Вспомнила. Захотелось себе по щекам надавать.
На душе неприятно скреблись кошки от вчерашнего. Было чувство, что ею пренебрегли. И мало того, что пренебрегли — перед этим Анну будто под самые небеса вознесли, откуда потом и спустили камнем с высоты такой, при падении с которой не выживают.
Девушка села в кровати. Какие-то суставчики в шее хрустнули, когда она оглянулась за спину свою в беспокойстве, чтоб дверь не открылась в самый ненужный момент. Только потом Аня сняла с себя майку, в которой спала. Осталась в одних трусиках, быстро нашла на стуле, на который вчерашней ночью чуть ли не в бешенстве скинула всю одежду, лифчик, халат чуть выше колена. Облачилась в вещи свои, чтобы до ванной комнаты дойти и утренний душ принять.
Дверь открыла так резко, что поворот защитного механизма прозвучал сродни выстрелу пистолета, в параметрах которого не разбиралась.
Аню будто ушатом ледяной воды окатили, когда она два-три шага сделала. Девушка на месте остановилась, будто следующим шагом рисковала на мину наступить, на небеса взлететь, и вспомнила вдруг судорожно, что слышала сквозь сон, как Пчёлкин ручку входной двери дёргал, проверяя.
«Что, я всю ночь с открытой квартирой провела?..»
Картина перед глазами пошла мелкими чёрными мушками, когда Князева посмотрела в другой конец коридора в попытке в утреннем свете разглядеть кого. Но возле двери было пусто. Тогда она чуть привстала на носки, вытянула шею и, прищурившись, заглянула за стульчик, на котором обувалась.
Анна перестала дышать. На том же месте, что и сутки назад, стояли ботинки Пчёлкина.
«Неужели не уходил?»
Девушка постояла ещё с секунду возле своей спальни, словно пыталась соединить кусочки паззла в своей голове. Под сердцем сжался какой-то не существующий по законам физиологии орган, когда Князева прислушалась к окружающим её звукам, и разжался, стоило Анне заметить шаги.
Не особо громкие, но достаточно звучные, если специально обращать внимание на каждый шорох.
У неё мелкими бусинками под халатом выступила испарина, когда Аня направилась на кухню.
Несмотря на то, что в первую очередь вид открывался на гостиную, Князева сначала заметила расхаживающего возле кухонного стола Пчёлкина. Как фантом вчерашнего дня. Рубашка выбилась из-за пояса его брюк, казалась вся измятой, и волосы растрепались так, словно Анна самолично их ночью спутывала, жертвуя сном своим.
Девушка шаг сделала, думая посмотреть, как Витя на кухне её хозяйничал, но повернула голову. На кофейном столике к дочитанным «Похитителям бриллиантов» присоединились кобура с пистолетом и стакан, на треть заполненный окурками.
У Ани трахея свернулась узлом от вида огнестрела. Когда Пчёлкин обернулся, вздох едва ли не разорвал гортань.
— Доброе утро, Княжна.
Он сам того не осознавал особо, но чувствовал себя отчего-то каскадёром, идущим по тросу над пропастью, но без какой-либо страховки. Витя сделал шаг ей навстречу, чуть улыбаясь, думая в щёку поцеловать Незабудку, но Анна скрестила руки на груди.
Пчёла замер. Вместе с ним остановилась и циркуляция крови.
— Ты здесь ночевал?
Она задала явно риторический вопрос и поняла это сразу же. Смятые под весом чьей-то головы диванные подушки и небрежность, оставленная Витей на диване, на кофейном столе, за себя всё явно говорили.
— Да.
— На диване, — подчеркнула, констатируя факт. Но не безразлично. Витя чуть ли не электрическими искрами на коже почувствовал Анино недовольство.
Она говорила так, будто озвучивала данность, её ни коем образом не устраивающую.
— На полу было уж слишком жёстко, — выразительно усмехнулся Пчёлкин, вскинул руки. Анна посмотрела на его ладони и отчего-то вспомнила, как они по спине её гладили, как волосы держали, чуть оттягивая назад.
Она прикрыла глаза лишь на секунду и потом уже усмехнулась не столько Вите, сколько мыслям своим, как в недоверии, мол: «Правда это было всё? Или сплю до сих пор?..».
— Какой кошмар.
— В чём проблема, Княжна?
