прервался, чтобы подобрать с ковра пушинку, на которую упал его взгляд. И сунул ее в карман.
— Я уже сказал, что превратился в сентиментального старика, — продолжал он, — и понимаю, что не всему на свете суждено оставаться без изменений до скончания века, что изменение порой оборачивается улучшением и что улучшение необходимо. Кроме того, во мне укоренилось сознание того, что моя задача — проявлять уважение и не задавать вопросов. Но ощущается это как ампутация части себя или как потеря любимого человека.
Он повернулся и медленно зашагал к камину.
Только теперь мы заметили, что вместо портрета Паганини над камином висела романтическая фотография Парижа в рамке.
— Мы уже беседовали об этом с новым владельцем, господином Вангом, — сказал Монтебелло. — Он справедливо считает фойе визитной карточкой отеля, и потому для него важно, чтобы именно здесь царила «типично европейская атмосфера», как он выражается. Живописное фото Парижа выполняет эту задачу, на его взгляд, лучше, чем мрачный мужской портрет девятнадцатого столетия. Он прав. Китайские гости, которых он собирается здесь принимать, несомненно, оценят его новшество.
Мы возмутились и потребовали вернуть портрет Паганини на место.
— Господин Ванг этого не допустит, — сказал Монтебелло. — Я спросил его, могу ли повесить картину в своей комнате. Против этого он не возражал, но, к сожалению, к тому времени ее уже выбросили. Он не такой мягкотелый европеец, как мы. Старый хлам для него — старый хлам. Новые вещи обладают в его глазах большей ценностью и красотой. Я вынужден с ним согласиться. Это был весьма посредственный портрет кисти неизвестного мастера со скромными талантами. И не представлял собой никакой ценности, кроме сентиментальной, для такого старика, как я.
Мы не знали, что сказать.
— А сейчас прошу меня извинить, — сказал он. — Если я ничем не могу быть вам полезен, то я был бы рад вернуться к работе.
Удаляясь от нас, он еще раз обернулся и сказал:
— Благодарение богу, что нашей прежней хозяйке не приходится этого видеть. Для нее это и в самом деле потеря любимого человека.
Глава десятая. Панчаят в Музаффаргархе
1
Посещение Гитхорна, вообще-то, не входило в нашу программу. Правда, на первых порах он значился в составленном двумя Марко предварительном списке туристических мест в Нидерландах за пределами Амстердама, наряду с Волендамом, Алкмаром и Кекенхофом, и, хотя наш финансовый мозг Грета рвалась туда ввиду бюджетности проведения там подготовительных исследований, что для нее было весомым фактором, ибо Фонд кино и другие потенциальные источники субсидий едва-едва отреагировали на ее запросы, я уже на ранней стадии наложил на эти населенные пункты вето. Мне они были, естественно, совершенно не по душе. Я сразу же сказал, что, снимая документальный фильм о таком мировом феномене, как туризм, мы не должны скатываться в провинциализм, что вместе с мещанским уютом старинных голландских деревень в фильм почти автоматически проникнет ироническая тональность, которой мы должны избегать всеми силами, и что, коль скоро мое творчество уже начинает приобретать мировую известность, я хочу добиться большего, чем одобрительного шепота дам, узнавших свое родное, на заседании книжного клуба где-нибудь в Дренте. Грета немного посопротивлялась, заявив, что Гитхорн расположен не в Дренте, а в Оверэйсселе, но оба Марко согласились с моими доводами. Они, как и я, видели в работе над нашим документальным фильмом об оборотной стороне тяги к странствиям в первую очередь повод самим совершить несколько запоминающихся путешествий и явно предпочитали более экзотические места, чем те, где все помечено стрелочками нашего отечественного турбюро.
Однако за прошедшие недели голландец Марко познакомился через своих друзей с нидерландской четой, которая обожала путешествовать предпочтительно в непопулярных направлениях и вела на эту тему увлекательнейший, по его словам, блог. На меня их блог после поверхностного просмотра особого впечатления не произвел, но, по мнению Марко, взаимодействие с Басом и Ивонной могло оказаться для нас особенно интересным благодаря тому, что они, в свою очередь, дружили с еще одной парой, Томом и Брендой, разделявшей их страсть и составлявшей им, по их словам, жесткую конкуренцию.
— Мне их отношения напомнили твой рассказ об отпускном стрессе, — сказал Марко.
Данный феномен меня действительно интересовал. Когда-то отпуск был временем отдыха, а небольшое путешествие — способом проветрить голову и развеяться. После целого года непосильного труда на безжалостного эксплуататора-хозяина ты ехал к морю или в горы, чтобы пожить две-три недели в съемном домике или в кемпинге среди природы, среди лесов и журчащих ручьев, ничем не напоминающих об офисе, или, на худой конец, в какой-нибудь город за границей, чтобы увидеть соборы и дворцы, каких в твоей демократичной стране никогда не строили; чтобы вкусно обедать, не думая о готовке; целоваться, прикрывшись меню на иностранном языке; и фланировать по элегантным бульварам. После такого отпуска ты сообщал своим друзьям, из вежливости спрашивавшим, как ты отдохнул, что тебе удалось ненадолго полностью отвлечься, забыть о стрессах и теперь ты готов поработать еще годик.
Для некоторых это, возможно, так и осталось, но для множества людей полноценно проведенный отпуск в наше время означает нечто существенно большее. Сейчас, когда приходится постоянно отстаивать свое право на существование и собственная идентичность перестала быть столь же само собой разумеющейся, как фамилия и профессия отца, когда ее приходится ежедневно конструировать, очерчивать и маркировать, отпуск — это шанс добавить новые штрихи к своему профилю в глазах окружающих, и упустить его нельзя. Мир для нас открыт, мы можем поехать куда угодно, и эта возможность равняется обязанности, ведь мы живем только один раз, не правда ли?
Кто не использует эти бескрайние возможности путешествовать, тот по меньшей мере скучен, а как человек достоин сожаления и неполноценен, подобно тем членам общества, которые в наши дни, когда успех провозглашен вопросом выбора, решают не гнаться за успехом. Тот, кто осознает свою обязанность заявить о себе как о человеке, достойном подражания, жадно хватающемся за все предоставляемые жизнью возможности, уже не может ограничиться прогулкой по горам Гарца и отдыхом с палаткой в департаменте Дордонь. Соцсети, в которых мы обязаны ежедневно оформлять и выставлять свою потрясающую жизнь на всеобщее обозрение, не позволяют расслабиться: наш отпуск должен поражать воображение. Мы же не хотим отстать от других, чьи потрясающие жизни отображаются у нас в ленте, — и вот, не успели мы