Читать интересную книгу Капитан разведки - Сергей Донской

– Как же вы теперь без водителя?

– У меня второй есть. Полный кретин, правда. Не сумел распределить взрывчатку как следует.

Фигурки замерли на траве, как догорающие спички. Три головешки. Одна из них еще несколько секунд назад звалась Алисой.

– Не беспокойтесь, Олег Григорьевич, – сказал Хват, улыбнувшись уголком рта. – Никто из этой троицы не выживет. В том числе и уличная проститутка.

– Туда ей и дорога, – махнул рукой Антоненко. – А у нас с тобой путь совсем иной, Миша. Полетели-ка в Электрогорск. Нахт остен, как говаривали немцы в сорок первом.

«Сдается мне, у нас с вами сразу сорок пятый будет, – подумал Хват, беря курс на восток. – Девятое мая. День Победы – порохом пропах».

* * *

Городишко Электрогорск был расположен в живописном уголке, в окружении лесов, озер, в семидесяти пяти километрах к востоку от Москвы.

На территории бывшего пионерлагеря имени Вали Котика звучал (гуп-гуп-гуп) мерный топот марширующих ног. Производящее его воинство также горланило во всю мощь своих молодых, непрокуренных легких:

Мы верим в то, что скоро день наступит,Когда сожмется яростный кулак,И черный мрак перед Зарей отступитИ разовьется гордо-гордо Русский стяг.

Все четче шаг (и-эх), все тверже дух бойцовский,Все громче голос нашего вождя (фьють-фьють).Не посрамим традиции отцовской (эх-ма),На битву славную идя-идя-идя.

Отряд был довольно малочисленным, но воинственным. И командовал им служивого вида дядька, умеющий покрикивать настоящим командирским голосом

– Левой!.. Левой!.. Правое плечо впере-о-од, арш!

«Гуп, гуп, гуп», – откликалось на это воинство в черных рубахах с символическими языками пламени на рукавах.

Нам не страшны ни пули, ни снаряды (фьють-фьють),Мы верим в то, что сможем победить,Ведь в мире должен быть один порядок,И он по праву русским, русским должен быть (ать-два).

Обитали бравые вояки в одном из отремонтированных корпусов, вдыхая запахи свежей побелки, хлорки и кухни. Они спали на коротковатых пионерских койках с панцирными сетками, рассказывали друг другу на ночь страшные истории, пекли в кострах картошку, бегали на озеро подглядывать за голыми девками. Но это были уже далеко не дети, причем неплохо вооруженные, причем умеющие не только стрелять, но и убивать. Четыре лучшие боевые пятерки организации «Феникс», готовые выполнить любой приказ своего вождя. Двадцать один ствол вместе с пистолетом постоянного инструктора. Дикие псы. Молодые волки. Прирожденные убийцы.

Им запрещалось пить, курить, употреблять наркотики, смотреть западные фильмы и слушать какую-либо иную музыку, помимо групп «Рамштайн» и «Ария». Сексуальное напряжение снималось в туалетной комнате, глухая стена которой была отведена под фотографии обнаженных милашек. Увлечение футболом приветствовалось только в том случае, если парни болели за «Спартак».

Вождь стоял особняком, его действия и решения не обсуждались. Его окружали соратники, которые с началом финансовых затруднений куда-то подевались. Командиры пятерок назывались сподвижниками – так себе, ни рыба ни мясо, кое-какие права имеются, зато обязанностей полон рот. А в самом низу иерархической лестницы стояли сторонники – самая многочисленная и бесправная категория патриотов, на которой ездили все кому не лень. Быки или бойцы, как вам угодно. Пушечное мясо. Эти ребятишки успевали и разъяснительную работу среди населения проводить, и мутузить это самое население за недостаточную сознательность.

Члены организации «Феникс» были готовы воевать против кого-угодно, но врагом номер один для них оставался все тот же пресловутый всемирный сионизм, на который натаскивались еще штурмовики Гитлера.

Кстати, боеприпасов у местных «патриотов России» имелось превеликое множество, а вот с продуктами дело обстояло худо. Поэтому, когда над лагерем застрекотал и пошел на снижение полосатый вертолет, глаза у многих заблестели в предвкушении жратвы. Волки почуяли добычу. У волков раздулись ноздри.

