров ушли домой на ночь, так что я смогу без проблем добраться до своей машины.
Я делаю глубокий вдох, убеждая себя, что нет причин волноваться. Я просто распахну дверь и убегу раньше, чем у немногих оставшихся тут репортеров появится шанс остановить меня или сделать какие-нибудь хорошие фотографии.
Проще пареной репы.
На самом деле, если подумать, это не так просто, как кажется, ни фига не проще пареной репы.
Проще самого простого. Как доширак. Или попкорн в микроволновке.
Ну, честно, разве приготовить репу так просто?
В первый и единственный раз, когда я попыталась испечь пирог с репой, он пузырился, и в итоге я получила липкий, ядовитый слой геля, обуглившийся на дне моей духовки, который невозможно было удалить никаким соскабливанием, и сработали все детекторы дыма в здании. Приехали самые настоящие пожарные и эвакуировали всех. Это было так плохо.
Но я отвлеклась.
Я почти добралась до заднего коридора, когда голос эхом разнёсся по пустому коридору, останавливая меня на полпути.
— Собираешься с ночёвкой к своему новому парню?
Я цепенею. Чистый яд в этих словах ударяет мне в спину и омывает меня.
Ральф.
Чёрт.
Я знала, что мы неизбежно столкнёмся друг с другом, в конце концов, мы соседи, но каким-то образом мне удалось избегать встречи с ним с того момента, как я выбежала со стадиона той ночью. Я должна была знать, что моя удача не может длиться вечно. Хотя я не могу не подумать, что, если бы у меня был выбор, я бы предпочла толпу безжалостных репортёров разговору с Ральфом в любой день недели.
— Или он уже бросил тебя? — выплёвывает он, его голос приближается.
Я напрягаюсь, каждый мускул в моём теле готов к действию, когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Хмурый взгляд на его лице усиливается, как только наши взгляды встречаются, и я вижу, что гнев вспыхивает, как молния, на его лице, когда я не даю ему удовлетворения от ответа.
— Что, слишком хороша, чтобы говорить со мной, Джемма? — он горько смеётся. — Думаешь, ты лучше меня, потому что позволяешь Крофту трахать тебя?
Я сжимаю руки в кулаки, стискивая лямки рюкзака. Сквозь стиснутые зубы я выдавливаю несколько сердитых слов:
— Давай будем честными, Ральф. Я всегда была лучше тебя. Тот, с кем я трахаюсь, не имеет к этому никакого отношения.
— Сука, — рычит он, подходя ближе. — Ты заплатишь за то, что сделала со мной.
Недоверчивый смех срывается с моих губ.
— За то, что я сделала с тобой? Ты бредишь? Ты тот, кто изменял мне, игнорировал меня, помыкал мной и подверг меня, возможно, самому скучному сексу в истории секса, — мой голос становится громче, а мои слова убегают вместе со мной. — Быстрый совет для любой девушки, которую ты решишь подвергнуть своему значительному отсутствию очарования в следующий раз: есть другие позиции, кроме миссионерской, Ральф! Множества других. И вот ещё один бесплатный совет: отношение к сексу как будто это гонка, чтобы увидеть, кто быстрее достигнет оргазма, не доставляет удовольствия никому, кроме тебя!
Его хмурый взгляд становится выражением чистой ненависти, и я делаю шаг назад, запоздало понимая, что, возможно, это не лучшая идея — затевать стычку с мужчиной в пустынном коридоре почти в десять вечера, когда большинство моих пожилых соседей давно спят, даже если это всего лишь Ральф — пухлый, ленивый коротышка-Ральф. Я никогда раньше не видела в нём даже отдалённой угрозы, но сейчас, когда он приближается ко мне, его лицо искажено такой яростью, что он почти неузнаваем, я думаю, что, возможно, это было ошибкой.
Большой.
— У тебя длинный язык, Джемма. Никогда не нравилось в тебе это, за исключением очень специфических обстоятельств.
Его глаза мстительно блестят, когда его тонко завуалированный сексуальный намёк бьёт меня, как пощечина.
Никогда не отличался тонкостью, Ральф.
Он делает ещё один шаг вперёд, когда я отступаю от него, расстояние между нами сокращается почти так же быстро, как расстояние между моей спиной и тёмным углом коридора, там, где я никогда не хотела бы оказаться с Ральфом, особенно сейчас, когда он выглядит так, будто его руки