жевать. Разделавшись с едой, она сказала:
— Я объясню тебе, как обстоят дела. Понимаешь, у меня есть друг. Он оплачивает мой магазин. Он возвращается в Париж из своей деревни по вторникам и не желает, чтобы на неделе я устраивала свиданья с кем-то еще.
Вот до чего я ее хочу, в бешенстве подумал он, чью-то содержанку. Это же полная деградация. Je suis son paillard, ma paillarde me suit[10].
— А чем он занимается, твой boyfriend?
— Он мясник, оптовый торговец. У него денег… куры не клюют. — Она потрогала золотой браслет на запястье. — У меня премиленькая квартирка, — вкрадчиво прошептала она. — Мы когда приедем, мы пойдем поедим, пойдем потанцуем, потом вернемся домой и будем совсем одни, ты и я. — Она подождала, как он отзовется на ее слова, и в ответ на его молчание сказала, как и вчера вечером:
— Конечно, если не хочешь…
— Разумеется, хочу, — вне себя возразил Хилари. — Разумеется, хочу. Ты это знаешь. Но меня связывает дело, и я думаю, как бы все устроить. Ты знаешь, до чего я хочу поехать. В котором часу отправляется поезд?
— В пять тридцать пять, — сказала она, глядя на него с напряженным ожиданьем. — Нам надо будет встретиться прямо на станции. Если мы пойдем вместе по городу при дневном свете, кто-нибудь нас наверняка заприметит. — И прибавила игриво: — Сдается мне, тебе этого хочется не больше моего.
— Да уж, — согласился он, представляя себе мадам Меркатель у камина в ее кресле с высокой спинкой.
— Пойдем глянем на ярмарку, — вдруг предложил он и поднялся, — там я что-нибудь придумаю.
— Видно, не хочешь ты ехать, — бросила она через плечо, когда выходила из цирка, и он схватил ее за руку, потянул в сторону и отчаянно поцеловал.
— Ну, теперь ты веришь, что я хочу поехать? — прошептал он, снова и снова целуя ее в губы, и она прижалась к нему всем телом, прошептала в ответ:
— Ты должен поехать, должен.
Потом, взявшись под руки, они обошли ярмарку — покрутили обруч, покидали монетки, то и дело останавливались где-нибудь в темном местечке, целовались-миловались, не давали остыть страсти. Одно из двух, думал Хилари и между тем машинально отвечал на ее ласки, исполнял все, что от него ожидалось. Если я еду с ней, это конец. Если я еду с ней, придется потратить на нее все оставшиеся у меня деньги. Если я еду с ней и потрачу все свои деньги, я не смогу попросить у Пьера еще; я уже никогда больше не увижусь с Пьером. Если я еду с ней, я должен буду во вторник возвратиться в Англию, все в ту же квартиру, все к тому же бесплодному покою. Если я еду с ней, мне уже больше никогда не увидеть Жана.
Что за чепуха, тотчас возмутился он. Разумеется, никакой это не конец. Даже если я возвращаюсь в Англию, ничто не мешает мне вернуться позднее, когда у меня будет больше иностранной валюты — скажем, через месяц, или через год. Но в этом месяце, в эту пору, теперь я волен ускользнуть.
Он внезапно остановился, посмотрел ей прямо в лицо.
— Хочу тебя. Завтра буду ждать тебя на станции, — едва переведя дух, выдохнул он.
— Я так и думала, — мягко отозвалась она. Конечно же, ведь нет ничего соблазнительней того, что может предложить она.
Они замерли ненадолго посреди людского водоворота, и она прищурила глаза, что-то прикидывала в уме, а он, возмущенный, готовый бросить вызов всем и вся, знал только, что не в силах справиться с одолевшим его желанием.
Потом она потянула его за руку, сказала:
— Давай перед уходом еще раз попытаемся выиграть для меня какие-нибудь призы. Пойдем попытаемся вот в этом павильончике. — И она потащила его к тому самому тиру, где он предполагал помириться с Жаном и откуда увел его, чтобы вместо этого встретиться с женщиной, которая стала теперь средоточием всех его желаний.
И там, среди множества призов, глядя прямо ему в лицо, сидела розовая бархатная красавица собачка — одно ухо вверх, другое вниз, — точно такая же розовая красавица собачка, какая однажды поджидала кого-то на ярмарке в Карпентрас.
— Это Бинки, — сказал он, не веря своим глазам.
— На что ты смотришь? — резко спросила Нелли. И проследила за его взглядом.
— Ой, какой миленький песик! — жеманно произнесла она с притворным смехом. — Выиграй его для меня.
Хилари протиснулся вперед, положил деньги на стойку, поднял ружье, выбрал цель и, не задумываясь, уверенный, что выиграет, выстрелил.
— Мне розовую собачку, — сказал он, но, когда собачка оказалась у него в руках, отвернулся и замер в смущенье, прижав нелепого звереныша к груди. Нелли мигом выхватила его.
— Ну не милашка ли? — воскликнула она все тем же приторно жеманным голосом и стала ласкать его, тереться щекой о его плюшевую морду и при этом не сводила глаз с Хилари.
— Но я не могу отдать его тебе, — по-прежнему смущенно сказал Хилари. — Он не для тебя.
— Не валяй дурака, — сказала она все тем же игриво-ласковым голосом. — Я бы не отдала его ни за какие коврижки.
— Я выиграю для тебя что-нибудь другое, что-нибудь получше, — взмолился Хилари. Он протиснулся назад к стойке и принялся стрелять в бешеном темпе, но все без толку. Тогда он пошарил в карманах.
— Взгляни-ка! — сказал он и вытащил деревянную ложку и эмалированную пепельницу, которые сунул туда, чтобы не повредить, когда они с Жаном взобрались на карусель. — Не хочешь ли поменять на них Бинки?
Она взяла его подношения, разглядела их придирчивым взглядом.
— Откуда они у тебя?
— Я выиграл их раньше, когда ждал тебя, — ответил он, запинаясь. Она прищурила глаза, смотрела на Хилари с подозреньем.
— И как ты назвал эту собачку? Бинки, да?
— У нас… у меня однажды, давным-давно, был такой же игрушечный пес. И звали его Бинки. Вот почему мне так хочется этого, — сказал он в отчаянии. Она все еще смотрела на него недоверчиво.
— А ты не собираешься отдать его кому-нибудь еще?
— Нет, конечно, нет, — заверил ее Хилари. И в эту минуту уже знал, что с ним сделает.
Она швырнула ему собачонку.
— Так и быть, ребеночек может получить свою игрушку.
Пепельницу она осторожно опустила в сумочку, а деревянную ложку выпустила из рук, с презреньем прибавив вслед:
— Ни к чему она мне.
Они стали выбираться с ярмарки обратно на темные улицы. И она шепнула ему на ухо:
— Чтобы вознаградить меня, тебе придется взамен подарить мне в Париже что-нибудь премиленькое.
— Что угодно подарю, — страстно пообещал