Читать интересную книгу Замуж с осложнениями - Ю. Жукова

— Мне надо будет представиться? — шепчу я Азамату, стараясь не произвести вообще никакого звука. Эхо всё-таки подхватывает мои слова, но превращает их просто в невнятный шелест. Азамат мотает головой.

Когда все наши втягиваются в залу, мы приближаемся к привратнику. Он деловито помечает Азамата в списке, потом окидывает нас безразличным взглядом, задерживаясь на большом, гордо сверкающем хоме Азамата и моём маленьком хомчике, подмигивающем сапфировыми глазами.

— Азамат Байч-Харах с женой, — трубит старик за дверь и отступает. Возможно, мне мерещится, но по зале как будто прокатывается смутный гул.

Я изо всех сил стараюсь придать своей осанке и лицу хоть какое-то достоинство и не выглядеть, как забитый кролик. Азамат отпускает мою руку, и это совершенно не облегчает задачу.

Если до сих пор я думала, что нахожусь в очень просторном помещении, то теперь понимаю, что то был крысиный лаз по сравнению с собственно «гостиной». Она невероятных размеров, и кажется ещё больше из-за леса естественных колонн, похожих на песочные часы. Стен я вообще не вижу, только колонны и колонны, которые становятся всё чаще, чем дальше вглубь. До уровня двух-трёх человеческих ростов они украшены резными узорами, похожими на те, что вышиты на одежде у муданжцев. А выше эти узоры плавно переходят в естественные наросты и пятна камня, проблески слюды или чем там оно всё блестит.

А блестит действительно всё. Я даже не понимаю, где установлены лампы, но их цветные лучи, как сквозь витраж, обдают всё вокруг радужным мерцанием, как будто сами скалы расщепляют белый свет на спектр.

Я чуть не забываю, что надо идти вперёд, но когда тепло, исходящее от Азамата сквозь тонкую рубашку, исчезает, я понимаю, что слегка отстала, залюбовавшись, и скорее нагоняю его.

Людей в зале немного, человек тридцать, не считая наших. Видимо, ещё две команды. Как только мы спускаемся по широкой лестнице вниз к другим гостям, снова слышится пронзительный голос старца-привратника, объявляющего вновь прибывших. Не отставая от Азамата, я прохожу мимо всех присутствующих, стараясь выглядеть спокойно и благожелательно. Азамат кивает знакомым, те кивают в ответ. Мы доходим до ненаселённой части залы и останавливаемся у колонны в ожидании свежих гостей. Они следуют нашим маршрутом, кивают Азамату и проходят ещё дальше, застывая у колонн, как шахматные фигуры. Я понимаю, что до сих пор не заметила ни одной женщины, и мне становится не по себе. Ну не одна же я тут, правда? Я ведь понятия не имею, как себя вести, и очень надеялась следовать примеру других дам.

Однако вот мимо нас проходит пара: молодой плечистый парень с видом героя трагической повести об индейцах, а с ним женщина несколько старше него, действительно очень красивая, с правильными тонкими чертами смуглого лица, правда, довольно пухленькая. На ней пронзительно-зелёное платье до самых пят с очень широкой юбкой, которая висит, как сложенные крылья бабочки, а сверху ещё неудобного вида кафтан, так густо расшитый золотом и серебром, что должен быть очень тяжёлым. Её завитые волосы аккуратно разложены по плечам. Мне кажется, она изо всех сил держит голову ровно, чтобы локоны лежали симметрично. В ушах у неё небольшие, но широкие кольца, усыпанные крупными камнями всех цветов, а на шее прямо-таки броня из цепей и цепочек, бус и ожерелий и прочих неописуемых сияющих украшений, нижним ярусом под которыми красуется причудливой формы хом, кажется, на нём изображены какие-то хищные птицы. Вот интересно, муданжских девушек с детства тренируют на шее ведро с водой носить?

На меня эта краля, конечно не смотрит, она вообще не шевелит ничем, кроме ног, да и те так задрапированы, что она как будто плывёт. Им для этих дам нужно горизонтальный эскалатор тут установить. Мне внезапно становится смешно при мысли о конвейере расфуфыренных тёток. Скорее всего как раз потому, что обстановка меньше всего располагает для смеха.

Мы стоим и ждём прибытия новых гостей долго и мучительно. Кой чёрт нас тянул приехать одними из первых, а? Я замечаю, что кое-кто поблизости потихоньку шушукается, и вроде бы от этого не происходит немедленного обвала, так что я решаюсь заговорить с Азаматом.

— Долго ещё ждать?

Он поворачивает ко мне голову и слегка улыбается.

— Устала? Ещё две команды должны быть, насколько я знаю. После этого сможешь отдохнуть с другими женщинами.