Глава шестнадцатая

В спецназе каждый имеет свою кличку. Как и в преступном мире или в школе, человек не выбирает свою кличку, она дается ему окружающими. Использование кличек значительно повышает шансы содержания операций спецназа в секрете. Допустимо называть человека по фамилии только в том случае, если она по звучанию напоминает прозвище: Грач, Сусанин, Шульц, Сват. Перед совершением выброски на вражескую территорию, в бою или на учениях, боец спецназа передает командиру все свои документы, частные письма, фотографии и иные предметы, позволяющие определить, к каким войскам он принадлежит, как его зовут и тому подобное. На одежде и обуви спецназовца ГРУ не должно быть никаких букв, а только лишь (при необходимости) цифры или условные символы, определяющие его принадлежность к подразделению. Обозначение группы крови не допускается. Противник, обнаруживший раненого бойца спецназа ГРУ, не должен успешно реанимировать его, поскольку это позволит получить сведения путем допроса. Обнаружив же труп бойца, противник не должен иметь никаких доказательств его принадлежности к Вооруженным силам Российской Федерации.

Из «Инструкции о снаряжении личного состава подразделений специального назначения Генерального штаба Вооруженных сил Российской Федерации».* * *

– Вот и все, – сказал Антоненко, когда полозья вертолета прочно установились на земле. – Было приятно познакомиться, Миша.

Они находились на краю бывшего футбольного поля, поросшего клочковатой травой. Вокруг было много зелени, из которой торчали фонарные столбы и пыльные свечи тополей. За зеленью белели стены душевой, сортира и бывшего медпункта. Над всем этим мирным пейзажем ярко светило солнышко. К вертолету, проламываясь сквозь кусты и просто по аллейкам, спешили вооруженные «фениксовцы» во главе с военным инструктором.

Указав на него пальцем, Антоненко пояснил:

– Это Жудов. Умеет водить вертолет не хуже тебя, а то и лучше.

– А я? – спросил Хват.

– Ты отработанный материал, Миша. Балласт. Вертушку пригнал – спасибо. Но на этом наше сотрудничество заканчивается, не обессудь.

– Чем заканчивается?

Более тупой вопрос было трудно придумать. Вздохнув, Антоненко ответил:

– Финал человеческого существа всегда один. Конечно, сначала тебя на всякий случай допросят, но это ничего не изменит. Сначала я хотел тебя повесить, а теперь передумал. – Антоненко тихо засмеялся. – Тебя утопят. Не в озере. В уборной… – Тут он повысил голос: – Верно я говорю, верволки?

– Да! – завопили молодые стрелки, передергивая затворы своих автоматов и пистолетов. – Йаху-у!.. Йе-е-ес!..

Дальнейшее напоминало кошмар.

Кошмар, прокрученный в ускоренном режиме.

Прежде чем Антоненко успел открыть рот, чтобы отдать приказ арестовать пилота, тот выхватил из-под куртки пистолет и направил его в голову инструктора. Хлоп! Во лбу Жудова образовалось аккуратное отверстие, а затылок развалился, обдав стоявших рядом красным. Падая, он попытался сказать что-то негодующее. Возможно, что так нечестно. Он еще не понял, что убит. А кто когда это понимал?

Следующей мишенью Хвата стал не в меру расторопный командир пятерки, попытавшийся сразить его очередью из короткоствольного, как «узи», автомата. Хлоп! Горе-стрелок крутанулся на месте и упал, обеими руками схватившись за пронзенную пулей шею. Они были красными, словно обладатель намеревался стрелять в перчатках. Намеревался, да так и не выстрелил.

Его сосед таки полоснул очередью в сторону вертолета. Продырявленный колпак кабины пошел трещинами, брызнули осколки стекла. Очередь длилась секунду с небольшим: ровно столько времени потребовалось Хвату, чтобы отшвырнуть Антоненко, попытавшегося выхватить пистолет, и прицелиться.

Хлоп-хлоп! Черная рубашка на груди автоматчика обзавелась парой дымящихся прорех с оплавленными краями. Остальные инстинктивно присели, втягивая головы в плечи. Ничему подобному их не учили. Покойный инструктор Жудов никогда не рассказывал подопечным, как страшно под прицельным огнем противника, как выстрелы, вышибающие мозги ближних, отключают собственные мозги, оставляя там одну-единственную, короткую, пронзительную мысль: «Жить!»

О том же самом думал и Антоненко. Боком вывалившись из вертолета, он проворно пополз прочь. Ослепший и оглохший от ужаса, он не видел, как Хват тоже покинул кабину вертолета, открыв пальбу еще до того, как коснулся земли.

Не было особой необходимости применять изощренную тактику, однако сработал бойцовский инстинкт. Хват не просто спрыгнул на землю, он как следует оттолкнулся ногами, чтобы как можно сильнее растянуть дугу полета. Да, это был именно полет, а не падение. Для окружающих – головокружительный, молниеносный. Для стреляющего Хвата – подобный плавному прыжку в невесомости.