Суп оказался достоин своей репутации, а доббель-квит, который пили под него, напомнил Мартену давно прошедшие времена и первую свою юношескую любовь в Антверпене. Это сентиментальное настроение ещё усилили то надрывные, то снова зажигательные мелодии, которые наигрывал квартет цыган в дальнем углу зала. Зандель заметил задумчивость своего клиента и, проявив большую деликатность, не стал занимать его разговором. Лишь в перерыве, когда цыгане отложили инструменты, спросил, понравилась ли ему их музыка.
Мартен ответил утвердительно и оживился, взглянув на женщину, которая играла на гитаре и теперь обходила столы, собирая деньги. На ней был красный лиф, расшитый цехинами, и грязноватая пестрая цветастая юбка. Худое морщинистое лицо с грустными глазами и слишком светлой для цыганки кожей показалось ему знакомым, или скорее похожим на другое, знакомое много лет назад. Не мог припомнить, чье, и даже не задумался над этим, ведь это мимолетное впечатление едва проникло в его сознание.
Но она его заметила — может быть потому, что ощутила на себе его взгляд, а может только потому, что сидел он с Занделем, который явно был тут частым гостем. Подойдя к их столу, кивнула агенту, а потом, взяв ладонь Мартена, спросила шепотом:
— Forebode, sir? Forebode Vour destiny?17
— Почему ты говоришь с ним по-английски? — удивился Зандель.
— Потому что он англичанин, — ответила она спокойно и весьма уверенно.
Мартен усмехнулся.
— Если твое гадание так же верно, как то, что я англичанин… — хмыкнул он, но не договорил и не забрал руки.
— Ты иностранец, — поспешно поправилась она. — Но долго жил в Англии. И в других странах тоже. Ты моряк, — теперь она заговорила торопливо. — Был очень богат. Очень, очень богат! Теперь — ох! — уже второй раз потерял почти все. Остался у тебя только корабль.
— Это уже больше похоже на правду, — буркнул Мартен.
— Твой корабль красив и быстр, как ветер, — продолжала она, вглядываясь в линии его ладони. — И ты любишь его больше, чем любил женщин… Может только кроме одной, — добавила гадалка, немного поколебавшись. — Теперь тебе предстоит дальняя дорога. Путь на восток, ибо там твоя возлюбленная, далеко от тебя, на востоке, на берегу восточного моря. Но ты не должен туда плыть. Ничего хорошего там тебя не ждет. Твоя дорога кончится у ворот. Кончится кровью. Много, очень много крови у ворот…
— У каких, черт возьми, ворот? — спросил он, ощутив непонятную дрожь.
— У ворот над водой, — тихо шепнула она. — Ничего больше не скажу. Лучше не говорить об этом. Дай мне гульден. Но лучше — нет! Ничего не возьму я с тебя за такое гадание. Может оно и не исполнится, если ты не заплатишь… Дай мне гульден только на память. Я его не потрачу. Можешь мне верить… Дай мне красивый золотой гульден.
Мартен внимательно смотрел на женщину. Казалось, она немного не в своем уме. Избегала его взгляда, словно боялась его. Ее увядшие губы дрожали, как от сдерживаемого плача.
Достав золотую монету, Ян положил ей в ладонь.
— Спасибо за ворожбу, Джипси Брайд, — сказал он, не спуская глаз с её лица. — Не думал, что когда-нибудь тебя встречу.
Она бросила на него потрясенный взгляд, и теперь он убедился, что это она и есть — та самая Джипси Брайд, которая выставила его на посмешище приятелей и знакомых шевалье де Вере в Дептфорде. Та, что уехала вместе с Генрихом де Вере в собственном экипаже Мартена, в экипаже с четверкой коней, которые Генрих выиграл в пари на победу или поражение своего пса, сражавшегося с волком.
« — Это было одиннадцать лет назад, — подумал Мартен. — Ни судьба, ни годы её не пощадили.»
Он жалел её, как бы жестоко она тогда его не бросила, предварительно посодействовав растрате всего состояния. Но нисколько не собирался углубляться в прежние воспоминания, и не интересовался, как случилось, что она вновь оказалась в положении столь похожим на то, в котором он увидел её впервые.
Сунув ей ещё несколько гульденов, отвернулся к Занделю, чтобы как-то объяснить свой поступок, но Джипси Брайд схватила его за плечо.
— Не плыви туда! — взволновано воскликнула она. — Там смерть твоя! Помни, что я сказала: ты погибнешь за королевскими воротами!
— Ха, надо же! — ответил он с не особо уверенной усмешкой. — Только если твои ворота — единственное место, где мне суждена смерть, рано или поздно все равно мне там погибать!
Джипси хотела ещё что-то добавить, а быть может предостеречь его, но толстяк хозяин, недовольный этой сценой, счел за лучшее избавить своих гостей от слишком назойливых приставаний и велел ей убираться. Мартен поспешил заверить его, что сам, по своей воле разговаривал с цыганкой, но не пытался её удерживать. Заплатив за обед и даже не взглянув в сторону оркестра, он ушел вместе с Занделем, обещавшим подвезти его в порт и доставить своей шлюпкой на корабль.
«Торгово-транспортная и маклерская» контора Эрнеста Занделя весьма умело и пунктуально выполнила свои обязательства. Балласт «Зефира» выгрузили на одномачтовые барки, которые отплыли за отмель, чтобы высыпать его в море, после чего к кораблю подошли две большие плоскодонные баржи, полные ящиков с фаянсом и мешков с пряностями. Двадцать первого октября погрузка была окончена, два лоцмана на своих лодках с помощью шлюпки Мартена отбуксировали корабль с илистого рейда и «Зефир» под всеми парусами двинулся в дальнюю дорогу на северо-восток, к Скагеррату.
Плавание не отличалось особыми событиями или приключениями. Только вот штормовая осенняя погода, холод и пронзительные ветры докучали команде, привыкшей к более мягкому климату. Несмотря на это Мартен был в хорошем настроении. Сертификаты, подписанные Шульцем, имели непререкаемый авторитет для ганзейских и датских сторожевых судов. «Зефир» нигде не досматривали и не чинили трудностей. За шесть дней плавания Мартен миновал Скагеррак и Каттегат, вошел в Зунд и без помех пропущен был через двойной кордон военного флота Христиана IV под Эльсинором и Копенгагеном.
На Балтике он оказался впервые с 1573 года, когда в конвое под командованием капитана Фигенова плыл с отцом, Миколаем Куна, во Францию, чтобы сопровождать французского посла Желе де Ланзака. «Зефир» был единственным судном, которому удалось тогда избежать предательской ловушки датчан и выйти через Зунд в Северное море. С тех пор миновало двадцать пять лет, и многое переменилось на свете, да и на Балтике тоже. Дания была теперь едва ли не союзницей Речи Посполитой и предоставляла убежище кораблям Зигмунта III, сражавшимся со шведским узурпатором.
Правда, известия об этих схватках и экспедиции в Швецию были не из приятных. В Копенгагене уже дошли вести о поражении флота польского короля под Стегеборгом и о разгроме под Стангебро. Но Польша была богата и могуча — намного сильнее и богаче Швеции! Мартен верил, что война закончится победой, а сам он успеет принять в ней участие и компенсировать хоть часть потерь, понесенных за последнее время на службе Генриха Доброго.