орденом Красного Знамени. В приказе Реввоенсовета Республики отмечалось, что попытки контрреволюции нанести Красной армии удар в спину, разрушить ее изнутри «разбивались самоотверженной революционной работой Особого отдела в центре и на местах».
* * *
Закончим эту главу маленьким рассказом Всеволода Вишневского (1900–1951) — очень известного некогда литератора, автора пьесы «Оптимистическая трагедия», сценария фильма «Мы из Кронштадта» и многих других произведений. В историю советской литературы он вошел как писатель-маринист, и мало кто знает, что в Первую мировую войну гимназист Вишневский добровольно поступил в лейб-гвардии Егерский полк, служил в команде разведчиков, был награжден Георгиевским крестом и двумя медалями, а его бурная «революционная» биография включила и службу в Особом отделе бригады морских бронепоездов.
Рассказ в несколько страниц дает самое наглядное представление о работе военных контрразведчиков низового звена на фронтах Гражданской войны.
Дела былые…
Талые степи Украины. Год девятнадцатый…
В вагон политотдела Заднепровской бригады бронепоездов вваливались матросы, занимая скамьи. Собрание…
— На повестке — организация Особого отдела. Районы бандитские, — бьют нас тут со всех румбов. Человек оправиться выйдет, а его в расход… Поезда под откос пускают. Приходится подумать. Слово для предложения имеет секретарь.
Секретарь ячейки встал.
— Тут одного ранило. В строю ему трудно. Пока пускай в Особый идет. Володька, встань.
Раненый встал и глянул одним глазом из-под громадного кома грязной марли, окутывавшей распухшее лицо. Секретарь продолжал:
— Еще кандидатура Петра Попова. Они с одного корабля — с «Вани-Коммуниста». Попов, встань.
Человек встал. Раздался голос:
— Попов, у тебя какая специальность?
— Машинист.
— Вот и верти-вали.
Секретарь докладывал:
— Вот, товарищи, им всё и поручим.
— А инструкции какие?
— Какие инструкции? Чудак! Доглядай да поспевай — вот и всё. Ну, возражений нет? Кто за Володичку, за Петичку?
Прогудело:
— Нет возражений, знаем их!
Петичка и Володичка остались в вагоне. С ними гроссбух и инструкция: «Доглядай да поспевай». Все вместе — Особый отдел бригады.
Штабной эшелон бригады идет к Знаменке — по степям Украины.
По степям Украины идет на Знаменку эшелон, штаб бригады, политотдел, комендантская команда и вагоны боезапаса — для бронепоездов. Володечки нет — подался пока «доглядать» на бронепоезд, и весь Особый отдел теперь — Петечка и есть.
В голубой зной уходят дым и грусть…
На Знаменке белые. Эшелону отрезан путь. А зной голубой, и тишина над степями родной Украины. Эшелон идет к Знаменке.
Лучистые трещины засверкали на зеркальных окнах штабного вагона. Враг бьет! Первые пули встретили эшелон.
Петечка летит к команде, поднимая ручной пулемет «льюис»:
— Вылазь все!
Пули бьют в упор. Эшелон штаба Заднепровской бригады бронепоездов — эшелон матросской бригады, — тормозя, подходит к вокзалу Знаменки, занятой кубанцами генерала Шкуро.
Эшелон стал, и неожиданность эта остановила казаков.
— Ото ж матросы, сукины дети, воны що-нэбудь удумалы.
Попов ползет по крышам раскаленных зноем вагонов… Доглядай, поспевай! Уф!.. Как выходные стрелки поставлены?.. Вон казаки лезут… Горячо!..
И он с крыши запустил первой очередью по кубанцам:
— Куды лезете — тут для некурящих!
Петечка видит: комендантская команда держится. И затем бежит к паровозу:
— Машинист!
Из угольной лавы высунулось черное лицо.
— Машинист! Не робей, дядя! В жизни раз помирать, и то, когда сто лет будет.
