3–4 разность / Между Онегиным и мной; 10–11 [Не] намарал я свой портрет, / Как Байрон... Ср.: Байрон, «Чайльд-Гарольд», песнь IV, посвящение Джону Хобхаузу, 2 янв. 1818 г.:
«…я устал последовательно проводить линию, которую все, кажется, решили не замечать… Я напрасно доказывал и воображал, будто мне это удалось, что пилигрима не следует смешивать с автором. Но боязнь утерять различие между ними и постоянное недовольство тем, что мои усилия ни к чему не приводят, настолько угнетали меня, что я решил затею эту бросить — и так и сделал [в последней песни]»
<пер. В. Левика>.
В черновом наброске письма к Николаю Раевскому-младшему, в июле 1825 г., в Михайловском, в самый разгар работы над «Борисом Годуновым», Пушкин писал: «Правдоподобие положений и истинность диалога… вот истинное правило трагедии… Какой человек этот Ш[експир]… Сколь жалок перед ним Байрон как трагик… этот Байрон… разделил между своими персонажами те или иные черты собственного характера: свою гордость отдал одному, свою ненависть другому, свою меланхолию — третьему… это вовсе не трагедия… Читайте Ш[експира]…» <оригинал по-французски>.
7 Замысловатой: Этот эпитет не имеет точного английского эквивалента. Здесь подразумеваются, иронически, «невразумительный», «причудливый», «запутанный» и другие подобные значения.
LVII
Замѣчу кстати: всѣ поэты — Любви мечтательной друзья. Бывало, милые предметы 4 Мнѣ снились, и душа моя Ихъ образъ тайный сохранила; Ихъ послѣ Муза оживила: Такъ я, безпеченъ, воспѣвалъ 8 И дѣву горъ, мой идеалъ, И плѣнницъ береговъ Салгира. Теперь отъ васъ, мои друзья, Вопросъ не рѣдко слышу я:12 «О комъ твоя вздыхаетъ лира? «Кому, въ толпѣ ревнивыхъ дѣвъ, «Ты посвятилъ ея напѣвъ?
Пушкин дает здесь свою концепцию того, как работает ум поэта, и выделяет четыре стадии:
1. Прямое восприятие «милых предметов» или событий.
2. Горячее, безмолвное потрясение от иррационального восторга, сопровождающего воскрешение этого впечатления в фантазии или во сне.
3. Сохранение образа.
4. Более позднее и спокойное прикосновение к нему искусства, отождествленного с рационально контролируемым вдохновением, словесным преображением и новой гармонией.
2 мечтательной. Слово «мечта», с производными от него, — главное «действующее лицо» в словаре русских романтиков… Комбинация звуков в слове «мечта» смешивает сочное «м-» с легким «-ч-» и музыкальным «-та»; естественные рифмы для «-та» (ж. р., ед. ч.) или «-ты» (род. пад., ед. ч. и им. пад., мн. ч.) — это слова «красота», «цветы» и «ты»; многочисленные оттенки значения (от «химеры» до «амбиции»), передаче которых оно служит, делают его самым прилежным, трудолюбивым членом романтической команды. И поэты девятнадцатого века, действительно, слишком уж эксплуатировали это слово, пока оно не потеряло всякое значение и всякую привлекательность в вялых строках рифмоплетов и дам-писательниц. Пушкин очень благоволит не только к «мечте», но и ко всем производным от этого слова, таким, как «мечтание», «мечтанье», «мечтать», «мечтатель» и «мечтательный», которое близко к «задумчивый» — другому пушкинскому любимому слову.
8–9 и деву гор... / И пленниц берегов Салгира. Здесь две аллюзии: 1) на черкешенку из стихотворной «повести» «Кавказский пленник», начатой в августа 1820 г., законченной весной 1821 г., опубликованной в 1822 г., на последней неделе августа; и 2) на пленниц из гарема в «Бахчисарайском фонтане», написанном в первой половине 1822 г., опубликованном 10 марта 1824 г. с интересным предисловием Вяземского[31].
Эти поэмы — потоки-близнецы четырехстопного, не разделенного на строфы ямба, отчетливо запечатлели юношеские увлечения Пушкина восточными мотивами. Рудиментарная библиография, которую наш поэт набрасывает в главе Первой, LVII, будет расширена им в первой строфе главы Восьмой, когда он совершит «путешествие» по своим творениям и отождествит свою Музу с их героинями.
