— Чего не так, Княжна?
Она ответила не сразу, секунды тратя на попытки понять, что сказать, как пошутить, чтоб стрелки перевести, увести разговор на другую тему. Но только под взглядом Вити, который удивительным образом и серьёзным, и веселым одновременно казался, мысли путались так, что не придумать ничего.
Анна действовать принялась от обратного и, саму себя огорошивая дерзостью, посмотрела в лицо Пчёлы, взором зеленоглазым чуть ли не до самой его сути добираясь:
— Если будешь такой интерес и дальше проявлять, то я подумаю, что ты на свидание меня хочешь пригласить.
От услышанного Витя хохотнул коротко. Так, что в первую секунду у Князевой в плохом предчувствии сжалось сердце, вынуждая напускную смелость смениться вполне серьёзным страхом. Едва ли вздохнуть смогла, когда юноша посмотрел на неё с прищуром, в тот миг ставший Ане незнакомым.
А потом он ладонью прижался к затылку Князевой, к себе лицо её притягивая, и поцеловал девушку в лоб.
— Это и есть свидание, Анюта.
Витя хотел сказать ещё что-то, но вдруг взгляд его, будто сам по себе, скосился на запястье, на котором восседал циферблат излюбленных часов. Стрелки сошлись, образуя собою острый угол, и показывали одиннадцать часов тридцать восемь минут. Захотелось — просто безмерно, до одури — выкинуть часы в окно, словно Пчёла тем самым мог время остановить.
Но, дьявол. Пора.
Он на девушку взглянул коротко, задумавшись на миг, что сказать, чтоб Аня, его Княжна, так любящая слова и взгляды анализировать, лишнего не придумала себе, не корила себя за ошибки какие-то, каких не совершала.
Она поняла всё раньше, чем Пчёлкин мысли смог сформировать в единую фразу.
— Иди. Тебе пора, как я понимаю.
— Пора, — согласно кивнул Пчёла, но отойти смог лишь через секунды три. Оглянулся, словно думал, за что мог зацепиться взглядом, что могло задержать, но одёрнул себя.
Дама дамой, но друзья — это святое. И раз его ждут, он подводить не мог. Даже если хотелось с Анной остаться.
До хруста ребёр хотелось.
Витя эти мысли снова себе под нос продиктовал, будто в голову себе утерянную истину вбить надеялся. Он подошёл к низенькому столу, надевая поясную кобуру, и только после того просунул плечи в рукава рубашки, почти хрустящей от малейших движений.
Анна за ним наблюдала, будто думала запомнить красивые перекаты мышц спины под ровной кожей Пчёлы. Взгляд у девушки был почти спокойным, почти ровным, но капли печали на губах Князевой Вите хватило, чтобы бригадир спросил:
— Планы на ближайшие вечера не строила?
— Не припомню, — она спрыгнула с подоконника. Подхватила чашку, на ходу отпивая чаю, подошла к раковине. Нужно было вымыть посуду после завтрака, приготовить что-нибудь на обед или ужин. А потом… к маме, вероятно, стоило съездить.
Они со свадьбы Сашиной толком не разговаривали. Хотя, наверно, надо было.
Анна повернула кран кухонной раковины, когда услышала шаги за спиной. Витя подошёл к ней сзади, выхватывая из рук кружку и допивая остатки зелёного чая, а потом Князевой сказал, ладонь на живот девушке положив:
— Тогда заеду за тобой к семи часам, — и у самого уха левого, подобно искусителю опытному, уточнил: — Договорились?
Она, стоя с опущенной головой, рассматривала ладонь Пчёлы на себе — словно впервые он её коснулся в жесте, что ни при каком желании «дружеским» не назвать. Как и поцелуи их, в принципе.
Зной утра за окном стал казаться бодрящим морозцем по сравнению с жаром, плавленым железом потёкшим под одеждой.
Анна распрямилась, вскинула голову и перед собой посмотрела, словно себе в первую очередь гордой и самоуверенной надеялась показаться. Только смотря на стены с относительно новыми обоями, сказала с дрогнувшим сердцем:
— Договорились.
Она не увидела, но представила живо, ярко, как Витя приподнял уголки губ, довольный услышанным ответом. Сама похожим образом улыбнулась, толком того не замечая.
Мысли, что Князева сделала что-то не так, стали казаться безумными.
