картины. Они висели высоко. И было слишком темно, чтобы как следует их разглядеть.
— Позвоню и спрошу, можно ли включить свет, — сказала Клио.
Я сомневался в уместности подобной просьбы. Мне было неловко. Поэтому из меня никогда не вышел бы хороший искусствовед. Привыкнув ставить интересы научных исследований выше учтивости, Клио уже решительно набирала номер. Для нас зажгли свет.
Изображения Марии Магдалины нигде не было. На картине слева мы узнали святого Себастьяна, а справа — святую Урсулу, также пронзенную стрелами. Я уже собирался уйти, как Клио вдруг заинтересовалась этими картинами. Узнав генуэзскую школу живописи, она сказала, что об их существовании никому не известно. Клио достала камеру. Но полотна висели слишком высоко. Я и глазом не успел моргнуть, как она в узкой юбке и на каблуках взобралась на алтарь.
В этот момент в церковь заглянули туристы: сначала пожилая пара американцев, а затем итальянская семья с двумя детьми. Должно быть, они заметили приоткрытую дверь и пришли, так сказать, утолить культурный голод. Мне следовало выпроводить их из церкви, но я замешкался. Всем своим видом я решил показать им, что их глупый шепот и вороватое шарканье нам мешают. Мы проводили научное исследование и потому имели право здесь находиться, в то время как они в своей спортивной одежде и удобных кроссовках, вероятно, даже не могли отличить святого Себастьяна от святой Урсулы. Ну вот, начинается. Поскольку Клио фотографировала картины, им тоже приспичило запечатлеть их на пленку. А заодно как бы между прочим держать под контролем свой нарочито молчаливый выводок.
— Илья, — крикнула Клио, — ты выше меня.
Она спустилась с алтаря и передала мне фотоаппарат.
— Не ропщи. Для меня это важно.
В то время как я, стоя на главном алтаре, фотографировал полотна, а Клио кричала мне снизу, какие их фрагменты представляют для нее особый интерес, туристы начали выказывать раздражение нашим поведением.
— Вот уж эти итальянские туристы: мне почти стыдно, что мы тоже из Италии, — прошептала итальянская зануда своему мужу так, чтобы мы услышали.
Постойте, но ведь все с точностью до наоборот. Вы здесь туристы — не мы. Мы работаем, понимаете, а вы бесстыдно и демонстративно щеголяете перед нами своим свободным временем. Мы ведь не вторгаемся с умным видом в ваш офис и не разгуливаем по нему в шлепках? Мы благоговейно относимся к древним сокровищам искусства в этой церкви, хотя вы, вероятно, даже не в курсе, что такое церковь.
Когда Клио наконец-то осталась довольна моими подробными снимками, я слез с алтаря, случайно опрокинув бронзовый подсвечник, подчеркнуто громко ударившийся о мраморный пол, и заметил, как безмозглая толстая американка, опустившись на колени, погрузилась в молитву. По ее щекам текли слезы. Итальянская семья к тому времени бесшумно покинула церковь.
— Все, — сказала Клио. — Пошли.
— Ты не расстроилась, что мы не нашли картину? — спросил я.
— Мы нашли две другие картины. Ты что, вообще ничего не смыслишь в игре, да? Тебе, Илья, еще многому нужно научиться.
12
В последний день отпуска, поскольку мне еще предстояло написать статью, мы отправились на поиски места погребения двадцати четырех беженцев, погибших в результате кораблекрушения. Найти его оказалось не так-то просто. Где бы мы ни осведомлялись: на стойке регистрации в отеле, в туристическом офисе, — у нас неизменно возникало впечатление, что наш вопрос воспринимается болезненно или расценивается как неуместный. После долгих и настойчивых расспросов мы наконец выяснили, что беженцы похоронены на специальном кладбище для иностранцев под названием «Аддолората», где также покоились иностранные жертвы Второй мировой войны. Располагалось оно недалеко от Валлетты.
Мы взяли такси. Водитель предупредил нас, что кладбище закрыто. Мы ему не поверили и настояли на том, чтобы он все-таки нас туда отвез. Но он оказался прав. Я стал звонить. После нескольких попыток мне удалось связаться с тем, кто, похоже, был уполномочен предоставлять информацию. Кладбище действительно было закрыто на неопределенный срок. Когда откроется? Неизвестно. В любом случае — не в ближайшее время. Связано ли закрытие с двадцатью четырьмя свежими могилами? Нет, с этими могилами оно никак не связано. Тогда с чем? Точно неизвестно. Ремонт. Скорее всего, с ремонтом.
Я вынужден был признать, что наиважнейшая часть моей миссии потерпела фиаско. Однако сдаваться я не собирался, то есть прежде всего не собиралась сдаваться Клио. Для нее это была очередная игра. Вдобавок она обожала подключать к играм свои контакты, а также контакты контактов. Через приятеля подруги своей матери ей удалось выйти на Никколо Занкана, корреспондента газеты «Ла Стампа», который, судя по его сообщениям в твиттере, находился на Мальте, когда туда привезли тела. И даже опубликовал фотографию похорон. Возможно, он все еще на Мальте, предположила Клио. Но на Мальте его уже не было. Зато он прислал Клио заметки, сделанные им во время трагедии с беженцами, и видеозапись похорон.
С его помощью мне удалось досконально реконструировать судьбу двадцати четырех трупов. Они прибыли на Мальту в черных полиэтиленовых мешках. К ноге каждого из них крепилась бирка, на которой должно было значиться имя усопшего. Но бирки были безымянными: «Неизвестный № 7», «Неизвестный № 11», «Неизвестный № 3». Двадцать четыре анонимных трупа. Их доставили в морг мальтийской больницы для вскрытия. По оценке патологоанатома, беженцы были родом из Африки, к югу от Сахары: из Эритреи и Сомали. Двадцать три взрослых мужчины и один подросток. У каждого из них была взята проба ДНК. Никогда не знаешь, вдруг в будущем объявится близкий или родственник, желающий найти того, кого любил и у кого когда-то было имя.
Их предали земле на кладбище для иностранцев «Аддолората», на огороженной, специально отведенной для анонимных захоронений территории. На видеокадрах видно, как военные несут гробы к могилам. То есть к ямам, выкопанным в охристом песчанике. Никакой церемонии. Поскольку неизвестно, кем были эти люди и какую религию исповедовали при жизни, религиозных обрядов не предусматривалось. Так, по крайней мере, можно избежать ошибок. Больше всего на видео поражает отсутствие людей. За исключением дюжины чернокожих женщин в белых вуалях. Возможно, жительниц Мальты, пришедших отдать последний долг незнакомцам, которые вполне могли быть их соотечественниками. Больше ни души. Анонимных, никем не оплакиваемых, их без свидетелей закопали в землю на участке для неопознанных покойников кладбища для иностранцев. Конечный пункт их назначения — забвение на задворках истории.
В том, что нам не