Согласно Б. Недзельскому (см.: Бродский, 1949), Салгир — это употреблявшееся крымскими татарами название любой реки в Крыму; здесь так называется, очевидно, Чурук-река, около татарского города Бахчисарай (центральный Крым), прежней резиденции крымских ханов (1518–1783), впоследствии туристской достопримечательности. Может быть, однако, Пушкин смешал Чурук с настоящим Салгиром, который течет в другой части Крыма, пересекая его восточный район от окрестностей Аяна на север к Симферополю.
LVIII
«Чей взоръ, волнуя вдохновенье, «Умильной лаской наградилъ «Твое задумчивое пѣнье? 4 «Кого твой стихъ боготворилъ?» — И, други, никого, ей Богу! Любви безумную тревогу Я безотрадно испыталъ. 8 Блаженъ, кто съ нею сочеталъ Горячку рифмъ: онъ тѣмъ удвоилъ Поэзіи священный бредъ, Петраркѣ шествуя во слѣдъ,12 А муки сердца успокоилъ, Поймалъ и славу между тѣмъ; Но я, любя, былъ глупъ и нѣмъ.
2 Умильной лаской. Этот же эпитет используется в главе Второй, XXXV, 11, и означает мягкосердечие, состояние растроганности чем-то, что приятно поражает чью-то чувствительность. Он не имеет точного английского эквивалента. Пушкин использует его практически как синоним к слову «умиленный», фр. «attendri», испытывающий «умиленье», хотя, чтобы быть совершенно точным, «умильный» подразумевает, как что-то или кто-то выглядят, будучи побуждаемы к «умиленью» или испытывая оное.
8 Блажен, кто… Едва ли есть необходимость напоминать читателю, что все эти «счастлив тот», «блажен тот», «благословен тот» и т. д., ответвляются (через французское «heureux qui») от «felix qui» или «beatus ille qui» античных поэтов (например, Гораций, «Эподы», II, 1).
LIX
Прошла любовь, явилась Муза, И прояснился темный умъ. Свободенъ, вновь ищу союза 4 Волшебныхъ звуковъ, чувствъ и думъ; Пишу, и сердце не тоскуетъ; Перо, забывшись, не рисуетъ, Близъ неоконченныхъ стиховъ, 8 Ни женскихъ ножекъ, ни головъ; Погасшій пепелъ ужъ не вспыхнетъ, Я все грущу; но слезъ ужъ нѣтъ, И скоро, скоро бури слѣдъ12 Въ душѣ моей совсѣмъ утихнетъ: Тогда-то я начну писать Поэму, пѣсенъ въ двадцать пять.
6–8 Это было написано 22 окт. 1823 г. в Одессе и семь месяцев спустя Пушкин нарисовал чернилами, на левом поле черновика главы Третьей: XXIX (2370, л. 2 об.; Эфрос, с. 197), рядом со строками 6–8:
Мне галлицизмы будут милы,Как прошлой юности грехи,Как Богдановича стихи,
— очаровательную пару женских ножек, скрещенных, протянутых из-под элегантной юбки, в белых чулках, в заостренных черных туфельках из лакированной кожи с переплетенными ленточками на подъеме. Они приписаны Эфросом графине Елизавете Воронцовой, чей портрет (без изображения ног) набросан сверху, среди стихов XXIX строфы в той же рукописи, в правой части текста. Однако ее стройной шее недостает ожерелья. Черновик главы Третьей, XXIX, датируется 22 мая 1824 г.; этой датой начинается (2370, л. 1) первый черновой набросок пушкинского знаменитого письма (заканчивающегося как раз над профилем Елизавете Воронцовой, л. 2) к Александру Казначееву (1788–1880), правителю канцелярии графа Воронцова — хорошему, дружелюбному человеку. В этом письме Пушкин заявляет, что любая реальная служба в качестве чиновника из штата генерал-губернатора Новороссии помешала бы его, значительно лучше вознаграждающимся, литературным занятиям. Он хочет оставаться формально прикрепленным к канцелярии, но ввиду того, что страдает от «аневризма» (это, «sensu stricto» <«в узком смысле» — лат.>, — постоянное, аномальное расширение заполненной кровью артерии, вызванное болезнью стенки сосуда; в действительности же болезнью Пушкина оказался варикоз ног, каковой диагноз был поставлен в конце сентября 1825 г. в Пскове, после того как наш поэт тщетно пытался использовать свой «фатальный аневризм» в качестве повода получить позволение на поездку за границу), просит оставить его «в покое на остаток жизни, которая верно не продлится» (так завершается письмо 1824 г. на л. 2, со словом «верно», наполовину затерявшимся в прическе Элизы Воронцовой).