— Я пока только одну видела.

— Есть ещё две.

— А чего так мало-то?

— А кто ж своих жён с собой в космос таскать будет? Тут только те, кто недавно поженились. Ну и госпожа Эрдеген.

Я хотела спросить, кто это такая, но тут мимо нас снова потопали гости, и Азамат отвлёкся на приветствия. Я вижу ещё одну женщину, совсем молоденькую круглолицую пышечку, которая озирается по сторонам с живым детским интересом. Я едва не вздыхаю с облегчением: по крайней мере, не все тут такие мороженые селёдки, как та, первая. Впрочем, на этой золота висит не меньше. Ладно, если что, скажу, что у меня волосы из золота, и мне его носить скучно.

Гигантские двери мягко затворяются, оставляя старца снаружи, и тут всё приходит в движение. Внезапно все разом принимаются говорить, кричать приветствия через весь зал друг другу, мужчины здороваются между собой, ударяя кулак о кулак. Азамат незаметно подталкивает меня в глубь зала, где прежде виденные мной дамы уже стоят рядышком и беседуют. Я говорю себе, что всё это — театральная постановка во сне, я — не я, и далее по тексту. И иду.

Когда я подхожу достаточно близко, чтобы быть включённой в разговор, старшая женщина поводит рукой в сторону младшей и говорит мне:

— Динбай.

Младшая тоже делает такое же движение в сторону старшей и говорит:

— Эсарнай.

Тут у меня наконец-то кликает в голове: кажется, последнее слово — это роза, то есть, скорее всего, имя. Это они так представляются. Ну, меня назвать некому, так что я киваю и говорю:

— Элизабет.

Реакции у них разные: Эсарнай вроде бы приободряется и повыше поднимает голову; Динбай наоборот как-то виновато улыбается. Она ростом только чуть выше меня, да и Эсарнай ненамного выше. Видимо, муданжские женщины в принципе существенно ниже своих мужчин. Что ж, я не внакладе.

Что делать дальше, я не знаю, но тут на волне невообразимого аромата к нам присоединяется ещё одна дама, старая, как мир, в белой меховой горжетке и шляпке с пунцовыми перьями.

— Здравствуйте, госпожа Эрдеген, — хором говорят две другие, и мне ничего не остаётся, кроме как повторить за ними. Будем считать, что я успела выучить, как по-муданжски "здравствуйте".

Госпожа Эрдеген стягивает губы звёздочкой и говорит:

— Ну пойдёмте уже, я настоялась.

У неё такая типичная для старой аристократки манера речи, что мне опять становится смешно. Эти чёткие влажные звуки в сочетании с низким хрипловатым голосом, это «настоялась», похожее на растопыренные колья забора барской усадьбы…

Вслед за ней мы поднимаемся по очень пологой и длинной лестнице в небольшую светлую комнату с окном, где в углу на жаровне из того самого светящегося камня пыхтит чайник, а на столике расставлены крошечные чашечки, молочнички, пиалы с творогом, и по центру в вазе — полоски сушёного мяса, как букет. Динбай тут же кидается разливать чай, а госпожа Эрдеген усаживается на подушки у столика и повелевает:

— Чай забелить не забудь!

Я смотрю на всё это в тихом ужасе, честно говоря. Не знаю уж, кто эта старая мымра, но я ей прислуживать не буду ни за какие коврижки. Впрочем, кажется, я и не должна. Во всяком случае, Эсарнай спокойно садится напротив, а она ведь примерно моего возраста. Да ещё и имена у нас на одну букву начинаются. Наверное, Динбай потому и прислуживает, что она Динбай. Мрак.

Сажусь на подушку, скрестив ноги, как можно дальше от Эрдеген. От её духов дыхание спирает, не иначе, она два флакона на себя вылила. А у меня и так сегодня обонятельная травма. Динбай наполняет чашку старухи, потом мою. Я, естественно, благодарю и тут же получаю несколько изумлённых взглядов. Ну знаете!

— Вы говорите по-муданжски? — светским тоном спрашивает Эсарнай.

Я делаю вид, что мучительно пытаюсь её понять, и отвечаю на всеобщем:

— Я знаю только некоторые слова.

— Ах, вот как, — она легко переходит на всеобщий, хотя акцент у неё довольно сильный. Затем она подвигает мне молочник: — У нас принято на Цаган-идир есть и пить всё белое.

Я снова благодарю и вслед за старухой наливаю себе в чай молока. Я этого дела не фанат, правда, но раз так принято…

— Почему вы всё время благодарите? — с лёгкой улыбкой спрашивает Эсарнай.

— У нас так принято, — говорю не менее светским тоном с такой же улыбкой. — Хорошо воспитанный человек всегда всех благодарит.