которой следует очень уж радоваться, но он счел за лучшее промолчать. О местных ценах на провизию в целом и на тыквенные пироги в частности орк имел довольно смутное представление.
— У меня есть деньги, — он поспешно сунул руку в сумку, нащупывая там мягкий кожаный бок кошеля с несколькими медными монетами, которые Гэджу удалось заработать еще в Изенгарде, таская воду для госпожи Норвет.
— Не нужно. — Волшебник бросил в рот дольку высушенного яблока. — Сегодня угощение за мной, лады?
— Но… я не хочу быть для тебя… в тягость. И вообще…
Гэндальф поморщился.
— Не переживай, найдем мы применение твоим грошам. Нам же еще надо купить провизию… Впрочем, завтра, я надеюсь, представится возможность малость подзаработать.
«Каким образом?» — хотел спросить Гэдж, но тут явился трактирщик с подносом, на котором стояли две плошки с постной луковой похлебкой и тарелка с ломтями тыквенного пирога.
— Благодарствую, хозяин. — Гэндальф широко улыбался — не то трактирщику, не то пирогу.
— На здоровье, люди добрые! — Трактирщик был лыс, как коленка, но зато усы у него оказались примечательные — густые, длинные и вислые, точно у моржа. — Далече направляетесь?
— В крепостицу на Каменистой гряде, — сдержанно отозвался волшебник.
— Правда? — Трактирщик подозрительно пошевелил моржовьими усами. — А вас там ждут?
— Воевода Астахар — мой давний товарищ, — небрежно заметил Гэндальф. — Друг детства, знаете ли.
— Вон оно как… — Трактирщик заметно поскучнел. Упоминание о «друге детства» воеводе Астахаре явно удержало его от дальнейших расспросов. Посмотрел в залитое дождем окно. — Погодка-то нынче какая, а?
— Не располагает к прогулкам, н-да. Так мы с парнишкой переночуем где-нибудь в укромном уголке, господин Мерт?
— Конечно, конечно. — Трактирщик внимательно посмотрел на Гэджа, который, допивая пиво, запрокинул голову; капюшон упал с головы орка и, прежде, чем Гэдж успел накинуть его снова, пронырливый Мерт, надо полагать, успел великолепно разглядеть его темную кожу, черные волосы и своеобразные черты лица. — Примечательный, однако, у вас парнишка, почтенный.
Гэдж обомлел. Закашлялся — проклятый эль встал ему поперек горла.
Гэндальф непринужденно закинул ногу на ногу. Лениво опустил руку в карман.
— Да, он… мой слуга. И я, знаете ли, его ценю, — сказал он спокойно. — Так что, любезный Мерт, мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь ненароком узнал о том, что он такой… особенный. Я надеюсь, вы понимаете? — И Гэдж, к стыду своему, заметил, как волшебник быстро всунул в ладонь трактирщика серебряную монету.
— Ну разумеется, господин. — С загадочной ухмылкой на устах Мерт поклонился. — Можете быть спокойны, никто ничего не проведает… от меня, по крайней мере. Но все же я советовал бы вам впредь быть поосторожнее, с вашим-то… слугой. Или вы не слышали, какие вести нынче приходят с севера? Всякое, знаете ли, может случиться… — Он обеспокоенно покачал головой и, бросив на Гэджа еще один быстрый, какой-то до неприятности липкий взгляд, наконец ретировался.
Гэдж с облегчением перевел дух.
— Т-ты… дал ему денег, ч-чтобы он молчал обо мне! — сказал он волшебнику, слегка запинаясь: эль, дрянной и вонючий, оказался на удивление крепким и ударил ему в голову. — Это так п-противно…
— Да и леший бы с ним! — пробормотал Гэндальф. Он проводил трактирщика мрачным задумчивым взглядом. — Не нравится мне его ухмылка… Ну да ладно, делать нечего, не пойдешь же теперь ночевать на улице под дождем. Будем надеяться, что в действительности этот хлыщ куда более честный и порядочный человек, чем заставляет о себе думать… Ладно, давай поужинаем — и на боковую.
* * *
Для ночлега им отвели каморку под самой крышей, крохотную, как чулан, наполненную терпким запахом сухих трав, пучками висевших под потолочными балками. Шуршала где-то под ворохом грязного тряпья мышь, пиликал сверчок в трещине печной трубы, гром еще временами погромыхивал над селением, но уже как-то лениво и вяло, без прежнего азарта. Крохотное оконце было залито струями воды. Дождь гулко и сильно стучался по деревянному карнизу — будто кто-то беспрерывно бросал в окошко горсти пшена — и, засыпая на брошенном на пол соломенном тюфяке, Гэдж слышал этот бесконечный умиротворяющий стук…
Утром его разбудил Гэндальф.
— Мне нужно уйти, — сказал он орку. — Ненадолго. Когда я выйду, запри дверь на засов и никому не открывай, понял? В разговоры тоже не вступай. Я постараюсь обернуться как можно быстрее.
Гэдж кивнул.
Волшебник ушел. Орк запер за ним дверь, потом еще некоторое время лежал в полудреме на соломенном тюфяке, затем поднялся, умылся над деревянной лоханью, позавтракал куском овсяной лепешки, которую Гэндальф принес утром из трактира. Выглянул в окно…
Гроза давно закончилась, оставив напоминание о себе в виде луж на дворе, и сейчас в крохотное чердачное окошко лились золотистые солнечные лучи. Снизу, из трактирной залы, смутно доносились чьи-то шаги, голоса, скрип половиц; во дворе топотали лошади и скрипели несмазанные колеса; прямо под окном кто-то хрипло ругался. На карниз взобрался тощий помойный кот, уставился на орка желтыми пронзительными глазами. Где-то мычала корова, квохтали куры, гоготали гуси, кругом царила мирная деревенская благодать, время тянулось медленно и уныло, и Гэдж уже начал подумывать, не попытаться ли через чердачное окно выбраться на крышу и окинуть взглядом окрестности…
Кто-то громко, резко постучал в дверь.
Гэдж вздрогнул.
— Эй, парень!
Орк сжался. Это был не Гэндальф. Голос оказался молодой, бойкий, напористый. Незнакомый.
— Эй, парень! Открой! Я знаю, ты здесь. Тебе весточка от твоего старика.
Гэдж молчал, верный обещанию «не вступать ни в какие разговоры». Но сердце его испуганно сжалось, затрепетало, подпрыгнуло к горлу. Весточка? От Гэндальфа? С ним что-то случилось? Или… что? Что вообще происходит?
— Ты слышишь? — настойчиво спросил голос. — Открой засов. Твой старик тебе записку прислал, просил меня передать.
Записку? Гэдж замер. Он растерялся, совершенно не представляя, что сейчас делать. Открывать дверь? Не открывать? Существует ли она в реальности, эта загадочная записка — или стоит послушаться Гэндальфа и сидеть тихо? Но волшебника и впрямь нет уже пару часов… Где он мог так надолго запропаститься? Что, если и с ним и в самом деле что-то произошло?
— Просуньте записку под дверь, — сказал Гэдж. И сам не услышал собственных слов.
— Просунул бы, да порог мешает, — с досадой отозвался голос. — Открывай, не бойся… Старик бы твой сам пришел, да не может. Ногу повредил.
— Что? Какую ногу?
— А тебе не все равно, какую? Левую. Телегой его придавило.
Телегой? Гэндальфа? Волшебник не казался орку человеком, которого может вот так запросто придавить телегой, хотя… чем леший не шутит? Орк глотнул. Что, если это — правда?
— Ладно, — сердито сказал голос за дверью. — Не