личность в крепостице обещались две золотых монеты платить. Вон оно как! Прямо разбогатеть можно! — Он хрипло хохотнул. — Только где ж их взять-то, подозрительных личностей да шпионов, на них же не обозначено, что они — шпионы.
— Да уж, — пробормотал Гэндальф. — Не обозначено…
— Астахар еще обещался в каждую деревню охрану поставить, по полдюжины дружинников, да что-то пока ни охраны не видать, ни орков, ни шпионов, разрази их всех коромысло… Ну, — возница натянул поводья, — мне туточки сворачивать пора, а вам до Утиной Гузки — прямо. Трактир там есть, «Хвост вепря» зовётся, трактирщик — плут и сквалыга, но за небольшую мзду переночевать пустит… Ну, добре!
* * *
Потемнело.
Туча из-за восточных холмов надвигалась страшно и неумолимо, точно вражеское войско, угрожающе погромыхивала и посверкивала всполохами молний. Небо вдали приобрело тусклый белёсо-гнойный оттенок и сливалось с землей в серую и невнятную, размазанную по пределу видимости тень. К счастью, селение было уже недалеко… Вокруг небольшого пруда бессистемно лепились полсотни простых саманных домиков, крытых соломой и обнесенных изгородями из неошкуренных жердей. Между домами бродили куры, гуси и облезлые неприкаянные псы, играли в пыли чумазые, голопузые дети. Какой-то малыш лет полутора-двух горестно ревел возле ворот ближайшего дома, его успокаивала «нянька», которая была едва ли годков на пять старше:
— Ну, хватит реветь! Все еще болит? Вот, приложи, — она послюнявила сорванный тут же лист подорожника и ловко прилепила его малышу на ссадину на коленке.
Мальчишка заревел еще громче и горше, жалобно раззявив дрожащий ротик и размазывая кулаками слезы по несчастному замурзанному личику. Гэндальф, проходя мимо, на секунду остановился.
— В чем дело, малыш? Боевая рана? — серьезно спросил он. — Не реви, раны имеют свойство заживать. А боль уйдёт… — Он положил руку мальчишке на вихрастый затылок и провел ладонью по его светлым взъерошенным волосам — раз, и другой. Потом вздохнул, порылся в своей котомке, достал одну из игрушек — птичку-свистульку — и вложил её в грязную ладошку малыша. — Вот, возьми, надеюсь, тебя это утешит.
Мальчишка всхлипнул. Кажется, он был слишком удивлён, чтобы продолжать плакать; сосредоточенно рассмотрел игрушку, лежащую на его ладони, шмыгнул носом, потом всунул птичку в рот и деловито попробовал на зуб. «Нянька» смотрела на Гэндальфа подозрительно и озадаченно, почесывая пальцем облупленный, обгоревший на солнце конопатый нос.
— Деда, а вы кто? Дед-полевик?
— Просто… прохожий, — волшебник многозначительно ей подмигнул. — Который терпеть не может, когда дети плачут… от боли. Идем, — быстро сказал он Гэджу.…
И в самом деле, следовало торопиться — гроза приближалась, и духота, стоящая над притихшей землей, приобрела какую-то особенно ватную и липкую тяжесть. Посреди улицы, вывалив язык, сидел огромный лохматый пёс, где-то протяжно и уныло взревывал годовалый бычок, и, предчувствуя непогоду, тонко ржали в загонах испуганные лошади.
— Возчик говорил, что где-то здесь должен найтись этот самый… «Хвост вепря», — с некоторым сомнением, оглядываясь, произнес Гэдж. — Интересно, где?
— Сейчас узнаем, — задумчиво отозвался Гэндальф. Он небрежно окликнул мужика, который сидел на плоском камне под ближайшим плетнем и ковырял в зубах заостренной щепкой:
— Не подскажете, почтенный, где тут можно найти трактир?
