Читать интересную книгу Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина - Владимир Набоков

5 Ленский. Третий главный мужской персонаж в романе. В этих строфах восемнадцатилетний Ленский завязывает более тесные дружеские узы с двадцатипятилетним Онегиным, чем двадцатилетний Пушкин в главе Первой; но, с другой стороны, этот наивный энтузиаст, которого Онегин одарил большей привязанностью, нежели Пушкина, сильнее отличается от Онегина, чем Пушкин, который столь же опытен и разочарован, как и Онегин. Оба, Ленский и Пушкин, лучше понимают поэзию, чем Онегин; однако Пушкин в свои восемнадцать (в 1817 г.) был несравненно лучшим поэтом, чем Ленский теперь (в «1820 г.»), невзирая на их увлечение модной французской элегией, офранцуженным «Оссианом» и переводами Жуковского и мадам де Сталь из немецких поэтов. Онегин выработает в себе покровительственное отношение к Ленскому, поочередно впадая то в снисходительность, то в подшучивание; Онегин и Пушкин, несмотря на разницу лет, встречаются на равных; и если Онегин выступает учителем Пушкина по части байронической меланхолии, то Пушкин может научить его многому в отношениях с женщинами, чего не найдешь и у Овидия.

Имя Ленский (происходящее от названия реки в восточной Сибири) уже использовалось ранее. В первом издании (апрель 1779 г.) эпической поэмы Михаила Хераскова (1733–1807) «Россияда», чудовищно скучном собрании псевдоклассических банальностей (но считавшейся современниками бессмертной), один из приближенных царя Ивана был злодей по имени Ленский. В одноактной комедии Грибоедова и Андрея Жандра (1789–1873) «Притворная неверность», представляющей собой переработку одноименной пьесы (1768) Никола Тома Барта, впервые поставленной 11 февр. 1818 г., среди русских имен, заменивших французские, встречается имя Ленского (этот Ленский — веселый молодой человек, и его друг разыгрывают старого волокиту, заставляя своих возлюбленных прикидываться влюбленными в него).

6 геттингенской. О Геттингенском университете (в городе с тем же названием в провинции Ганновер на северо-западе Германии) с симпатией упоминается в письме поэта Батюшкова к Александру Тургеневу (выпускнику Гетгингена) от 10 сент. 1818 г., отправленному из Москвы в С.-Петербург: «Сверчок[32] что делает? Кончил ли свою поэму [ „Руслан и Людмила“]? Не худо бы его запереть в Геттинген и кормить года три молочным супом и логикою… Как ни велик талант Сверчка, он его промотает, если… Но да спасут его музы и молитвы наши!»

Александр Тургенев (1784–1845) содействовал зачислению Пушкина в Лицей в 1811 г., и именно он сопровождал гроб Пушкина из Петербурга в Святые Горы (Псковской губернии) в феврале 1837 г.

Любопытно заметить, что вымышленный Владимир Ленский был вторым студентом Геттингенского университета, ставшим другом Онегина: первым был Каверин (глава Первая, XVI, 6; см. коммент.), который, как бывало в те времена, окончил учение там в семнадцать лет, в возрасте Ленского.

Тынянов усматривал в Ленском главы Второй портрет Кюхельбекера, который в 1820 г. посетил Германию. Я не согласен с таким поиском прототипа, затемняющим подлинный, не поддающийся прямой расшифровке процесс творчества.

Наречие «прямо», приложенное к «геттингенской», — слабая позднейшая доработка. В обоих отдельных изданиях главы Второй (1826,1830) было «душой филистер геттингенский» вместо окончательного «с душою прямо геттингенской». Рецензируя Вторую главу, Булгарин отметил в своей «Северной Пчеле» (СXXXII, 1826), что «филистер» на студенческом жаргоне означает «горожанин», не имеющий отношения к университету, тогда как Пушкин, который, кстати, делает ту же ошибку в письме от 7 мая 1826 г. к Алексею Вульфу, студенту Дерптского университета, имел в виду слово «бурш» или «Schwärmer» <«мечтатель» — нем.>, обозначавшее студентов. Если бы Пушкин был склонен принять совет этого критика, он, может быть, изменил бы строку и написал: «Душою швермер геттингенский», — и тогда восторг Булгарина не знал бы предела. К сожалению, наш поэт не возвратился к своему черновику (2369, л. 25 об.) и первому беловому варианту: «…школьник геттингенсюй» («геттингенской» — старая форма окончания именительного падежа мужского рода, совпадающая с окончанием творительного падежа женского рода).

