Эта строфа, без сомнения, основана на спорах Пушкина с Кюхельбекером в лицейском дортуаре. Действительно, Пушкина, казалось, преследовали личные воспоминания о Кюхельбекере, что грозило превратить вымышленные отношения между вымышленным Онегиным и вымышленным Ленским в пародию на отношения между двумя другими лицами, пребывающими в различных временных уровнях — Пушкина, каким он был в конце 1823 г., и Кюхельбекера, каким он был, по воспоминанию Пушкина, в 1815–17 гг.
Согласно Тынянову («Лит. наследство», 1934), любимой книгой молодого Кюхельбекера было сочинение швейцарского последователя Руссо — Франсуа Рудольфа (Франца Рудольфа) Вайсса «Философские, политические и нравственные принципы» (1785), которое Кюхельбекер использовал в Лицее, чтобы составить для себя рукописную энциклопедию. У Вайсса перечислены опасные предрассудки: идолопоклонство, обряды жертвоприношения, религиозные гонения.
«Договоры» и «плоды наук» — несомненные отсылки к Руссо, к его сочинениям «Общественный договор» (1762) и «Способствовало ли возрождение наук и искусств очищению нравов?» (1750).
Этот невероятный Бродский (1950), с. 143–45 (пишущий с ошибкой название сочинения Руссо «Общественный договор») полагает, что «плоды наук», которые обсуждают (в 1820 г.) прогрессивные помещики Онегин и Ленский, — это достижения техники, такие как сельскохозяйственные машины, и замечает, что те, кто побывал за границей, были затем изумлены реакционным образом мышления простых русских помещиков, обсуждавших сенокос, вино и псарню.
Недоверчивому читателю напоминаем, что книга Бродского — это «Пособие для учителей средней школы», выпущенное Государственным учебно-педагогическим издательством Министерства просвещения РСФСР. Москва, 1950.
10 между тем (или меж тем). Непереводимое русское выражение, более абстрактное, чем английское «тем временем».
11 Отрывки северных поэм. Где Ленский нашел эти отрывки? Ответ: в книге мадам де Сталь «О Германии»:
Sur le rocher de la mousse antique, asseyons-nous, ô bardes!
<Ha скалу с древним мохом воссядем, о певцы!>
— Клопшток. «Герман, песнь бардов» («О Германии», ч. II, гл. 13).
… les morts vont vite, les morts vont vite…Ah! laisse en paix les morts!
<…мертвые скачут быстро, мертвые скачут быстро…Ах! оставь в покое мертвых>
— Бюргер. «Ленора» (там же, ч. II, гл. 13)
Il est, pour les mortels, des jours mystérieuxOù, des liens du corps notre âme dégagée,Au sein de l'avenir est tout à coup plongée,Et saisit, je ne sais par quel heureux effort,Le droit inattendu d'interroger le sort.La nuit qui précéda la sanglante journée,Qui du héros du Nord trancha la destinée…
<Для смертных есть таинственные дни,Когда освобожденная от телесных пут наша душаВдруг погружается в чрево будущегоИ получает, не знаю благодаря какому счастливому усилию,Непредвиденное право вопрошать судьбу.В ночь накануне кровавого дня,Который решил судьбу героя Севера… >
— Шиллер. «Walstein» (sic)[37], дейст. II, в «переводе» Констана (там же, ч
. II, гл. 18; отметим нелепые длинноты этого «heureux effort» <«счастливого усилия»>).
Coupe dorée! tu me rappelles les nuits bruyantes de ma jeunesse.
<Золоченый кубок! Ты напомнил мне бурные ночи моей юности>
— Гёте. «Фауст» (там же, ч. II, гл. 23).
То, что это и были те самые «Северные поэмы», которые читал Ленский, становится ясно из еще одного отрывка в книге мадам де Сталь (ч. II, гл. 13): «Поэтам Севера свойственна меланхолия и созерцание… Ужас — неистощимый источник поэтического творчества в Германии: привидения и ведьмы нравятся простому народу как и людям просвещенным… это вызвано… длинными ночами северных стран… Шекспир изобразил чудесные действия призраков и волшебства, и поэзия не сумела бы стать народной [= национальной], если бы пренебрегла тем, что оказывает такое неимоверное воздействие на воображение».
