удалось посетить могилы, была горькая символика. По сути, их и не существовало. В своей статье для пущего эффекта я собирался подчеркнуть контраст между двадцатью четырьмя анонимными, затерянными могилами и мозаикой высеченных из драгоценного полихромного мрамора надгробных плит со звучными именами и рокочущими титулами мальтийских рыцарей со всех концов света, украшающей пол сокафедрального собора.
Если верить записям Занкана, беженцы были похоронены по соседству с двадцатью одной могилой других безымянных утопленников, погибших в похожей катастрофе 11 октября 2013 года, и рядом с эритрейцем, утонувшим при попытке бегства из убежища на Мальте. Последнее меня шокировало. Я наткнулся на ряд свидетельств иммигрантов, которые, добравшись живыми до Мальты, отнюдь не прыгали от радости, выяснив, куда попали. Занкан цитировал сирийского юношу по имени Молаке Аль Роасрн, доплывшего до Мальты из ливийского порта Зувары и исходившего яростью. «Это не Европа! — кричал он. — Я хотел в Италию, а оттуда — в Швецию. Там Европа, а не здесь. Я проделал весь этот путь не для того, чтобы оказаться здесь».
Выяснилось, что в 2009 году, когда на Мальту прибыло наибольшее число беженцев, три тысячи, правительство резко ужесточило иммиграционную политику. Кораблям с беженцами ныне не разрешается заходить в территориальные воды Мальты. Их перенаправляют в Италию. Пусть итальянцы разбираются. Итальянская спасательная операция «Маре Нострум» стала для мальтийцев благословением. Тех немногих, кому удается ускользнуть от непреклонных пограничников и добраться до острова, безапелляционно сажают в тюрьму, в том числе и несовершеннолетних. Различные организации по делам беженцев уже давно жалуются на нарушение прав человека и международных договоров о беженцах. Живым на Мальте не рады. Только мертвые находят здесь пристанище.
В газетном киоске в Валлетте я купил газету «Таймс оф Мальта». На первой ее полосе была опубликована короткая заметка журналиста Курта Сансона, в которой приводилась последняя иммиграционная статистика. Оказывается, за весь предыдущий год на Мальту прибыли всего пятьсот шестьдесят восемь иммигрантов. На пяти лодках. На пяти. За целый год. В Италию пять приплывают примерно за час. Но Мальта решила проблему с иммигрантами. Зато поток туристов на остров разительно вырос, о чем восторженно сообщалось в другой статье. Еще в одном репортаже рассказывалось о ценной находке редкой карты Мальты наполеоновской эпохи. Море к югу от острова, сегодняшний безнадежный маршрут для беженцев в поисках будущего, именовалось на этой карте Варварским, или Африканским.
В свою собственную статью я вставил описание кафедральной фрески Маттиа Прети, изображающей триумф Мальтийского ордена в виде женской фигуры в доспехах, с развевающимся крестоносным знаменем в руках, которая растаптывает порабощенных мусульман. Испокон веков этот остров служил передовой линией в священной войне креста против ятагана. Двадцать четыре безымянных покойника похоронили на кладбище жертв войны. Что выглядело уместнее, чем я полагал.
— На острове есть мечеть? — спросил я таксиста, который вез нас обратно в аэропорт.
Он задумался.
— Здесь триста шестьдесят пять церквей, по одной на каждый день в году. — Выругавшись, он обогнал городской автобус. — По-моему, есть и мечеть, где-то в пригороде.
Я спросил, что он думает о проблеме иммиграции.
— У нас нет такой проблемы, — сказал он.
В заключении статьи я вынужден был признать, что таксист прав. На живописных, вычищенных до блеска улицах Валлетты не увидишь ни одного чернокожего. Во всей Европе нет места ближе к Африке, чем Мальта, но именно на Мальте Африка как нигде далеко. В этом загадка Мальты. Кстати, неплохой заголовок для моей статьи: «Мальтийская загадка». Разумеется, беспощадная борьба против иммиграции из Африки и желаемое отсутствие иммигрантов напрямую связаны с процветающей индустрией туризма. Чернокожие на улице лишь отпугивают гостей острова. Правительство Мальты совершенно явно сделало ставку на радушный прием белых иностранцев с покупательной способностью, с которым сложно увязать столь же радушный прием неимущих чернокожих иностранцев.
Я мог бы выразиться более поэтично. Остров, половину которого, похоже, занимает кладбище, живет (насколько это можно назвать жизнью) в прошлом. Единственное, что ему остается, — это продавать свою богатую историю. Вот почему он стремится привлекать тех, кто приходит сюда в поисках прошлого, и не пускает желающих обрести будущее. Решить, является ли Мальта метафорой Европы в целом, я предоставляю читателю.
Глава девятая. Новые гости
1
Сегодня в гранд-отель «Европа» прибыли новые гости. В других гостиницах мира сей факт вряд ли стал бы событием, достойным отдельного упоминания в начале главы, но здесь речь шла о первых новоселах с момента моего заезда.
Когда-то, давным-давно, я проводил отпуск на греческом острове Китира. В ту пору я еще изучал древнегреческий язык богов и каждое лето под беспощадным солнцем путешествовал по Греции, пытаясь абстрагироваться от туристов и всех возведенных в нашу эру зданий, дабы увидеть хоть отблеск древней Эллады, где говорили на языке, который в последующие месяцы я расшифровывал при свете настольной лампы. Разумеется, мне было известно, что у берегов Китиры из пены морской родилась Афродита, но в путеводителе «Лоунли Планет», брошенном в рюкзак исключительно из практических соображений, упоминалось кое-что еще, всецело завладевшее моим вниманием.
Несколькими годами ранее на Китире проводился референдум по вопросу о том, стоит ли создавать на острове туристическую инфраструктуру, и только два островитянина проголосовали за. Не два процента, а два жителя. Все остальные были против. В «Лоунли Планет» объяснялось почему. Значительная часть населения острова эмигрировала в Австралию. Почти у всех жителей Китиры были австралийские родственники, регулярно присылавшие им деньги. Так что они не нуждались в потенциальных доходах от туризма и могли, руководствуясь здравым смыслом, позволить себе роскошь отказаться от них ради сохранения того, что было им дорого.
Поскольку в те дни я был типичным туристом, не считавшим себя таковым, Китира представлялась мне идеальным направлением. Добраться до острова было нелегко. Даже в разгар сезона сюда лишь дважды в неделю заплывали ночные паромы; они отправлялись из захолустного портового города Гифиона на Пелопоннесе, где Парис провел устроенную для него Афродитой ночь любви с похищенной им Еленой, прежде чем увезти ее в Трою. Оказавшись в конце концов на Китире, я с трудом подыскал себе жилье. Арендовав мопед в порту Святой Пелагии, куда причаливал паром, я помчался на другую сторону острова, в местечко Капсали с двойной бухтой, где мне удалось снять спартанского вида комнату.
Заняться на острове было нечем, и уже через неделю я перезнакомился со всеми немногочисленными иностранцами, которых, как и меня, привлекало отсутствие туристов и которые так же, как и я, изнывали