— Возьмите, — предложил Сюань-цзан. — Я научу вас правильно держать ее и покажу, как писать иероглифы «и», «эр», «cань»[21].
Афарви молча помотал головой.
— Вы не можете, или не хотите, или вы издеваетесь надо мной? — притворно рассердился наконец Сюань-цзан.
— Я хочу, видит Бог… Но за этими иероглифами последуют другие… Эта гора громоздится до небес, — где мне взойти на нее! Я… я не могу похвастать способностями, — сказал Афарви и ужаснулся тому, какого размера слезы наворачиваются ему на глаза. — Вы только потеряете со мною время, дорогой наставник. Не лучше ли мне не переступать порога храма, если я никогда не подойду к алтарю?
Сюань-цзан посмотрел на него искоса и сказал:
— Остался фут единый,Но так мешают дождь и ветер,Что не подняться мне на этиЛушаньские вершины.И чудится в ненастье,Что там в тумане туч, в пещерах,Еще живут монахи эрыБылых шести династий.
— Кто это написал? — разволновался Афарви.
— Цянь Ци, — сказал Сюань-цзан, поднимаясь, и скрылся за воротами своей башни.
* * *
На седьмом курсе история Британии перетекала в археологию, и семикурсники проходили археологическую практику под присмотром Мерлина прямо в школе. Мерлин выделил им место во дворе западной четверти и дал указание копать. С тех пор он только изредка захаживал посмотреть, как подвигаются дела. Дела подвигались не слишком ходко. В основном старшим студентам приходилось двигать отвал, но Мерлин уверял их, что именно этим и приходится заниматься настоящим археологам большую часть жизни. Дело в том, что начиная копать, археологи поначалу выбрасывают землю из раскопа в одну, произвольно выбранную сторону, и накидывают этой земли огромную гору. Впоследствии неизменно оказывается, что интересующий их культурный слой уходит именно под этот отвал. Дальше им остается только снять пиджаки, сдернуть через голову свитера и, поплевав на руки, двигать отвал. Мерлин уверял, что он еще не встречал археологов, которые с самого начала поместили бы отвал столь удачно, чтобы с ним больше не пришлось возиться.
Пододвинув слегка отвал, старшекурсники на шестую неделю раскопок на глазах обрадованных младших студентов выкопали огромный глиняный сосуд с коническим донышком, размером внутри с небольшую комнату. Неизвестно откуда возникший Мерлин пояснил, что сосуд греческий, называется пифос, предназначен для хранения вина и масла и должен вкапываться в землю для устойчивости. Появившийся здесь же Дион Хризостом провозгласил, что сосуд вкапывать в землю вовсе не следует, а напротив — надо положить его на бок, и он лично будет в нем жить, подобно великому кинику Диогену Синопскому, который жил в точно таком же пифосе, выказывая презрение ко всему миру. Подошедший при этих словах Орбилий Плагосус заметил, что если Дион намерен выказывать презрение ко всему миру, то ему придется лишить себя общества поэтов и музыкантов, не мыться, не бриться, проповедовать воздержание и в особенности отказаться от паштета из соловьиных языков, который он так любит. И никакого фалернского. Дион завопил, что фалернское — страшная дрянь, что пьет он исключительно хиосское или родосское, что по своим взглядам он всегда был ближе к неоплатоникам и даже, пожалуй, склоняется иногда к Древней Стое. Орбилий Плагосус бесцеремонно заметил, что к Древней Стое Дион склоняется, видимо, тогда, когда ему случается съесть лишнего и его пучит, и что, кстати, настоящие стоики тоже не отличались тягой к излишествам. Тогда Дион исхитрился и, сплетя замысловатый софизм, объявил себя последователем киренаиков, после чего забрался все-таки в пифос и гулко, со своеобразным эхом, сообщил оттуда, что отныне все уроки греческого языка будет вести из недр этого вместительного сосуда. После этого пришел Тарквиний Змейк, заглянул в пифос и негромко сказал:
— Не думайте, Дион, что на ваше место не найдется желающих, когда вас уволят.
— Британия далекая!.. Кто сюда поедет? — донеслось из пифоса.
— Тиртей поедет, — вкрадчиво отвечал Змейк, стоя у входа в сосуд.
Пифос разразился хохотом.
— О, он, конечно, поэт и талантлив невероятно, но вот учить!.. Все у него будете распевать хором и маршировать в фаланге!..
После этого Змейк прекратил спор и выкурил Диона из сосуда с помощью бертолетовой соли, красного фосфора и еще двух-трех несложных пиротехнических средств. Сосуд был отдан в хозяйство хлебопечкам. Те мигом отмыли его, вытерли досуха, врыли с помощью старшекурсников в землю, приставили к нему лесенку и доверху наполнили оливковым маслом. Дион Хризостом обошел вокруг пифоса, выразился в том смысле, что с женщинами лучше в пререкания не вступать, проверил на вкус качество оливкового масла и, поморщившись, удалился. Когда через десять минут после этого по двору проходила инспектирующая комиссия, ничего особенного видно не было.
Лорд Бассет, завидев Змейка, не удержался, чтобы не высказать текущих впечатлений:
— Мы застали сейчас самый конец урока по зоологии, и то, что мы там увидели, нас, признаться, несколько удивило. На профессорском месте, на кафедре, стоит столбиком сурок и посвистывает. Учащиеся толпятся вокруг. Никакого заграждения, никакой сетки, ничего. Я допускаю, что это был достаточно безобидный экземпляр и, возможно, даже ручной, но вообще, конечно, наглядные пособия следует приносить в клетках. По всему классу свободно летают птицы. Влетают в окна, садятся, щебечут, снова вылетают. И наконец: какова роль преподавателя? Все учащиеся наперебой передразнивают свист сурка, а преподаватель даже не сделает им замечания, чтобы они прекратили дразнить животное!.. Очевидно, что преподаватель в силу неопытности не может справиться с классом.
— За те годы, — сделав легкий нажим на последнее слово, сказал Змейк, — что доктор Рианнон работает в нашей школе, она как раз, по моим наблюдениям, проявила себя как исключительно опытный преподаватель.
* * *
— Огромное вам спасибо за содержательную лекцию, профессор, — свистнула Рианнон. — Мои ученики без ума от вас. Они не слишком утомили вас вопросами после занятия?
Пожилой седеющий сурок осторожно спустился с кафедры и любезно просвистел:
— Ну что вы, Рианнон, напротив, мне был приятен их интерес.
— Нельзя ли будет устроить для них посещение сурочьего городка, профессор? — просительно сказала Рианнон. — Боюсь, они замучают меня теперь своими просьбами. Вы же знаете, в этом возрасте они так трогательно любознательны. Для них видеть целый город ваших соотечественников — это такое огромное впечатление!..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});