— В том, что ты, как пёс дворовый, за порогом ошивался, — кинула Анна и по лицу руками провела, словно думала снять с него маску усталости, какой не должно было быть после пробуждения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Девушка зарылась пальцами в волосы, которые спутались за ночь в метаниях по подушкам, когда Витя, посмотрев на неё с прищуром, уточнил:
— А где бы мне стоило остаться?
Князева думала, что мысль — очень смелую для себя — озвучит, но вовремя стрельнуло предупреждающим ударом тока в голове. Она, подняв на Пчёлу хитрый взгляд, заявила с ощутимо дрогнувшими поджилками:
— Тебя ничто здесь не держало.
— Держало, — не менее смело заявил Витя. Он в глаза Анне посмотрел, в эту светлую зелень на радужке глаза, и, осознавая, что привычным уже стало наблюдать за расширением её зрачка при словах подобных, усмехнулся беззлобно:
— Как минимум, не хотелось, чтобы у тебя дверь ночью была открыта. Мало ли, кто у вас тут ходит по подъездам…
— А как максимум?
Сердце ухнуло в груди так, как, наверно, только в гонг бьют, когда девушка поняла, какой провокационный вопрос задала. В горле, в каком много часов ни капли воды не было уже, стало сухо, чуть ли не до появления трещинок на самом нёбе.
Пчёла взял её за руку и раньше, чем Анна успела на переплетение пальцев взглянуть, назад податься, прижал ладонь девушки к груди своей. Так, чтобы она почувствовала биение сердце под рукой своей, чтоб если не взгляд, то пульс Витин ей уверенность дал в словах, какие сказал без колебания:
— Как максимум, мне просто не хотелось уходить от тебя, Анюта.
Она помолчала, всей ладонью прижалась к ровной груди Пчёлы. Глаза ниже глаз опустила — не в её правилах взгляд тупить, но поняла Аня, что, если взора не отведёт, позволит себя, как книгу, прочитать, чего допустить явно никак не могла. Потому и рассматривала внимательно губы, какие вчера её целовали, какие сама целовала в жадности, самой себе не знакомой. Рассматривала и думала, рассматривала и пульс чужой под пальцами чувствовала…
«А стук-то ровный…»
В тот миг прикосновение её точно посредством детектора лжи Витю на честность проверяли, но бригадир не боялся на вранье попасться. Потому, что не врал.
Пчёла вообще на мысли себя вдруг поймал, что Анне не врал с самого того момента, как дружка её в Винницу спровадил. Князева вздохнула тише, чем обычно, когда вынесла какой-то ясный только ей одной вердикт, и подняла всё-таки взор.
Глаза цветом напоминали осколки зеленого витража, какой на свете солнечном казался почти белым. В душу смотрела прямо. Фантастика…
— Тебе стоило ко мне постучаться.
— А ты бы пустила?
— Вероятно, — пожала плечами девушка. Пальцы дрогнули, как от резкого удара линейкой, когда осознала, в чём, по сути, ему призналась; прямой взор Вити будто гипнотизировал — было одинаково страшно как смотреть ему в глаза, в самую суть свою Пчёлу пуская, так и взор отводить в сторону гардин оконных.
Она смочила горло слюной, что по консистенции своей больше пену напоминала, и сказала:
— Кровать у меня двуспальная. Явно бы места хватило, — и добавила, до последнего сомневаясь, стоило ли говорить. — Одеяло бы посреди постели баррикадой поставили — и спали бы.
Витя усмехнулся кончиком губ и, так и не убирая ладони Анны с тела своего, наклонился к ней. Оставил всё-таки поцелуй на виске, почти у самого кончика брови, а когда отсоединился, заметил на губах Князевой нежнейшую улыбку, на которую, как думал раньше, способны только нарисованные руками опытных художников несуществующие дамы.
Несмотря на бодрящую прохладу июньского утра, под рёбрами у обоих стало тепло. Как при двадцати четырех градусах и солнечной погоде.
Пчёлкин развернул девушку к столу, на котором её завтраком ждали порция фруктового салата и горячие бутерброды с ломтиком сыра, аппетитно потёкшим на тарелку. Неподалеку от плошки с фруктами, политыми йогуртом, стояла баночка мёда.
В чашке дымился чай. Зелёный и, кажется, с липой.