— Поэт! — вскричал д'Артаньян с самым живейшим интересом. — Любезный Брэдбери, представьте меня этим господам немедля!
У него моментально родился изумительный план, способный во многом помочь, — правда, следует признаться, что этот план не имел ни малейшего отношения к поручению кардинала, по которому они все прибыли в Англию. Речь тут шла о делах сугубо личного порядка…
— Нет ничего проще, — пожал плечами хозяин. — Пойдемте.
Он проворно проводил д'Артаньяна к столику мимо поглощенных разговором на совершенно непонятном наречии шотландцев и без обиняков сказал:
— Вот этот господин хотел бы скоротать с вами время. Он дворянин из Франции, и зовут его Дэртэньен, очень приличный молодой человек… Вы не против его компании, сэр Оливер? А вы, Уилл?
— Ничуть! — ответил за обоих молодой человек. — садитесь, сэр, чувствуйте себя непринужденно. Хозяин, еще один стакан нашему гостю… Или он предпочитает пить вино?
Д'Артаньян, стараясь делать это незаметно, потянул носом воздух, пытаясь определить, что за аромат распространяется от стоящей перед его новыми знакомыми раскупоренной бутылки с некоей желтоватой жидкостью, не похожей по цвету на любое известное гасконцу вино, — а уж в винах он понимал толк.
Интересный был аромат, определенно принадлежащий спиртному напитку — что же еще могут подавать в бутылках? — но очень уж резкий, незнакомый и непонятный…
— Все-таки, если не возражаете, господа, я хотел бы отведать то же, что и вы, — сказал он решительно. — Хозяин, принесите мне бутылку того же самого!
Хозяин, такое впечатление, замялся — вопреки всем своим ухваткам опытного потомственного трактирщика.
— Любезный Брэдбери, я же просил бутылку! — удивленно поднял на него глаза д'Артаньян.
— Воля ваша… — пробормотал хозяин и очень быстро вернулся с бутылкой того же загадочного напитка и зеленым стаканом из толстого стекла с массой воздушных пузырьков внутри.
Д'Артаньян незамедлительно наполнил стакан до краев, как привык поступать с вином. При этом вокруг распространился тот же аромат — резкий, странный, но, право слово, приятный…
Лысый Уилл Шакспур осторожно спросил:
— Сэр, вам уже доводилось пивать виски?
— Уиски? — переспросил д'Артаньян. — Это вот называется уиски? Нет, любезный Шакспур, не буду врать, не доводилось. Но мы, гасконцы, отроду не пасовали перед вином, как у нас выражаются — нет винца сильнее беарнского молодца…
Молодой человек вежливо сказал:
— Видите ли, это покрепче вина…
— Ба! — воскликнул д'Артаньян. — Что за беда? Посмотрим…
— Гораздо крепче, сэр Дэртэньен…
— Не беспокойтесь за гасконцев!
— Весьма даже покрепче…
— Черт побери! — сказал д'Артаньян, уже поднесший было стакан ко рту. — я слышал, моряки пьют какой-то рром… И говорят, что он гораздо крепче вина… Это что, нечто вроде?
— Вот именно, сэр. Если у вас нет навыка, умоляю вас быть осторожнее. Попробуйте сначала маленький глоточек, если вы никогда не брали прежде виски в рот, а уж потом…
«Ну уж нет! — заносчиво подумал д'Артаньян. — Чтобы англичане учили француза, мало того, гасконца, как пить вино, пусть даже оно крепче обычного? Волк меня заешь, что хорошо для англичанина, сойдет и для беарнца!»
И он решительно выплеснул в рот полный стакан — как, помнится, некий Гвардий разрубил какой-то там узел, хотя д'Артаньян решительно не помнил, зачем ему это понадобилось…
Гасконец замер с разинутым ртом. Было полное впечатление, что по глотке ему в желудок скатилась изрядная порция жидкого огня, каким потчуют грешников в аду черти. Слезы навернулись на глаза, от чего все вокруг затуманилось, раздвоилось и поплыло, — и трактирная обстановка, и собеседники. Горло жгло немилосердно, дыхание перехватило, словно веревкой палача, все тело сотрясали спазмы…
«Отрава! — пронеслось в мозгу у гасконца. — Агенты Бекингэма! Яд! Кардинал и не узнает, как я погиб, угодив в ловушку средь бела дня, в центре Лондона…»
— Быстренько закусите! — воскликнул лысый толстяк Уилл, проворно подсунув д'Артаньяну ломоть сочной ветчины. — Жуйте же, Дэртэньен!
Д'Артаньян не заставил себя долго упрашивать — схватил кусок с массивной трактирной вилки прямо рукой и запихнул целиком в рот, чтобы хоть чем-то унять жжение в глотке, то ли ставшей деревянной, то ли сожженной напрочь неизвестным ядом, столь опрометчиво употребленным внутрь.
Прожевав ветчину, он сделал длинный судорожный глоток. Соседи по столу смотрели на него сочувственно и, в общем, мало походили на коварных отравителей. Д'Артаньян посидел немного, прислушиваясь к своим ощущениям.
Постепенно на лице у него стала расплываться блаженная улыбка. На смену жжению в животе пришло приятное тепло, понемногу распространившееся по всему телу, в голове легонько зашумело, зрение вернулось, мало того — мир наполнился новыми красками и оттенками, эти двое казались близкими и даже родными, словно он знал их сто лет, и даже чуждая Англия представлялась отныне вполне уютной и привлекательной страной.
— Черт возьми, да я же пьян! — сказал д'Артаньян.
— Без сомнения, сэр, — вежливо подтвердил молодой человек. — Как всякий, кто одним духом осушит четверть бутылки джина, да еще без привычки к нему…
— За ваше здоровье! — воскликнул гасконец, браво наполняя свой стакан, но на сей раз наполовину.
И немедленно выпил.
— Многообещающий юноша, — одобрительно сказал толстяк Шакспур. — Из него выйдет толк…
— Вы не знаете гасконцев, господа мои! — сказал д'Артаньян, вновь ощутив приятное тепло во всем теле и прилив благодушия. — Нас этими самыми уисками не запугать, хоть бочку сюда катите… — Он огляделся и, не особенно заботясь о том, чтобы понизить голос, сообщил: — Вы знаете, какая мне пришла в голову идея, когда я присмотрелся к этим самым шотландцам? А неплохо было бы, господа, если бы такие юбки носили женщины? А? Вы себе только представьте стройную красоточку с великолепными ногами в такой вот юбке…
— Приятное для глаза было бы зрелище, — согласился толстяк Уилл. — Пока этой модой не завладели бы престарелые мегеры и прочие уродки.
— Ну, можно было бы все продумать, — решительно сказал д'Артаньян. — Запретить, скажем, старым и некрасивым носить такие юбки…
— Ага, и уж тогда вас непременно растерзала бы толпа разъяренных баб, — фыркнул Шакспур. — Какая женщина признает себя старой и некрасивой?
— Пожалуй, — согласился д'Артаньян. — Значит, вы — господин Шакспур, поэт, и у вас есть герб… А вы, сударь?