Читать интересную книгу Замуж с осложнениями - Ю. Жукова

Остальные, с обычными, «глухими» именами (пуднир), занимаются сельским хозяйством, ремеслом или — кто победнее — идут в слуги к более обеспеченным. Практически за каждым человеком любого пола закреплено стадо того или иного мелкого рогатого скота, который и является основным источником пищи муданжцев. Количество голов в стаде зависит не только от обеспеченности владельца, но и от места проживания и основного занятия. У жителей чернозёмных территорий стада, как правило, меньше. Сами хозяева их, конечно, не пасут, а сдают в общее гигантское стадо, управляемое несколькими пастухами, которым за это платят в складчину. У Старейшин есть отдельные очень большие стада, за счёт которых существует забавное подобие банковской системы: например, северянин, приехавший по делам на юг, может употребить овцу из местного старейшинского стада, так же как южанин на севере. По возвращении оба должны будут отдать по овце из своего стада в старейшинское.

Совет Старейшин составляется из двух категорий людей один к одному: духовники, завершившие обучение, и просто любые уважаемые мужчины старше сорока, чем-либо заслужившие хорошее отношение соседей и Старейшин. Духовникам запрещается жениться, поэтому подавляющее большинство их — гомосексуалисты. «Светские» старейшины, наоборот, обязаны быть женаты и иметь хотя бы одного ребёнка.

Традиционно Муданг представлял собой некое подобие парламентской монархии с императором во главе и столичным Советом Старейшин в роли парламента. Императорская власть передавалась по наследству по мужской линии, но в случае отсутствия наследника или если он не подходил на эту роль с точки зрения Старейшин и жителей, в столице созывалось народное собрание и выбирало нового императора. Однако два столетия назад джингоши, захватившие Муданг, убили последнего императора, и с тех пор эта традиция не возобновлялась.

Собственно, муданжские наёмники появились почти сразу после завоевания и состояли из людей, в наибольшей степени обременённых гражданской совестью. Наёмники первой волны категорически не имели никаких дел с джингоши, а наоборот всячески старались расстроить их планы, но следующее поколение, выросшее уже под властью джингоши, оказалось куда более толерантно. Теперь часто можно было наблюдать объединения из джингошских и муданжских наёмничьих банд, и в земном сознании эти две нации слились в некое единое представление об опасности в космосе. Тут следует упомянуть, что Старейшины категорически не одобряли кровопролитных восстаний против джингоши и призывали муданжцев к терпению. Муданжские наёмники вовсе не порывают с корнями. Даже в открытом космосе они продолжают соблюдать свои обряды и традиции, в составе команды обычно есть ученик Старейшины-духовника, и заветы Старейшин всё ещё играют для космических наёмников большую роль.

Даже формально признавая некоторое своё единство с джингоши, муданжцы всё-таки крепко держатся вместе. Одним из проявлений такого единства стали собрания наёмников, организуемые раз или два в год на нейтральной территории. На такие слёты собираются по нескольку десятков команд для обмена информацией, опытом, а иногда и вполне материальными приобретениями. Среди капитанов команд нет никакой узаконенной иерархии, поэтому получается круглый стол вообще без ведущего, однако вдумчивая размеренность — неотъемлемая составляющая муданжского менталитета — позволяет всем присутствующим высказаться и услышать друг друга. Собрания организуются в тайне, хотя и без видимой причины — посторонним не имеет никакого смысла на них появляться. Однако те посторонние, которым довелось по какой-либо причине поприсутствовать на таком слёте, остаются под глубоким впечатлением от невероятной единой силы и величия этой угнетённой нации, подобно тому, как чувствует себя работник ядерного реактора, регулярно находясь под боком у чудовища, способного, казалось бы, при малейшей неполадке уничтожить жизнь на целой планете, и однако работающего на человечество.

* * *

После развлечений в машине мы всё-таки идём завтракать. Не знаю уж, смутили мы кого-то своим взрывом страсти в машине с незатемнёнными окнами или нет. Я лично считаю, что если человеку на автостоянке около супермаркета делать больше нечего, чем в чужие машины заглядывать, то это их проблемы, а не мои.

Азамат ест так, как будто неделю маковой росинки во рту не было. На моё хихиканье по этому поводу он только ухмыляется:

— Я всегда много ем, когда доволен жизнью. А когда грустно, ведь вкуса не чувствуется, правда же?

Я никогда об этом не задумывалась, теперь пытаюсь прикинуть.

— У меня скорее наоборот, когда грустно — хоть вкусной еде можно порадоваться.

