— Но это же очень вкусно, — улыбнулся Морган-ап-Керриг, отодвигая тяжелый старинный стул и жестом приглашая лорда Бладхаунда присаживаться.
Лорд вялым взмахом руки отклонил это предложение и прошелся по кухне, оглядывая огромные очаги, котлы, пучки трав, связки лука и чеснока и висящие по стенам медные тазы для варки варенья.
Потом его внимание привлек турбуленциум хоррибиле. Лорд подошел, тронул его носком ботинка, присмотрелся, наклонившись, и спросил:
— А почему не вытерли лужу?
Лорд Бассет либо слишком резко выразился, либо слишком низко наклонился, потому что после этих слов турбуленциум прилип ему к носу. Теперь только Гвидион в полной мере понял смысл названия этого вещества. Турбуленций действительно доставлял множество хлопот и был ужасен. Он тянулся за лордом Бассетом повсюду, и не просто, а с чавканьем. Когда наконец Морган-ап-Керриг поймал мечущегося по кухне лорда и отлепил от его носа вещество со словами: «Извините, не волнуйтесь, это пудинг, это всего-навсего пудинг», — лорд Бассет проговорил слабым голосом:
— На мой взгляд, этот пудинг исключительно не удался, — и, окинув всех испепеляющим взором, удалился.
Едва за комиссией закрылась дверь, Гвидион начал дико хохотать. Он раскачивался, сидя на корточках у очага, и исходил приступами смеха. Вдруг он увидел, что кристаллы в стоящей перед ним колбе начали растворяться. Кристаллы, данные Змейком, растворялись от смеха.
…В тот же вечер лорд Бассет-Бладхаунд набросал карандашом в дневнике: «Покрытие кухонных котлов производит впечатление позолоты. Однако общее антисанитарное состояние помещения бросается в глаза». «И вцепляется в нос», — добавил бы Гвидион, если бы мог прочесть эту запись.
* * *
После встречи с веществом лорд Джеффри Спенсер Бассет-Бладхаунд только и искал, к чему бы придраться; однако никто не мог предполагать, откуда грянет гром. В пятницу наутро инспекция зашла на первый курс на один из самых невинных предметов — валлийскую литературу. Мак Кархи, чтобы не раздражать высокую комиссию, мысленно отмел таких эксцентричных бардов, как Лливарх Хен и Анейрин, и выбрал темой урока совершенно классический текст — «Битву деревьев», полагая, что к этому придраться будет трудно. Удар грома последовал незамедлительно. Мак Кархи попросил Афарви, сына Кентигерна, напомнить всем пятую часть поэмы. Класс запротестовал было, говоря, что они и сами прекрасно ее знают. Мак Кархи пресек протесты. Афарви встал и с выражением начал:
Ни матери, ни отца не ведал я при рожденье,Но создан был волшебством из форм девяти элементов;Стараньем великих магов я смог на свет появиться:Эврис, Эурон и Модрон трудились, чтоб я родился…
Сидевший рядом с лордом Бассетом пастор в воротничке нервно заерзал.
Меня оживил Гвидион, коснувшись волшебным жезлом,Мат, сын Матонви, придал мне нынешний вид и облик,И сам взволновался Господь, увидев мое рожденье:Ведь создан я магами был еще до творенья мира.
Английский пастор начал раздуваться.
Я жил и помню, когда из хаоса мир явился,О барды, я вам спою, чего язык не расскажет,Народы рождались, и гибли, и вновь восставали из праха,Всегда мое славилось имя, всегда мое слово ценилось.
Пастор в воротничке раздулся уже до таких размеров, с которыми трудно было не считаться. Мак Кархи беспокойно переводил взгляд с одного английского лица на другое, пытаясь понять, что же именно вызывает неудовольствие — сама декламация или качество перевода.
— Кто это такой? — взвизгнул вдруг пастор. — Что это такое? О ком это?
— Это великий певец VI века Талиесин, придворный бард Уриена, короля Регеда, — с готовностью объяснил Афарви.
— Из каких еще девяти элементов он был создан? — зловеще переспросил пастор, шевеля пальцами.
— А-а, это… из сока сладких плодов, из предвечного Божия Слова, из горных цветов, из цвета деревьев, из дикого меда, из соли земной, из руд, что таятся в недрах, из хвои сосны и из пены девятого вала, — простодушно перечислил Афарви.
— Та-ак, — протянул пастор, вставая и подходя к Мак Кархи вплотную. За ним, подозрительно озираясь и ощупывая свой нос, следовал лорд Бассет. — А вам не кажется, что все это несколько расходится со Священным Писанием? И вы предлагаете такие тексты христианской молодежи?
— А в Священном Писании разве сказано, что ни один текст не должен расходиться с ним по содержанию? — удивился Мак Кархи.
Пастор, однако, сощурившись, оглядывал христианскую молодежь. С его точки зрения, она была какая-то не совсем христианская. Он потребовал список класса и вчитался в него: Арвен, дочь Эуриса, Афарви, сын Кентигерна, Бервин, сын Эйлонви, Гвенллиан, дочь Марха, Гвидион, сын Кледдифа, Горонви, сын Элери, Двинвен, дочь Кинлана, Дилан, сын Гвейра, Керидвен, дочь Пеблига, Клиддно, сын Морврана…
Видно было, что список нравится ему все меньше и меньше.
Крейри, дочь Бринхана, Ллевелис, сын Кинварха, Лливарх, сын Кинфелина, Мейрхион, сын Лоури, Морвидд, дочь Модрон, Родри, сын Хеддвина, Роннвен, дочь Гвертевира, Телери, дочь Тангвен, Тивинведд, дочь Ирвина, Финвен, дочь Киннуила, Фингалл, сын Энгуса, Шонед, дочь Тейрниона, Эльвин, сын Кинира, Энид, дочь Элинед…
— Дитя мое, — многообещающим тоном обратился пастор к ближайшему студенту. — Отчего тебя так назвали?
— В честь святого Эльвина из холма, который первым записал все песни дроздов и который по воскресеньям создавал маленькую церквушку у себя на ладони, чтобы всякая букашка могла туда зайти, — отвечал Эльвин. — Это наш местный святой, — добавил он, сияя.
Пастор сделал над собой усилие, чтобы ничего не сказать, и ткнул пальцем в сторону Двинвен.
— Меня — в честь святой Двинвен, покровительницы всех влюбленных, которая сбежала со своим возлюбленным в одной рубашке, — не стала скрывать Двинвен.
Видно было, что пастора сейчас хватит удар.
— А тебя? — скрюченный палец пастора выдернул из толпы Гвидиона.
— Меня — в честь Гвидиона, сына Дон, величайшего из магов Гвинедда, — тихо сказал тот, предчувствуя, что сейчас начнется.
— Меня — в честь Дилана Сына Волны, живущего в океане.
— Меня — по имени Лливарха Хена, знаменитого барда из Морганнога.
— Меня — в честь Горонви из Дол-Эдриви, великого волшебника. Его имя упоминается в триадах. Он современник короля Артура, — чистосердечно пояснял Горонви, в то время как пастор был близок к истерике.
— Здесь нет ни одного христианского имени!!! — заключил он наконец, оборачиваясь к лорду Бассету с таким видом, как будто ожидал от него военной помощи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});