он мне сейчас признался?»
– Давайте лучше о вас поговорим, – предлагает он. Ему явственно хочется сменить тему разговора. – Почему вы расплакались, когда на меня натолкнулись?
Я цепенею:
– Простите меня, пожалуйста. Это на меня совсем не похоже, честное слово.
– Да я прекрасно понимаю, не переживайте. У вас опять день не задался? Опять плохо себя чувствуете?
– Наверно… отчасти. Я, кажется, перерабатываю и очень от этого устаю. Но у нас столько дел.
– Знаете, как странно вышло: после нашей недавней встречи мне как раз попалась статья про вашу хроническую усталость. Ее еще с затяжным ковидом сравнивают.
– Да, некоторые симптомы долгого ковида очень похожи на миалгический энцефаломиелит. Он тоже часто начинается с вируса.
– И у вас?
– И у меня. Я ухитрилась где-то подхватить инфекционный мононуклеоз – это в моем-то возрасте! Нормальные люди им болеют в детстве. – Я криво улыбаюсь. Мне даже вспоминать об этом странно, но та болезнь изменила мою жизнь до неузнаваемости. – Я практически никогда ничем не болела. Ни в детстве, ни когда выросла. Мне было уже за тридцать, когда я эту дрянь подцепила. И после нее так окончательно и не оправилась. К тому же МЭ, когда вовсю разыграется, в сто раз хуже.
– Да уж, невесело. И что, лекарств никаких нет?
– От мононуклеоза есть, и он вроде бы прошел. Врачи сначала говорили, что у меня послевирусная усталость, что надо немного потерпеть и она тоже со временем пройдет. Но шесть месяцев прошло, а лучше мне не стало; тогда и поставили диагноз МЭ. Мне тогда казалось, что жизнь кончена и я уже никогда не буду нормальным человеком. Я тогда вообще не могла подняться с постели. Ни умыться, ни даже поесть сама была не в состоянии.
– Это чувство, что жизнь кончена, мне хорошо знакомо. Когда у меня с ногами все это случилось, я вообще не видел смысла продолжать жить без ног. Но все в конце концов меняется, и начинаешь видеть свет в конце тоннеля – надо только как следует вглядываться.
– Наши инвалидности такие разные, но в чем-то все-таки есть сходство.
Джек кивает.
– Вы уже говорили, что какое-то время ездили в инвалидном кресле.
– Да, я тогда была очень слабая, мышцы почти атрофировались, и ноги меня не держали, а каждый шаг причинял страшную боль. И на костылях тоже. Понимаете, даже те, кто немного знает про МЭ, считают, что это просто постоянная усталость. А про весь остальной букет им неизвестно. Хотя эта болезнь разрушает весь организм. – Я делаю глоток газировки. – Надеюсь, вы не хотите весь день слушать про мои проблемы.
– Как ни странно, хочу. Мне интересно. После травмы со мной вместе в реабилитационном центре было много таких, как я. На пустую трепотню я тогда был мало способен, я и теперь-то на нее особо не горазд. – Джек состроил хитрую мину. – Так что там я народ не слушал и, что с ними происходит, не вдумывался. Тогда меня интересовало только мое состояние. И теперь я об этом жалею. Люди, конечно, могут тебе посочувствовать, но понять, что такое жить с инвалидностью, причем любой инвалидностью, может только тот, кто что-то похожее испытал на собственной шкуре.
Смотрю на Джека и вдруг понимаю, что мои причитания он слушает отнюдь не из вежливости – он действительно хочет говорить на эти темы. Ему эти разговоры нужны не меньше, чем мне самой.
– Я говорил, – продолжает он, – люди здесь живут замечательные, но таких, как я, мне почти не встречалось. Наверное, потому что мало таких идиотов, которые в моем положении захотят жить в городе, построенном на горах, и где вдобавок все улицы вымощены брусчаткой.
– Да уж, передвигаться здесь, прямо скажем, нелегко.
– Конечно, нелегко. Но я люблю преодолевать трудности. И мне почему-то кажется, что вам это тоже нравится. Иначе какого черта вам соглашаться работать на острове в море! Наверняка для метеоролога нашлась бы работенка где-нибудь в уютном офисе. Полагаю, вам хотелось всем доказать, что вы все можете и что те, кто считает вас больной, неправы. Такая логика многих вперед толкает.
Я улыбаюсь. Он попал в самую точку.
– Скорее всего, вы правы. Я долго, больше года, просидела на больничном. Наверное, я хочу именно этого: доказать всем, что я по-прежнему в состоянии делать свою работу.
– Но ведь не во вред своему здоровью? Работа того не стоит.
– Я знаю, мне нельзя чересчур напрягаться – самой же потом будет хуже. Пока я здесь, я стараюсь соблюдать меру, но мне не всегда удается. И на станции у нас сейчас не все в порядке.
– Потому вы и были расстроены?
– Отчасти. А отчасти потому, что я, по-моему, обидела своего коллегу Джейми.
– Это того, который по телевизору ведет прогнозы погоды и по которому сходит с ума все женское население Сент-Феликса.
– Он самый. И да, именно такую реакцию он у людей и вызывает.
– Но не у вас?
– Упаси боже! На мой вкус, он себя слишком любит. – Я еще не успеваю закончить эту произнесенную на автопилоте фразу, а уже понимаю, что больше так о Джейми не думаю.
Таким было первое впечатление от Сонни, но с тех пор, как я узнала Джейми, поняла, что он совсем другой, а то был просто фасад. Я готова все это объяснить Джеку, но он уже заговорил сам:
– Мне этот тип людей хорошо знаком. Так чем вы его обидели?
– Честно говоря, я не знаю. Он повернулся и ушел, и я не понимаю почему.
– Характер показывает?
– Не думаю. Это на него не похоже, – протестую я, пытаясь исправить уже сказанное о Джейми. – Он обычно спокойный и уравновешенный.
– Значит, вы ему сказали что-то исключительно ядовитое, – говорит Джек. Я в испуге смотрю на него и понимаю, что он опять шутит. – Да не пугайтесь вы так. Вас уж и подразнить нельзя. Уверен, ничего плохого вы не сделали. Погуляет и как миленький вернется, поджав хвост, будто нашкодивший пес. А вот и мой пес уже тут как тут.
Проследив за его взглядом, вижу идущую к нам очаровательную женщину с палевым лабрадором на красном поводке. Лабрадора я уже видела в прошлый раз на холме.
– Привет, Барни. – Джек треплет пса по спине. – Привет, дорогая, – говорит он женщине, наклонившейся его поцеловать. – Кэйт, знакомься, это Скай, она метеоролог с Авроры. Я ее сегодня чуть не сбил и теперь замаливаю грехи.
– Приятно познакомиться, Скай. – Улыбаясь мне, Кейт садится за столик.
– И мне тоже, Кэйт. Только Джек как истинный джентльмен взял вину на