— Молодец, правильно, сам всегда ищу хорошие стороны у всякой дряни, потому и жив до сих пор, — тараторит он, наворачивая фаршированных мидий. — Кстати, раз уж мы летим на Муданг, то имеет смысл подвезти наших бывших коллег. В качестве пассажиров, конечно.

А, так Гонд и Эцаган вернутся на борт?… и Алтонгирел.

Азамат следит за тем, как у меня меняются выражения лица в соответствии с мыслями, и начинает хохотать.

— Лиза, ну не переживай ты так. Алтонгирел с тобой примирился, он больше не будет строить козни.

— Ещё бы я с ним примирилась, совсем было бы хорошо.

Азамат некоторое время сосредоточенно жуёт и только мотает головой.

— Понимаешь, он сам себя подставил, — говорит он наконец. — Когда мы прилетим на Муданг, он должен будет представить нас Старейшинам и рассказать, из каких соображений он решил, что мы хорошая пара. И если он расскажет неубедительно, его учитель будеточень недоволен. Так что Алтонгирелу теперь жизненно необходимо, чтобы у нас всё было хорошо. Он больше не будет пытаться нас поссорить.

Я закатываю глаза.

— Если он будет устраивать нашу личную жизнь с тем же рвением, с каким до сих пор расстраивал, то, боюсь, наш брак будет весьма недолговечным.

Азамат собирался как раз перейти к следующей мидии, но вместо этого теперь угрюмо смотрит в тарелку. Я легонько пинаю его под столом:

— Не грузись, это я так шучу. Ты же не будешь спорить, что до сих пор у него с нами всё время получается наоборот?

— Это да, — соглашается Азамат и снова углубляется в еду. Я считаю это хорошим признаком и, успокоенная, вгрызаюсь в тост. Как я, оказывается, соскучилась по хлебу! А думала, я его совсем не ем…

— У нас сегодня вечером ещё одно мероприятие, — внезапно тихо говорит Азамат. — Встреча с другими… нашими…

— Тайная? — шёпотом спрашиваю я.

— Не совсем, но… чужих нам там не нужно. Я бы очень хотел, чтобы ты пошла со мной.

Мне нравится это не сильно завуалированное принятие в "свои".

— Пойду, конечно, — охотно киваю. — А что там будет?

— Ну, сначала мне с другими капитанами надо будет поговорить, заодно, я думаю, удастся продать захваченный корабль. Нам-то он не нужен, но вот некоторые там копают под джингошей…

Подобные разговоры всегда заставляют меня осматриваться. Мы сидим в уютной забегаловке с закосом под средневековую таверну, столики отделены друг от друга довольно высокими деревянными перегородками. Когда заходили, тут почти никого не было, но…

— Не волнуйся, сюда посторонних не пускают, — подмигивает мне Азамат. — Хозяйкина бабка была из первых сбежавших с планеты после завоевания.

Киваю.

— А если продадим, из этих денег Эцаган с Гондом что-нибудь увидят?

— Конечно, — Азамат сдвигает брови. — Собственно, всё, за вычетом того, что они съедят на обратном пути. А что?

— Так, просто интересно… — пожимаю плечами. Чувствую, кто-то не любит, когда женщина лезет в его дела. Ну, милый, если б я вела себя, как у вас принято, чёрта с два бы я за тебя вышла, не так ли? — Так что там дальше будет на этой вашей посиделке?

— Ну так… музыка, игры… там можно много приятного народа встретить. В общем, праздник, по сути.

— Хм, — о чём-то мне напоминает слово «праздник»… А! — Слушай, а туда надо эту хреновину платиновую надевать?

Азамат широко открывает глаза.

— Ты ещё про неё помнишь?

— Конечно, она у меня так и висит на спинке кровати. Так как, надо?

— Можешь не надевать, — говорит он после мгновенной паузы. Кажется, кто-то идёт на уступки.

— То есть, по-хорошему, надо? — уточняю я. Он мнётся. — Ну, ты наденешь?

— Да, но тебя никто заставлять не будет. Я понимаю, что тебе тяжело. Ты такая тоненькая, лёгкая, естественно…

Ну, положим, не такая уж я эфемерная, а на Тирбишевых харчах ещё и поднабрала. Страшно подумать, на что похожи эти их бабы. Но проблемы это не отменяет.

— Может, я надену ненадолго, а потом потихоньку сниму? — предлагаю. — Если за столом будем сидеть, то всё равно не видно, она же длинная.

— Хорошо, — охотно кивает Азамат. — Если тебе не трудно, то это прекрасная идея.