Читать интересную книгу Восхождение. Кромвель - Валерий Есенков

Они готовы были преследовать лишь главных виновником неурядиц. После дел государственных настала очередь дел церковных. За арестом Страффорда последовал арест архиепископа Уильяма Лода, ненавистного всем пуританам. Архиепископ был искренне удивлён. Он был непоколебимо твёрд в своих убеждениях, не понимал, в чём его обвиняют. Призванный на заседание парламента, он воскликнул с изумлённым лицом:

— Ни один член нижней палаты не может считать меня изменником в глубине своего сердца!

Граф Эссекс нашёл его слова обидными для всех депутатов и потребовал извинений. Лод, сбитый с толку этой нелепостью, тотчас принёс извинения и просил почтенное собрание только о том, чтобы его судили по старинным обычаям, которых издавна придерживался английский парламент. Он и тут не нашёл понимания. Лорд Сэй возмутился, что кто бы то ни было, тем более церковная власть, смеет предписывать свои правила представителям нации, которые, стало быть, в таком случае сами становятся высшим законом. Архиепископ смешался и умолк. В состоянии полного недоумения его и вывела стража.

5

Король казался парализованным. Государственная власть сама собой перешла к парламенту. Королевский совет был составлен из прихлебателей, людей заведомо жалких. Он не смел принимать решений не только по важным, но и по самым пустячным делам. Когда начались гонения на католиков и был осуждён на смерть священник Гудман, король, располагая правом помилования, не решился собственной волей сохранить ему жизнь и передал его жизнь в руки парламента. Негодующая толпа изо дня в день окружала королевский дворец и осыпала мать королевы Марию Медичи, приехавшую к дочери погостить, оскорблениями, угрозами и проклятиями. Тогда король обратился к нижней палате с запросом, может ли сия дама остаться в Лондоне, а если может, какие меры можно принять для её безопасности. Нижняя палата потребовала, чтобы Мария Медичи без промедления покинула Англию, и выдала ей десять тысяч фунтов стерлингов. Король подчинился и тут, и Мария Медичи вскоре выехала во Францию.

Тем не менее король Карл так же непоколебимо был убеждён в незыблемости своей власти, как и архиепископ Уильям Лод. Государь хорошо понимал, что не может быть власти без армии. Его армия была расквартирована в Йорке. Он был от неё далеко и не мог на неё опереться. Эта армия колебалась и была готова перейти на сторону представителей нации. Там же, захватив несколько северных графств, стояла шотландская армия, дружественная парламенту. Имея такую поддержку, парламент поистине становился всесильным.

Не решаясь сопротивляться открыто, король попробовал хитростью ослабить парламент. В его казне не было денег на содержание армии, которой он всё равно не мог управлять. По этой причине он попросил депутатов распустить обе армии, ведь солдаты, так долго не получавшие жалованья, способны на открытое возмущение, даже на бунт. Денег действительно не было, но эти армии были необходимы парламенту, и представители нации без труда разгадали коварный манёвр короля. Уильям Строд возразил:

— Филистимляне пока ещё слишком сильны, и мы не можем обойтись без союзников.

Необходимо было найти деньги не только на содержание армии, но и на текущие нужды, без которых никакая власть не в состоянии обойтись. Единственным источником могли быть только пошлины и налоги, но именно пошлины и налоги, вводимые королём, возмущали народ, который только по этой причине и поддерживал своих представителей в нижней палате. Нижней палате пришлось решать известную задачу о волках и овцах, которая не имеет решения. На этот раз она сумела эту задачу решить, введя самые умеренные налоги, которые не покрывали и самых насущных ежедневных расходов, а пошлины утвердила лишь на два месяца, с тем чтобы позднее продлить этот срок. Главная ставка была сделана на кредит. Брали в долг у своих единомышленников, заправлявших финансами в Сити, брали у самих депутатов, ведь многие из них были богаты, а в залог давали обещание заплатить. Обещание было неосмотрительным. С каждым займом представители нации подкатывали новую бочку пороха под основание собственной власти, ведь долги когда-нибудь придётся платить. Пока что об этом не думали: времени было в обрез.