Петечка бежит к концевым вагонам…
Машинист дал ход. Тронулся эшелон, и тогда вновь ударили в упор из окон вокзала и из-за строений. Попов вдруг хватается за «льюис»… Ай!.. А стрелки, как поставлены выходные стрелки? Эшелон уже идет. Братки из вагонов отстреливаются. А если эшелон свернет по южной ветке? А надо на запад! Крышка! Каюк, темный люк!
Петечка снова влезает на ходу на крышу вагона и бежит, перескакивая с крыши на крышу… Петечка кричит машинисту «стоп» и соскакивает у самых стрелок.
Петечка у стрелки. Стрелочник стоит на месте, кричит ему:
— Товарищи, швыдче. Усе готово. Проходите!
Петечка поворачивает назад. Добрэ, дядько! Это дело. Теперь пройдем. Факт. Фак-те-ец! Го-го! Хотя стой! Дай погляжу сам.
Петро опять у стрелки. Кричит стрелочнику:
— Дядько, ложись. Убьют казаки!
Дядько машет матросу — ладно, мол. Но Петро идет к дядьке и видит, что стрелка переведена… на юг, к белым.
— Ты что ж? А?
Дядько лезет в карман. Ясно — зачем. Попов бьет дядьку в ухо навылет. На месте. И перебрасывает стрелку. Эшелон идет, ускоряя ход, на запад, к своим!
Что у дядьки в карманах? Доглядай! Револьвер. Деникинские деньги. Погоны. Зажигалка. Бумаги… Так!
В штабном вагоне Петечка идет на прямой провод. Вызывает Володечку.
«Знаменку прошли ничего зпт особый отдел имел наблюдение тчк шли боезапас тчк».
Потом в гроссбух — в статью расходов — заносит: «Переодетый белогвардеец (офицер) под формой стрелочника пущен в расход на станции Знаменка»[143].
Глава пятая
В канун грозных потрясений
Как известно, не менее, чем «врагов внешних», российские власти издавна боялись «врагов внутренних». Последнее понятие трактовалось широко и в каждое время по-своему (вспомним «Поединок» А. И. Куприна), так что властные структуры не склонны были доверять даже своим людям. Недаром, согласно докладу Сталина на XII съезде РКП(б)[144], «партия контролировала все политические сферы, включая армию и профсоюзы»[145] с первых лет советской власти. Применительно к армии особую боязнь вызывала возможность троцкистского заговора — многие «пролетарские» военачальники были ставленниками наркома Троцкого, к которому испытывали чувство громадной личной преданности. Есть предположение, что и Лев Давидович имел планы, опершись на красноармейские штыки, возглавить страну. Но что бы потом осталось от России, принесенной в жертву «мировой революции»?
«Оружием контроля», соответственно, были органы ОГПУ, что явствовало уже из названия: «Государственное политическое управление».
«…Сталин ввел в практику ежемесячные отчеты ГПУ Секретариату ЦК о состоянии партийных дел сверху донизу и отныне знал все, что происходит в партийных структурах. Учитывая контроль Политбюро над армейским аппаратом, вся полнота власти была в руках „тройки“ (Каменев — Зиновьев — Сталин)»[146].
«Контроль над армейским аппаратом» осуществлялся особыми отделами, официально лишенными своей контрразведывательной функции, что не могло не отразиться отрицательно на их авторитете и на отношении в войсках к их сотрудникам — кто ж любит контролеров и проверяющих?! Даже в Писании «мытари» — современные налоговики — являются отрицательными персонажами…
Так что не случайно, что «в середине 1920-х годов, как и в годы Гражданской войны, хотя и в гораздо меньшей степени (в войну всегда были свои особенные взаимоотношения. — А. Б.), партийные органы отказывались откомандировать на чекистскую работу своих ответственных сотрудников. Так, 14 декабря 1925 года начальник Админотдела ОГПУ А. П. Флексер и заместитель по политчасти начальника Отдела погранохраны и главинспектора войск ОГПУ Вахрушев обратились к начальнику Орграспреда[147] ПУРа Строганову с просьбой