Он, несомненно, читал также фрагменты из книги «Оссиан, сын Фингала, бард третьего века, гэльская поэзия, переведена на английский язык г-ном Макферсоном и на французский г-ном Летурнером». Париж, 1777 (или, что более вероятно, новое издание того же «ornée de belles gravures» <«украшенное прекрасными гравюрами»>, которые надо увидеть, чтобы поверить, 1805 г.). «Переведена на английский г-ном Макферсоном» — это издание 1765 г. «Сочинений Оссиана» в двух томах, которое, в свою очередь, вобрало в себя «Отрывки старинных стихотворений, собранных в горной Шотландии и переведенных с гэльского, или эрского языка» (Эдинбург, 1760), и еще две части: «Фингал, старинная эпическая поэма» в шести книгах, опубликованная в 1762 г., и «Темора», также «старинная эпическая поэма» в восьми книгах, 1763 г.
Знаменитая подделка Джеймса Макферсона — это груда более или менее ритмизованной упрощенной английской прозы, которую без труда можно перевести на французский, немецкий и русский. Речитатив нередко переходит в короткие ямбические стихи балладного типа с чередованием четырехстопного и трехстопного ямба в таких местах, как в книге III «Фингала»: «И ветр в ее густых власах, лицо ее в слезах»; это, конечно, исчезло во французском переводе-пересказе, который сделал Оссиана популярным в Европе.
Короли Морвена, их голубые щиты поверх призрачного вереска под покровом горного тумана, гипнотически повторяющиеся расплывчатые многозначительные эпитеты, звучные, отраженные от скал имена, неясные очертания баснословных событий — все это застилало романтические умы туманной пеленой, столь отличной от плоских декораций классических коллонад Века Вкуса и Разума.
Макферсоновы писания оказали огромное воздействие на русскую литературу, как и на литературу других стран.
Рино, сын Фингала, Мальвина, дочь Тоскара, и предводитель Фингаловых бардов Уллин попадали в самые несообразные переводы и были использованы Жуковским в качестве имен-символов («Рино, горный вождь» и «Мальвина», дочь Уллина) в его довольно забавном переложении <«Уллин и его дочь»> посредственной баллады Кэмпбелла «Дочь лорда Уллина».
В «Руслане и Людмиле», «преданье старины глубокой» о «делах давно минувших дней» (фразы под Оссиана), отец Оссиана Фингал (или, по-ирландски, Финн МакКумхал) становится отшельником Фином (Финн), а Мойна (дочь Рейтамира и мать Картона) становится девой-волшебницей Наиной, тогда как Рейтамир превращается в Ратмира, молодого хазарина (персоязычный монгол из Афганистана).
XVII
Но чаще занимали страсти Умы пустынниковъ моихъ. Ушедъ отъ ихъ мятежной власти, 4 Онѣгинъ говорилъ объ нихъ Съ невольнымъ вздохомъ сожалѣнья. Блаженъ, кто вѣдалъ ихъ волненья И наконецъ отъ нихъ отсталъ; 8 Блаженнѣй тотъ, кто ихъ не зналъ, Кто охлаждалъ любовь разлукой, Вражду злословіемъ; порой Зѣвалъ съ друзьями и женой,12 Ревнивой не тревожась мукой, И дѣдовъ вѣрный капиталъ Коварной двойкѣ не ввѣрялъ!
1 страсти. Байрон постоянно играл на этих пронзительных струнах. Неистовые, бунтарские, бурные чувства, становящиеся возвышенными от одной резкости их выражения, подобно пронзительному звуку, раздающемуся в тишине. Представляется, что двое молодых людей обсуждают такие острые темы, как любовь, ревность, судьба, карточные игры, бунтарство. Вайсс (см. выше коммент. к строке XVI) перечисляет опасные страсти: леность в детстве, плотская любовь и тщеславие в юности, честолюбие и мстительность в зрелом возрасте, жадность и потакание своим желаниям в старости.
14 двойке. «Двойка» — любая двузначная карта; смиренный раб удачи, который, однако, может оказаться предателем; здесь используется для обозначения азартной игры, такой как фараон или штосс.
Эти семнадцать строф были закончены к 3 нояб. 1823 г. в Одессе.
XVIII
Когда прибѣгнемъ мы подъ знамя Благоразумной тишины, Когда страстей угаснетъ пламя, 4 И намъ становятся смѣшны Ихъ своевольство, иль порывы И запоздалые отзывы: — Смиренные не безъ труда, 8 Мы любимъ слушать иногда Страстей чужихъ языкъ мятежный И намъ онъ сердце шевелитъ; Такъ точно старый инвалидъ12 Охотно клонитъ слухъ прилѣжный Расказамъ юныхъ усачей, Забытый въ хижинѣ своей.
5 Их своевольство, иль порывы. Я уверен, что в принятом чтении «иль» — опечатка и должно быть второе «их»: «их своевольство, их порывы».