Добытыми деньгами расплатились с солдатами, причём шотландцы получили больше, чем англичане, поскольку английским солдатам, в особенности английским офицерам, представители нации не доверяли с полным на то основанием. Больше того, было решено, что шотландцы, разгромив королевскую армию и захватив несколько северных графств, оказали английскому народу поистине неоценимую помощь и потому должны быть ещё особо награждены. В качестве награды им выплатили триста тысяч фунтов стерлингов, которые нижняя палата также получила взаймы. После этого начались переговоры о мире. Переговоры вели представители короля, однако с той же целью нижняя палата создала собственный комитет, и очень скоро переговоры с шотландцами само собой сосредоточились в нём. Направление переговоров было предрешено. Бенжамин Редьярд заявил, не дожидаясь их окончания:

— Мы заключили самый тесный и прочный союз между этими двумя нациями, имея в виду прежде всего истинную религию, стремясь поднять величие короля, обеспечивая Мир королевству, несмотря на зависть всех его зложелателей и врагов.

Комитеты создавались один за другим, главным образом из сторонников Пима и Гемпдена. В них передавались на рассмотрение неотложные вопросы государственной жизни и церкви. Кромвеля не оставляли без внимания оба вождя оппозиции. Его ввели в комитет по разбору жалоб на осушителей болот, в комитет по пересмотру приговоров, в смутные годы неограниченной власти короля Карла и архиепископа Лода вынесенные Звёздной палатой и Высокой комиссией, и в подкомитет по делам религии. Все три были чрезвычайно важны для него. Оливеру предоставлялась возможность исполнить обе обязанности: защищать правду Господню и охранять национальные интересы. Он с энтузиазмом исполнял и ту, и другую.

Именно правда Господня в те дни приводила в смятение и смущала умы. Национальные интересы были ясны. Оппозиция горела желанием искоренить злоупотребления и беззакония, которые одиннадцать лет творились королём и его окружением, и в своём желании была едина и неколебима. Монарх и его клевреты, не проявляя должной энергии, хотели, напротив, сохранить прежний порядок вещей. О правде Господней договориться не могли.

Одни стояли за сохранение в полной неприкосновенности епископальной церкви и власти епископов, другие выступали против этого. Самые искренние, самые фанатичные приверженцы епископальной церкви, последователи и ученики архиепископа Лода, ни на минуту не сомневались, что эта власть покоится на божественном праве. Менее убеждённые, веровавшие более по привычке или в силу необходимости, никакого божественного права в этой власти не видели, по их мнению, власть епископов была учреждением человеческим и важнейшей опорой абсолютизма, стало быть, её надо поддерживать всеми возможными средствами, чтобы сохранить неограниченную монархию в Англии, а вместе с ней свои привилегии и приятное положение при дворе. Не меньше было и тех, кто предлагал отстранить епископов от общественных и государственных дел, но в соответствии с обычаями, принятыми законами и нуждами государства, во всей полноте сохранить их духовную власть.

Куда более острые разногласия раздирали сплочённые ряды оппозиции. Люди обеспеченные и титулованные поддерживали епископов не по убеждению, а по лености ума и привычке, стало быть, поддерживали без большого энтузиазма. Люди образованные прежде всего нападали на божественное право, которое якобы осеняет каждое движение, каждое слово епископа. Они не находили в нём философской основы. Его невозможно, по их мнению, доказать, опираясь на достижения науки и доводы разума, из чего следует, что всякая церковь, как земное учреждение, не обладает ни божественным правом, ни абсолютной законностью. Оно изменялось в зависимости от места и времени, следовательно, может изменяться и впредь. Право реформировать церковь они предлагали передать представителям нации. Именно они должны, исходя из общественных интересов, решить, уничтожить или сохранить власть епископов в Англии. Пуритане и пуританские проповедники все эти досужие разглагольствования встречали в штыки. В епископальной церкви они видели противное Господу идолопоклонство и не искоренённое наследство папизма. С фанатичным упорством, таким же непреклонным, как фанатическое упорство приверженцев архиепископа Лода, они отвергали литургию и пышность богослужения, которые, по их непреклонному убеждению, осуждались Евангелием. Им мила была евангельская простота первоначального христианства и свободные выборы самой общины своих проповедников.