Вова всё ещё смеялся, но уже не так заливисто.
Я продолжала идти, не отвечая и не оборачиваясь, прихрамывая и придерживаясь рукой за стенку. Первый шаг на ступеньку доставил боль в районе паха.
– Прекрати, ты же знаешь ни к чему хорошему это не приведёт, – Вова практически закончил смеяться и теперь, казалось, забавлялся над моей отчаянной попыткой сбежать.
А потом я, даже неожиданно для самой себя, рванула вверх, не обращая внимания на боль. Или сейчас или уже никогда. Теперь Вове стало совсем не до смеха. Он очнулся лишь тогда, когда я уже преодолела большую часть ступеней. Вова ринулся за мной. Я услышала за спиной злой вопль. Услышала, как он споткнулся, и чуть было не ухватил меня лодыжку. Я тоже больно стукнулась пальцами ног об одну из ступеней, но это было ничто по сравнению с тем, что я пережила за последние несколько дней, находясь в этом чёртовом подвале. Спасительный дневной свет струился сверху, как свет в конце туннеля. Моё тело как пружина, то выпрямлялось, то сгибалось. И отчасти это всё происходило без моей на то воли. И когда оставалось преодолеть последние три ступеньки, железная хватка всё же замкнулась на моей левой ноге. Я закричала. В отчаянии развернулась и что есть силы пнула ему в лицо. Удар оказался действенный и Вова, заверещав как перепуганный петух, полетел со ступеней вниз. Не теряя ни секунды, я снова бросилась бежать.
– Стой, чёртова сука! – проорал Вова. Я уже слышала громкий топот за спиной. Но мне оставался буквально один шаг до свободы. Со слезами на глазах я сделал последний рывок, превозмогая боль. Тот свет, который струился через открытую дверь, который вначале я приняла за дневной, оказался электрическим. На дворе была ночь, но сейчас меня это совсем не волновало. В каком-то дурмане, я успела сообразить, что нужно захлопнуть дверцу и запереть её, пока Вова до меня не добрался. Я уже видела, как из темноты маячит его злое, пропитанное гневом, лицо. Тяжёлая дверца опустилась с громким ударом сама по себе. Мне даже не пришлось прилагать усилий, только немного её приподнять и опустить на другую сторону. Никакого замка я не увидела. И, прежде чем дверца снова открылась, я успела опрокинуть на неё добрую кучу, облокоченных на стену вертикально, тяжёлых досок. Я слышала удары и видела, как доски начали трястись от толчков, которые Вова создавал. Но что было дальше я уже не видела. Ноги несли меня прочь. Сначала я пробежала по двору. Холодная влажная трава щекотала ноги. Как я и предполагала, я и в самом деле была заточена в подвале рядом с собственным домом, увидев который, моё сердце забилось ещё быстрее, но уже от радости. Но радоваться пришлось недолго. Прежде приглушённый крик Вовы стал слышен более отчётливее, что означало только одно. Он выбрался из подвала, а я ещё не добежала до дома.
***
Как забежала в дом, я особо не помню. Помню только, что лихо заперла входную дверь. Вовремя, вспомнив и той, что выходила на задний двор. Конечно, и тогда я понимала, что запертые двери его не остановят, но так я хотя бы могла выиграть немного времени.
– Открывай, тварь! – орал Вова, колошматя по главной двери кулаками. На какое-то мгновение я потерялась, не зная, что мне делать дальше. Искать сотовый телефон и пытаться дозвониться до полиции – бесполезная трата времени, – Теперь тебе точно конец, тупорылая овца! – последовал громкий и, как оказалось, последний удар по поверхности двери. А потом он затих. И это пугало ещё больше. Нож! Мне нужен нож! Я бросилась обратно на кухню и начала выдвигать все ящики. Во всём доме свет был отключен, и включать его я не собиралась. Практически на ощупь я отыскала нож, которым обычно по утрам нарезала колбасу для бутербродов. Холодное оружие я выставила перед собой. Теперь хотя бы у меня будет, чем отбиваться. Это немного придало уверенности и храбрости. Я вздрогнула, когда что-то тёмное проскользнуло за кухонным окном. Он идёт к заднему выходу. Думает, про ту дверь я забыла. Я побежала прочь. Теперь можно поискать телефон и ключи от машины. Если я смогу его ранить, то смогу выбраться и уехать, а уже после позвонить следователям.
Надеясь, отыскать свою сумочку я побежала наверх. Ноги сами меня туда понесли. Но я резко затормозила. Сумочка висела на стуле. И если мне повезёт, в ней окажутся ключи. Я побежала обратно, и в этот момент послышался удар по стеклу со стороны кухни, но стекло выдержало и пока не разбилось. До цели оказалось несколько больших шагов, которые я с лёгкостью преодолела. Во время второго удара, я схватила сумку и высыпала всё содержимое на пол. И звук брякнувших ключей, чуть от радости не свёл меня с ума. Я на ощупь отыскала их, схватила и помчалась наверх. Нужно где-то спрятаться. В этот момент послышался звонкий звук, разбившегося стекла. Теперь мне точно не обойтись без боя, в котором выживет только один. Судьба благоволила мне, потому что я нашла и телефон. Он лежал на тумбе в моей спальне. И в момент, когда я забежала туда, пришло какое-то сообщение, и он призывал к вниманию, включив яркую подсветку на дисплее. Тогда я ещё не размышляла, почему Вова не уничтожил все мои вещи? А в данный момент, я судорожно соображала, где спрятать свой зад. Схватив телефон с тумбы, я залезла в шкаф для вещей.
58
Вы когда-нибудь просыпались посреди ночи и видели нечто непонятное, странное, которое непременно вскоре рассеивалось? Если с вами такое случалось, то поздравляю, вы лицезрели другой мир, иное измерение, параллельную вселенную, называйте это, как хотите. Когда я была маленькая, то называла этот мир Дом Зимы. Алиса поведала мне, что называется он – мир Плито. Мир, в котором живут духи. Мир, откуда мы приходим и куда непременно уйдём. Мир, в котором считают, что мир Эро (Земля) – это рай. Потому что люди могут чувствовать, любить, помогать друг другу. Могут радоваться, разговаривать, обниматься. Могут засыпать и просыпаться. У людей столько возможностей, что нет нигде ни в одном уголке нашей бесконечной вселенной.
– Когда я найду тебя, ты пожалеешь, что родилась на свет! – голос Вовы донёсся снизу. Он всё ещё на первом этаже.
Дети умеют покидать землю и попадать в мир Плито, когда им это необходимо. Всё, потому что…
– Ты проведёшь в подвале остатки своей никчёмной жизни, тварь! – продолжал орать Вова. Его голос заглушали звуки ударов, топот и грохот опрокинутой мебели.
Потому что дети могут