Кавалькада мчащихся за козленком всадников ушла к одинокому вязу вдалеке, обогнула дерево и понеслась обратно. Подростки толкались и пинались, отнимая друг у друга несчастное существо, и когда раскрасневшийся Саакым, осадив перед ковром скакуна, спрыгнул и подал козленка Олегу, тот больше походил на старую, бесформенную половую тряпку.
— Благодарю тебя, молодец, — кивнул Середин. — Из тебя вырастет настоящий воин!
Пастух поклонился, под приветственные крики побежал с холма, поймал под уздцы своего скакуна, принялся его успокаивать. Причем почему-то совсем рядом с женским столом. Молоденькие девушки целомудренно смотрели мимо победителя на небо, он так же старательно бросал взгляды над головами красавиц.
— Мы запечем для тебя этого козленка на праздничном костре, уважаемый Олег! — пообещал Бий-Султун, забирая у Середина добычу. — Ныне же пора приступить и к трапезе. Иди к нам, племянник мой Улсак! Сын твоего брата принес победу твоему дому, тебе выпала честь угощать нашего долгожданного гостя праздничным блюдом. Исполни свой долг так, чтобы он не испытывал обид и разочарований!
Олег загрустил. Он не первый раз пировал с кочевниками и знал, что у них самому почетному гостю полагалось не менее почетное угощение: баранья голова. Есть голову ведун не умел и не любил. Он предпочел бы что-нибудь простенькое, вроде окорока от передней ноги — но мужчинам такого мяса не предлагали. Женская пища, позор невиданный! Мужчинам выделялся крестец или ребра. Но это уже так, второй сорт. Не для почетного гостя.
Однако плечистый Улсак — кочевник с выпученными глазами, короткой окладистой бородкой и рыжими усами — первым делом выдернул ножи, почиркал ими друг о друга. На этот звук какой-то мальчишка подсунул на ковер доску, положил на нее шматок горячей грудинки. Чик-чик-чик-чик, — застучали ножики, и через пять секунд перед воином лежало несколько костей и кучка рубленого мяса. Сзади подали большую оловянную миску, наполовину налитую дымящимся бульоном. Улсак взял доску, ссыпал порубленное мясо в бульон и с вежливым поклоном подал получившийся суп Олегу.
— Выглядит очень вкусно. — У Середина и правда потекли слюнки.
— Зачерпывать сорпо можно пиалой, — тихо посоветовал Бий-Султун.
На луг перед стойбищем вышли нарядно одетые девушки — в шароварах, настолько широких внизу, что они казались юбками, в черных, вышитых спереди золотом жилетках, в рубахах с длинными и широкими, «цыганскими» рукавами и в войлочных пилотках, украшенных распушенными перьями. Они запели и пошли в самый настоящий русский хоровод — с наклонами, колыханием рук и разворотами. Потом были песни под бубен и песни под свирель, мужские игры в шапки, девичьи — в воротки, потом опять хоровод. Олег размяк от забытого ощущения покоя и безопасности, он пил кумыс, ел густое сорпо, иногда закусывал сырными шариками, которые с супом шли очень даже неплохо. После того как девушки вернулись к столу, а парни опять исчезли за осинником, настала очередь козленка, все это время жарившегося на вертеле. Не спрашивая гостя, ему принесли переднюю часть без ног, остальное поставили перед его женщинами. Действительно, разве можно поделить тушку как-то иначе?!
На лугу опять появились всадники. На этот раз они играли факелами на длинных рукоятях — жонглировали, перебрасывали друг другу и даже, рассыпая искры, устраивали что-то вроде поединков. Олег, наблюдая за этим, отодвинул блюдо с мясом — в него больше не влезало. Заметив это, староста наклонился:
— Доволен ли ты, гость мой. Все ли было хорошо, есть ли у тебя еще какие-то желания?
— Нет, спасибо, — покачал головой Середин. — Все просто изумительно. Приятно встретить вдали от дома столь хороших людей. Клянусь, с этого момента вы можете считать меня верным другом и союзником.
— Наш гость доволен всем, братья мои! — с облегчением объявил Бий-Султун. — У него нет больше никаких желаний!
Над кочевьем мгновенно повисла тишина.
— Коли так, — не очень уверенно сообщил старейшина, — надобно проводить вас в дорогу.
— Да, пора, пора. — Роксалану и Тарию без грубостей, но весьма настойчиво подняли из-за стола, отвели к Олегу.
— Идемте, гости дорогие, — почтительно поклонился им Бий-Султун. — Я покажу путь.
Вслед за кочевником они спустились к болоту. Позади сомкнулись полукругом молодые лихие парни с факелами.
— Вот и обещанный фейерверк, Роксалана, — задумчиво пробормотал Олег. — Чего-то я не понимаю. Совсем. Предскажи что-нибудь, пророчица.
— Тария сбежит с Саакымом, — вздохнула спутница. — Эх, такая хорошая служанка из нее могла получиться. И вот на тебе.
— Вам нужно идти вон туда, — указал на берег за болотом, километрах в двух, Бий-Султун. — Там будет дорога, которая выведет вас из ущелья к Бычьему Языку.
— К какому языку?
— Бычий Язык — это каменный мыс на излучине Агидель.
— А что такое Агидель?
— Это наша река, дорогой гость.
— Мы знаем более удобную дорогу, уважаемый Бий-Султун.
— Нет, наш дорогой гость. Вам придется идти здесь.
— Почему?
— Таков наш обычай, уважаемый Олег. Мы встречаем каждого гостя со всем уважением, устраиваем праздник в его честь, исполняем все его прихоти. Когда же веселье заканчивается и гость больше ничего не желает, мы провожаем его этой дорогой.
— Насчет любых прихотей нас не предупредили! — возмутилась Роксалана.
— Вечер, болото… — Рука ведуна скользнула к костяной рукояти. — В такое время любят появляться из своих гнезд анчутки и навки, всплывают утопленники. Нехорошее это время для прогулок, мой дорогой Бий-Султун. Мы бы хотели уйти другим путем.
— Это будет не по обычаю, долгожданный гость.
Олег опять оглянулся на плотный строй факельщиков. На хмурого Чабыка, замершего у кромки воды с рукой на мече. Теперь все это выглядело совсем иначе.
— Хватит заговаривать мне зубы, старейшина, — покачал головой ведун. — Скажи просто и прямо, что происходит?
— Мы хотим, чтобы после праздника, который мы со всей искренностью устроили в твою честь, ты бы вместе с женщинами покинул наше кочевье этой дорогой.
— Через строй навок, мавок и утопленников?
— Они воруют наших детей, — наконец признался Бий-Султун. — Заманивают или ловят возле болот. Иногда хватали и женщин, тех, что послабее.
— Тогда почему бы тебе не откочевать в другое место?
— Эта долина принадлежит нашей семье, чужеземец. Мы не можем уйти из нее. Другие пастбища принадлежат другим родам и семьям. За них нужно воевать, а наше кочевье не самое сильное и многочисленное. Мы можем признать себя рабами чужих родов и откочевать к ним. Иные так и делают. Но большинство хотят оставаться свободными.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});