похолодание, сковавшее льдом реки, — способствовали активизации противника, получившего широкие возможности для маневра. Наиболее опасным стало Чжалайнор-Маньчжурское направление, где были сосредоточены шесть пехотных китайских бригад, кавалерийская дивизия, два бронепоезда и несколько белогвардейских формирований, вспомогательные и технические подразделения.
В соответствии с поступившими сведениями о намерениях китайцев прорваться к Чите и Байкалу, чтобы перерезать Транссибирскую магистраль и отрезать Дальний Восток от центральных районов России, штаб ОДВА разработал план упреждающего удара. Советское командование не имело намерения начинать широкомасштабную войну против чанкайшистского Китая, однако гоминьдановцам следовало преподать серьезный урок, отбив у них всякое желание посягать на территории северного соседа. Замысел Чжалайнор-Маньчжурской операции заключался в рассечении группировки противника на части и последовательном их уничтожении. Было учтено, что противник имел значительное превосходство в живой силе, но уступал в техническом оснащении.
Операция началась в ночь на 17 ноября 1929 года, а уже к исходу дня китайская группировка была окружена. Генерал Лян Чжуцзян решительно отверг предложение о капитуляции, что было его большой ошибкой: уже 20 ноября он, весь его штаб и еще порядка 250 офицеров и 8 тысяч солдат оказались в плену…
Участвуя в Чжалайнор-Маньчжурской операции, чекистские группы провели изъятие архивов и документов штабов, правительственных учреждений, полиции и белогвардейцев — таковых было эвакуировано три вагона; организовали уничтожение военных складов и сооружений; проверили тюрьмы, освободили политзаключенных; осуществляли сбор и вывоз военных трофеев — оружия, транспорта, материальных средств. Для обеспечения чекистской операции Особому отделу был придан батальон 62-го полка, а для проведения взрывных работ — прикомандированы два дивизионных инженера.
В ходе операции было задержано 424 белогвардейца — из них свыше 160 колчаковских офицеров, а также 1200 китайских военнослужащих; на советскую территорию удалось возвратить 3838 наших граждан — служащих КВЖД и сотрудников советских учреждений, интернированных китайцами.
Произошедшее отрезвило китайскую сторону — 22 декабря 1929 года в Хабаровске был подписан протокол о восстановлении прежнего положения на КВЖД, а 25 декабря Китай покинул последний эшелон с советскими войсками. Напомним, что это был первый локальный конфликт такого уровня после окончания Гражданской войны и реформы армии 1924 года…
«В приказе ОГПУ СССР № 344 от 25 июня 1931 года отмечалось, что „в период конфликта на КВЖД органами ПП ОГПУ ДВК был выполнен ряд ответственных заданий по борьбе с контрреволюцией“. „За успешное проведение боевых операций с белокитайцами“ пистолетом системы „Маузер“ калибра 7,65 были награждены начальники особых отделов 2-й дивизии Н. П. Сафонов и 5-й Кубанской кавдивизии А. Н. Поморцев, помощник начальника Особого отдела 35-й дивизии А. Ф. Сафроненко, уполномоченные Особого отдела 36-й дивизии П. И. Воронин и П. А. Савельев. „За активное участие в разработках боевых операций против белобандитов“ „Маузером“ калибра 6,35 с надписью „За храбрость и активное участие в борьбе с контрреволюцией от Коллегии ОГПУ“ были награждены помощник уполномоченного Особого отдела 5-й кавбригады И. Н. Егоров и помощник начальника 1-го отделения ОО ОДВА И. А. Козлов»[156].
ОДВА была награждена орденом Красного Знамени и стала именоваться Особой Краснознаменной Дальневосточной армией. Командарм В. К. Блюхер в мае 1930 года стал первым в нашей стране кавалером ордена Красной Звезды.
