Читать интересную книгу "Андрей Боголюбский - Николай Воронин"

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 42 43 44 45 46 47 48 49 50 ... 64
сильная княжеская власть, поддерживаемая горожанами. Граждане молодого стольного города считают себя находящимися под защитой небесных сил: «Се бо Володимерци прославлени Богомь по всей земьли за их правду, Богови им помагающю». Всеволодов летописец не раз обращается к мысли о том, что даже в тяжких испытаниях не следует предаваться унынию. В связи с этим он повторяет патетическую тираду «Начального свода»: «Да никто же дерзнет рещи, яко ненавидими Богомь есмы. Да не будет. Кого тако любить, яко же ны возлюбил есть и възнесл есть? Никого же…»{323}.

Этот рост политического веса и самосознания горожан и в особенности столичного посада Владимира приходил в противоречие с возрастающей силой княжеской власти, и мы можем наблюдать симптомы этого противоречия, трещину в союзе князя и города.

Мы видели недовольство владимирцев после разгрома рязанцев в 1177 году, когда они, в отличие от князя, были сторонниками крутых мер и искоренения самих инициаторов войны. На следующий год в походе Всеволода на Торжок владимирская дружина вновь проявила эти же настроения. Всеволод не хотел брать город, назначив крупный откуп, но новгородцы не дали его. Тогда дружина сказала князю: «Мы не целовать их приехали; они, княже, Богови лжють и тобе», и с этими словами ударили по Торжку, подвергли его беспощадному разграблению{324}. Затем мы имеем смутное известие, что в связи с большим пожаром 1185 года во Владимире произошло какое-то волнение. Это было, по признанию летописца, «пристраннее и страшнее», чем самый пожар{325}. Как этот пожар, так и второй большой пожар 1193 года начались, по-видимому, из княжеско-епископской части: горел Успенский собор, а княжеский дворец едва отстояли. Можно думать, что это были не случайные бедствия, так как в 1194–1196 годах Всеволод и епископ Иоанн воздвигают стену каменного детинца, наглухо закрывающую княжеско-епископские дворы около соборов от остальной городской территории. С этого времени входом в княжеско-епископскую резиденцию служат единственные ворота. После этого производится вторая серьезная операция, даты которой мы точно не знаем: беспокойный владимирский торг переводится со свободной клязьменской пристани за Волжскими воротами под горой Вознесенского монастыря внутрь среднего города, под непосредственный контроль Всеволодова детинца.

Есть основания думать, что в упрочении своей личной власти Всеволод пошел по стопам Боголюбского, удалив из Владимирской земли его сына Георгия Андреевича и освободив себя от возможных политических осложнений и интриг.

Уже упоминавшийся Абул-Асан, рекомендовавший Георгия в мужья царицы Тамары, говорил, «он, лишившись отца в юном возрасте, был изгнан дядей своим, называемым Савалт, и, бежав от него, находится теперь в городе кипчакского царя Сунджа». Есть предположение, что Георгий после убийства Андрея появился во Владимире, где, в противовес Михалке, его поддерживали «местные бояре». В этой связи Всеволод и счел за благо избавиться от опасного соперника. Георгий — правнук половецкого хана Аепы по матери Андрея — естественно нашел приют у кипчакского хана и провел 1176–1185 годы в Сундже на Северном Кавказе (в районе современного Грозного). Он был мужем Тамары с 1185 по 1188 год. Видимо, унаследовав воинский талант отца, Георгий совершил ряд удачных походов против сельджуков и взял город Двин. В надписи монастыря Санаин он назван «царем Георгием победителем». Изгнанный в результате дворцовых интриг из Грузии, он дважды пытался вернуть престол. Умер Георгий около 1192 года и был погребен, по-видимому, в Тбилиси, в церкви, посвященной в честь Андрея Боголюбского Андрею Первозванному и имевшей второй престол — Георгия{326}.

Власть Всеволода окончательно сбрасывает с себя последние покровы княжеско-родового «старейшинства». Если Андрей, как мы видели, редко аргументировал им свои властные права, а Ростиславичи еще вменяли ему в смертный грех низведение их в «подручники», то власть Всеволода есть прямое и общепризнанное господство. В обращении к нему князей рядом с традиционным «отче», выражавшим теперь отношения слабого к сильному, появляется откровенное и внушительное «господин». «Ты — господин, ты — отец» — так обращаются к нему рязанские князья. К его силе апеллируют не как к отеческой опеке, но как к защите могучего владыки. Владимир галицкий, бежавший в 1190 году из венгерского плена, нашел почетный прием при дворе германского императора Фридриха Барбароссы, который знал, что Владимир «есть сестричичь великому князю Всеволоду Суздальскому» (его мать Ольга была сестрой Всеволода). И вот этот родной в прямом, а не условном смысле князь обращается к Всеволоду так: «Отче господине, удержи Галичь подо мной, а яз Божий и твой есмь со всим Галичимь, а во твоей воле есмь всегда»{327}.

Столь же недвусмысленно и прямолинейно решалась задача соединения в руках Всеволода меча власти и меча духовного. Всеволод не ставит вновь вопроса о самостоятельной митрополии или епископии для Владимира. Дело Федорца было слишком свежо, а преследование его памяти исключало возможность успешно возобновить раз проигранную игру. Но в то же время Всеволод понимал, что, расшатывая авторитет Киева и упрочивая общерусское значение Владимира и своей власти, он подрывает и силу сидевшего в Киеве митрополита. Мы видели, как в 1195 году в конфликте Всеволода с Рюриком киевским о городах, отданных Роману, митрополит пошел на то, чтобы снять крестоцелование с Рюрика, лишь бы не вызвать гнев «старейшего»{328}. При таком положении вещей митрополит быстро сдался и в вопросе о назначении епископов во Владимирскую землю.

Когда в начале 1180-х годов умер епископ Леон, столь присмиревший после смерти Андрея, что о нем ничего не было слышно, митрополит послал к Всеволоду Николу-гречина, который, по сведениям Всеволода, был поставлен «на мьзде», то есть за взятку. Всеволодов летописец, освещая этот сюжет и не без язвительности подражая стилю внесенного в летопись митрополичьего памфлета на владыку Федора, замечает, что «несть бо достойно наскакати на святительский чин на мьзде», и далее, неожиданно переходя в наступление, формулирует право Всеволода и его «людей» на выбор епископа: «святительского сана» достоин лишь тот, кого «Бог позовет и святая Богородица, князь въсхочет и людье». Эта последняя формула также не без яда и с большим полемическим мастерством развивает случайно оброненную памфлетом на епископа Федора мысль о том, что епископского сана достоин только тот, кого «позовет Бог и благословят люди на земле». Всеволод выдвинул своего кандидата — «Луку, смеренного духом и кроткого игумена святаго Спаса на Берестовем». По свидетельству Ипатьевской летописи, Всеволод прямо и резко заявил митрополиту: «Не избраша сего (то есть Николая-грека. — Н. В.) людье земле нашее, но же еси поставил ино камо тебе годно, тамо же и держи (если ты его поставил, так и держи его там, где хочешь. — Н. В.), а

1 ... 42 43 44 45 46 47 48 49 50 ... 64
На этом сайте Вы можете читать книги онлайн бесплатно русскую версию Андрей Боголюбский - Николай Воронин.

Оставить комментарий