Витя гнал под «Modern Talk» со скоростью, близкой к запрещенной. Магнитола разрывалась так, что, вероятно, соседние автомобили слышали мотив «Cheri Cheri Lady», но Пчёлкин песни не слышал — душа пела громче. В разы громче — так, наверно, не оглушали даже колонки, басами бьющие на концертах «Кино» ещё при жизни Цоя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он мчался домой так, словно опаздывал, хотя до встречи на Балчуге было ещё время. Но Пчёла нёсся, упрямо давя педали в пол, будто от спешности его быстрее вечер мог наступить. Вечер, а вместе с ним — парк Лефортовский, с которого Витя решил начать «турне» их, и Анна — нежная, гордая, иногда занудно-умная, но этим же и цепляющая до невозможности.
Княжна. Незабудка…
Она стоила того, чтобы на газ жать, чтобы из машины всех «лошадей», все километры в час выжимать.
Витя закусил губу, вспомнив вдруг, как Князева с ним на окне целовалась, губы играючи ему кусая, а потом усмехнулся себе:
— Пчёла, за дорогой следи! Чери-чери ле-еди!.. — и ладонью, лежащей на рычаге коробки передач, застучал в такт хиту его школьной жизни.
Сердцу стало легко, как, наверно, в последний раз и было, как раз, в старшей школе.
Он осознал, что домой мог не возвращаться, только когда переступил порог квартиры на Остоженке. Анна ведь, по сути, ему одежду в порядок привела, Витя с девушкой позавтракал — голодать не собирался. Оружие тоже при нём было… Пчёла, осознав глупость свою, так и замер в коридоре, не включая света. Задержал дыхание, словно так мог исправить что-то, а потом махнул рукой.
«Эх ты, дурак!..»
Бригадир не стал снимать обуви. Прошёлся к зеркалу с небольшой полкой, на которой стояли только флакон с истершейся биркой и расчёска. Он брызнул на себя, на волосы одеколоном с нотками горькой мяты, причесался, укладывая полусырые пряди.
Витя посмотрелся в зеркало, но не нашёл в отражении чего-то такого, что для него бы новым стало, и тогда посмотрел чуть в сторону. За рамой торчала фотография с родителями, сделанная после его возвращения из-за Урала.
Мама тогда радовалась безумно, словно Пчёлкин с войны вернулся, а не с Кургана, где жизнь Вите казалась убийственно медленной по сравнению с динамичной столицей. Ирина Антоновна по возвращению его неимоверный пир устроила, наготовив всего, что сын любил, и долго-долго плеча Витиного не отпускала, словно поверить не могла, что Пчёла вернулся действительно. Живой, невредимый..
Когда Витя папе рассказывал о несуществующих людях и моментах, которые они всей бригадой придумывали на случай расспросов от родных, мама вдруг фото предложила сделать. Папа против был, но уговоры жены и градус хорошей водки его настрой изменили.
И теперь фото, где он пьяный сидел с отцом за столом, ломящимся от вкуснятины самой разной, — от запеченного мяса до вишневого варенья в розетке с мелкими желтыми цветочками — Пчёлу встречало в коридоре. Он не всегда на снимок этот обращал особое внимание, иногда второпях сбивал фото на пол, но поднимал всегда, не выкидывал, не менял, даже несмотря на появившиеся трещинки на их с отцом лицах.
Слишком дорогим было это фото. Хоть и не особо удачным; папа, которому мама сказала лицо «попроще» сделать, от напускной злобы покраснел сильно и глаза раскрыл в возмущении, а Пчёла засмеялся так громко, что мать даже напугал. Потом Пчёлкины второй снимок сделали, но Витя именно первое фото забрал.
Неудачный снимок или нет — это совершенно относительно. Но то, что живыми, настоящими они с отцом казались на той фотографии, сомнений не было. А это было уже куда важнее случайно прикрытых глаз при щелчке затвора камеры.
Пчёлкин, снова взглядом пробежавшись по накрытому столу, спрятал фото обратно за зеркало. Стоило, наверно, в рамку снимок убрать, чтобы он в ближайшие месяцы совсем в пыль не обратился.
Когда-нибудь у Вити руки до этого дошли бы, но четвёртого июня мужчина потянулся за портмоне, каким крайне редко пользовался, деньги зачастую в карманах нося.