Мужичок смерил волшебника брезгливым взглядом и кивком указал куда-то в конец улицы, после чего вернулся к раскопкам в дупле коренного зуба, явно надеясь отыскать там богатые залежи чего-нибудь исключительно ценного — возможно, даже мифрила.
Поднялся ветер. Яростным порывом промчался между домами, гоня перед собой плотный клуб пыли, сорвал сохнущую на веревке рубаху и умчал её куда-то в кругосветное путешествие, захлопал незапертыми калитками и заскрипел флюгерами. Улица опустела. В воздухе заметно похолодало, запахло дождем — крепкой и едкой пронзительной сыростью. Вывеска над входом в трактир «Хвост вепря» дрожала и раскачивалась от заигрываний забияки-ветра, на все лады издавая жуткие хрипы, повизгивания и стоны.
— Когда войдем внутрь, не вздумай снять капюшон, — прежде, чем открыть тяжелую дубовую дверь, сказал волшебник орку. — Сядь куда-нибудь в уголок и жди меня, я пока потолкую с хозяевами о еде и ночлеге.
Гэдж не спорил.
Они едва успели войти в тесную и мрачную, плохо освещенную залу трактира, как хляби небесные, долго копившие силушку, наконец разверзлись, и капли дождя гулко застучали по крыше, сначала — редко и дробно, потом — все сильнее, быстрее, чаще; гром свободно раскатывался над селением туда и сюда, точно груда камней в железной бочке. Но в трактире было тепло, сухо и душно; в воздухе висел густой кухонный чад, под низким потолком слоились ароматы кислой капусты, кислого вина, кислой отрыжки и еще чего-то неопознанного, но не менее омерзительно-кислого. От этого плотного ядреного духа, безжалостно наполнявшего помещение, першило в горле и щипало в глазах. Орк, как ему и было велено, нырнул в укромный уголок за крайнюю лавку; несколько парней, сидевших над кружками сидра в дальнем углу помещения, обернулись и смерили его и Гэндальфа равнодушными взглядами.
На какое-то мгновение Гэджу стало знобко и неуютно, он почувствовал себя не в своей тарелке — все здесь было каким-то чужим, незнакомым, неприветливым, равнодушным. Грязные столы, низкие закопченные своды, подвешенное под потолком вместо светильника деревянное колесо, безучастные физиономии незнакомых людей с загорелой кожей и волосами цвета спелой пшеницы… Заводилой в веселой компании был жилистый парень со шрамом на щеке: бранясь и горячась, он азартно доказывал всем и каждому, что сумеет за́раз выпить бутыль сидра, не прикасаясь к ней руками. И правда: под одобрительно-подбадривающие возгласы приятелей он зажал горлышко бутыли зубами и, быстрым умелым движением опрокинув её над головой, сноровисто выхлебал до дна долгими мерными глотками. После чего, осыпаемый поздравлениями и сальными шутками, ещё успел сгрести в карман несколько выигранных грошей — но тут же ноги его заплелись в узел, глаза разъехались в стороны, и под дружный хохот собутыльников он совершеннейшим мешком повалился под стол, где и удовлетворенно, раскатисто, с присвистом захрапел.
Гэндальф, к счастью, вскоре вернулся, поставил на стол две больших кружки с пивом. Бросил на лавку свой плащ и заплечную котомку, снял шляпу и устало плюхнулся на скамью.
— Комнаты для постояльцев хозяева не сдают, но в виде исключения отыщут для нас какой-нибудь тихий уголок. Ну, устроимся как-нибудь… хорошо, что не придется спать во дворе под открытым небом. Впрочем, есть новости и получше — тут подают дивные тыквенные пироги всего по пол-грошика за фунт… Неплохо, а?
Гэдж, мучимый жаждой, жадно глотал принесенное магом горькое пойло, которое оказалось вовсе не пивом, а травяным элем, отчетливо попахивающим полынью. Орку казалось, что пироги с тыквой — не та вещь,