* * *
Следует вспомнить, что тогда же военным контрразведчикам приходилось принимать участие и в решении проблем сугубо «внутреннего» характера — бороться с пресловутыми «внутренними врагами». С 1922 года и потом, до реорганизации 1941-го, в краях и областях существовал институт полномочных представителей ОГПУ, которым подчинялись и войска, и органы ГПУ, а также органы военной контрразведки в армии. Полномочный представитель мог привлекать их сотрудников к решению любых оперативных задач, в том числе и не связанных с контрразведывательным обеспечением войск. Между тем количество «внутренних врагов» не имело тенденции к сокращению, а само понятие варьировалось. Для примера достаточно вспомнить, как левые эсеры, соратники большевиков по Октябрьскому восстанию, уже в 1918 году превратились в «злейших контрреволюционеров» и были успешно «побеждены».
К 1930 году «враг внутренний» оказался гораздо более серьезным и многочисленным…
Весной 1928 года был составлен пятилетний план коллективизации крестьянских хозяйств, в соответствии с которым к концу этого периода, к 1933 году, в колхозы должно было объединиться 4 процента российского крестьянства. Потом начались корректировки, «встречные планы», всяческие бюрократические и идеологические игры, и в апреле 1929-го план уже предусматривал объединение 16–18 процентов крестьян. С тем коллективизацию и начали — на «голом месте», без достаточной проработки и подготовки, да еще и с очередными «повышениями» и «перевыполнениями». В итоге… «Страна вступала в новую гражданскую войну. В 1929 году было 1307 крестьянских выступлений, в них участвовало около 300 тысяч человек, в январе — марте 1930 года — более 2700 массовых выступлений (это без Украины), в которых приняло участие свыше миллиона человек»[157].
Вот вам и «враги внутренние»! А «если враг не сдается…» — то мы знаем, что с ним надо делать. Главное для власти: не признавать собственных ошибок. «История принадлежит победителям!»
«Тридцатого января 1930 года Политбюро приняло директиву „О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств и сплошной коллективизации“ (Sic! Кому там 16–18 процентов казались завышенными?! — А. Б.). Кулаки разделялись на три категории и направлялись в концлагеря и ссылку. Затем последовали массовые репрессии против зажиточных крестьян.
В национальных районах (Северном Кавказе, Средней Азии, Казахстане) в отряды восставших входили несколько сотен, даже тысяч человек. Против них направлялись регулярные войска и части ОГПУ.
Ситуация приобрела неожиданный оборот. И 20 февраля 1930 года Политбюро приняло постановление „О коллективизации и борьбе с кулачеством в национальных экономически отсталых районах“, в котором осуждались спешка и механическое перенесение методов коллективизации районов сплошной коллективизации на национальные территории. В русских районах торможения не было»[158].
Такая сложилась ситуация. И тут многие партийные и советские руководители на местах попытались отвести главную роль в «наступлении на деревню» Красной армии. Но ведь армия, как издавна повелось на Святой Руси, — по своему социальному составу преимущественно являлась крестьянской! Одно дело, когда воевали с белыми или громили восставшую «матросню»: трения между «пехотой» и «флотскими» всегда были. Но что могло произойти, если бы в процессе реализации курса на «сплошную коллективизацию» повсеместно использовали красноармейцев? Куда они могли бы повернуть штыки?
Тут и произошли так называемые «медынские события», которые благодаря военной контрразведке получили широкий резонанс и заставили руководство страны и армии принять воистину спасительные для себя, да и для страны, которая могла скатиться к новой гражданской войне, решения.
«30–31 января 1930 года 243-й стрелковый полк 81-й дивизии, дислоцированной в городке Медынь, Вяземского административного округа (ныне — Калужская область), принял участие в операции по „изъятию ценностей у торговцев, недоимщиков и лишенцев“. Таким образом райком партии решил должным образом отреагировать на Постановление ЦК ВКП(б) от 5 января 1930 г. „О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству“. Партработников не смутила разница между жителями города, занимавшимися торговлей и ремеслом, и зажиточным деревенским населением, о