— Ну подели их на группы, — пожимаю плечами. — И пусть более сильные тренируют более слабых, а ты сиди в кресле да оценивай. Потом, наверняка сейчас многие на энтузиазме запишутся, а потом отпадут.
— Да нет, я не про то, — говорит он ошарашенно. — Справиться-то я с ними справлюсь, но странно, что столько народа вообще хотят со мной дело иметь! Я ведь мало того, что урод, так ещё и не сын своему отцу…
— Ну, твой отец нынче не в почёте, — усмехаюсь я.
К нам подходит Алтонгирел, останавливается перед Азаматом и некоторое время просто стоит и смотрит, то на него, то на меня. Потом отводит взгляд и произносит:
— Ну что же… этот брак принёс более обильные плоды, чем я ожидал. Но тебе, Лиза, надо быть очень осторожной. Все эти люди, что записываются на уроки к Азамату, на самом деле просто хотят оказаться под сенью твоего могущества. И ты должна их не разочаровать.
— Предлагаешь немедленно научиться убивать взглядом и воскрешать словом? — хихикаю я.
— Нет, — кривится Алтонгирел. — Но придётся тебе хотя бы первое время поизображать образцовую жену.
— С этого места поподробнее, — напрягаюсь я, — а то я уже договорилась с целителем переводить земные медицинские справочники на муданжский.
Алтонгирел закатывает глаза.
— Старейшины никогда в жизни тебе этого не разрешат…
— Старейшина Унгуц это сам предложил! — перебиваю я.
— Старейшина Унгуц… — Алтонгирел сглатывает ругательство. — Что он тебе ещё предложил?
— Взять ученицу.
Духовник мотает головой, а Азамат прижимает меня покрепче. Гляжу на него — он выглядит страшно довольным.
— Ладно, — сдаётся Алтонгирел. — Я уже понял, что Старейшина Унгуц теперь весь твой. Боги с тобой, бери ученицу, переводи свои книжки, только умоляю тебя, ходи в женский клуб, не хами старшим, и пусть Азамат тебе дом построит где-нибудь… подальше.
Когда мы наконец-то вылезаем из ямы с трибунами, неподалёку прямо на траве уже расстелены скатерти и всё уставлено яствами. Азамат щедро раздаёт сласти из своей корзинки, я еле успеваю всё попробовать. К счастью, оно всё не такое сладкое, как на первый взгляд кажется, только очень жирное.
— Это и весь приз? — спрашиваю разочарованно, когда корзинка начинает показывать донышко. Я как-то ожидала, что хоть медальку дадут или статуэтку платиновую…
— Нет, ещё участок земли у дальнего края Дола и табун. Хоть лошадь себе подберу, а то старый мой друг меня не дождался…
Я не придумываю ничего лучшего, как присвистнуть. Однако и правда вестерн, вот и ранчо теперь есть.
Нас усаживают на ковры и подушки в торце импровизированного длиннющего стола рядом со Старейшинами, кормят сырыми фруктами и мясом, потом мясом, тушённым с фруктами, потом ещё в каких-то комбинациях, и всё это под хримгу и фруктовое вино. Впрочем, алкоголь я игнорирую, а то ещё развезёт из-за папаши… не стоит Азамату праздник портить. Да и вообще, кто-то же должен будет сесть за руль.
Под конец застолья начинает темнеть. Азамат уже давно растянулся во весь немалый рост на ковре и пристроил голову мне на колени. Я же каверзно расплела ему волосы и сижу, глажу по всей длине, сколько дотягиваюсь. Он только что не мурчит. Народ вокруг уже даже перестал тыкать в меня пальцами и шушукаться. Кажется, все приняли как должное, что у Байч-Хараха ужасно ласковая жена.
Начались песнопения. Интересно, что бородатые Старейшины принимают в них живейшее участие, и у многих даже вполне приличные голоса. С моей пролетарской точки зрения, гораздо приятнее, чем у профессионального певца, который вместе с музыкантами надрывается. А вот бритые Старейшины рта не раскрывают.
— А почему духовники не поют? — спрашиваю сонного Азамата.
— Ещё бы они запели, — усмехается он. — Если духовник поёт, то получается молитва-заклинание, ну знаешь, гуйхалах. А вон тот Старейшина… который нам хомы заговаривал… он и говорить не может, такая в нём сила. Чуть губами шевельнёт, уже чудеса творятся. Любовь богов даром не даётся, знаешь ли.
Ох знаю. И очень надеюсь, что Азамат уже заплатил за сто лет без бед. Я поднимаю лицо к небу и возношу свой собственный молчаливый гуйхалах, чтобы все дальнейшие сражения в своей жизни он выигрывал так же легко, как сегодняшнее. Музыка подхватывает мою просьбу и уносит в темнеющее небо над головами счастливых людей.