7 полном. Прилагательное «полный» часто используется поэтами, чтобы заполнить середину строки (как здесь) или чтобы закончить ее. Женская предикативная форма «полна» рифмуется легко, а мужская предикативная форма — это единственная рифма к «волн» и «челн». «Полная луна» — полностью видимый диск луны.

8–9 Поклонник Канта... Германии туманной. Кроме переводов и переделок из немецких писателей Жуковским и другими, знакомство Пушкина с немецкой литературой было почти всецело основано на книге мадам де Сталь «О Германии» (весьма посредственное сочинение, которое она написала в соавторстве с добропорядочным, но бесталанным Августом Вильгельмом Шлегелем в 1810 г). Такие строки из этой книги (том X Полного собрания ее сочинений, 1820–21), как «Les Allemands… se plaisent dans les ténèbres» <«Немцам… нравится тьма»> (ч. II, гл. 1), «[ils] peignent les sentimens comme les idées, à travers des nuages» <«склад их чувств, как и мыслей, пробивается сквозь туман»> (ч. II, гл. 2), «[et ne font] que rêver la gloir et la liberté» <«[только и] мечтают о славе и свободе»> (там же) (ср.: глава Вторая, VI, 11: «вольнолюбивые мечты»), так же как и «sentiments exaltéz» <«восторженные чув-ства»>(ср.: глава Вторая, IX, 12: «возвышенные чувства»), которые она приписывает поэзии Виланда (ч. II, гл. 4), или «enthousiasme vague» «неясный восторг»>, усматриваемый ею у Клопштока (ч. II, гл. 5), — вот материал, из которого создает образ мыслей Ленского его творец. Как видно из дальнейшего, поэзия и язык Ленского зависят от второстепенной французской поэзии в такой же мере, как и от французских и русских переводов Шиллера.

То, что Ленский почерпнул из Канта, можно обнаружить в той же «О Германии» (ч. III, гл. 6. Сочинения, т. XI): «[Кант] ставит [чувство] на первое место в человеческой природе… чувство истинного и ложного, по его мнению, есть первичный закон сердца, как понятия пространства и времени — первичны для мышления». И далее: «[Из] приложения чувства, бесконечного к изящным искусствам, должен родиться идеал, то есть прекрасное, полагаемое… как воплощенный образ того, что представляет себе наша душа». Существительное «идеал» станет последним словом последнего стихотворения, за которым бедняга Ленский заснет в последний раз перед своей дуэлью в главе Шестой. Любопытно, что это слово — главное в последней строфе последней главы «ЕО».

11 Вольнолюбивые. Пушкин, уже употреблявший ранее этот искусственный эпитет («Чаадаеву», 1821, строка 82), заметил в письме к Николаю Гречу (21 сент. 1821 г., Кишинев), что он хорошо выражает французское «libéral». Рифма «плоды — мечты» плохая.

13 восторженную. Ср.: Руссо. «Юлия». Второе предисловие: «…une diction toujours dans les nues» <«…всегда выспренная речь»>.

14 В те времена носить волосы до плеч вовсе не было признаком женоподобия юноши.

VII

   Отъ хладнаго разврата свѣта   Еще увянуть не успѣвъ,   Его душа была согрѣта 4 Привѣтомъ друга, лаской дѣвъ.   Онъ сердцемъ милый былъ невѣжда;   Его лелѣяла надежда,   И міра новый блескъ и шумъ 8 Еще плѣняли юный умъ.   Онъ забавлялъ мечтою сладкой   Сомнѣнья сердца своего.   Цѣль жизни нашей для него12 Была заманчивой загадкой;   Надъ ней онъ голову ломалъ,   И чудеса подозрѣвалъ.

Здесь Пушкин начинает пристальную разработку темы Ленского. Она заключается в изображении образа этого юного и посредственного поэта в выражениях, которые сам Ленский использует в своих элегиях (образец их дан в главе Шестой), — выражениях, то затуманенных потоком неопределенных слов, то проникнутых наивной высокопарностью в псевдоклассическом духе второстепенных французских поэтов. Даже самый точный перевод сталкивается с неизбежной и неопределенной «flou» <«туманностью»> великолепного пушкинского изображения.

Эта строфа была первой опубликованной Пушкиным строфой «ЕО» (в «Северных цветах на 1825 год» Дельвига, конец декабря 1824 г.). Я полагаю, причиной избрания этих отрывков (строфы VII–X) для предварительной публикации стало желание нашего поэта привлечь внимание своих друзей (в строфе VIII), ибо никто из них ничего не сделал, чтобы разбить сосуд его клеветников (см. мои коммент. к главе Четвертой, XIX, 5).