не в состоянии нарушить или опошлить этот момент.
Он осторожно целует, нежно ласкает мои губы. Вкус его поцелуя дурманит, околдовывает. Голова кружится, по телу словно электрические разряды пробегают, заставляя трепетать и подсознательно вожделеть большего. Колени предательский подкашиваются и я практически повисаю в его руках. Вздрагиваю и неимоверным усилием воли принуждаю себя вынырнуть из сладкого омута страсти. Отстраняюсь, с сожалением разрывая контакт.
Что сейчас произошло? Как так вышло, что мы стоим и как два подростка целуемся посреди заснеженного парка? Смущённая, сбитая с толку, робко поднимаю глаза, боясь столкнуться с ответной растерянностью и недоумением, но нахожу лишь восторг и беспредельное счастье.
— Люблю тебя, Мышка, — шепчет он нежно.
От искренности его признания дыхание срывается, сердце несётся вскачь — того и гляди из груди выскочит. Поверить не могу, что ещё совсем недавно моя жизнь была связана с другим мужчиной. Я словно прозреваю: всё, что происходило между мной и Митей, воспринимается теперь как какая-то дешёвая подделка. Чувства к мужу и близко не стоят с тем, что я сейчас испытываю.
Мне хочется сказать Гоше, что я тоже его люблю, что сама того не понимая, всегда только его одного и любила по-настоящему. Хочется снова поцеловать его, рассказать, насколько он мне дорог. Слова уже практически срываются с губ, но что-то не даёт мне этого сделать. Возможно это страх совершить ошибку: ответить, отдавшись на волю чувств и понять однажды, что Воробей любовь с увлечением или ностальгией по прошлому перепутал. Страх пойти сейчас на поводу у эмоций и желаний, и разрушить всё то светлое, что нас связывает. Не могу его снова потерять! Не перенесу этого!
— Гоша, — судорожно сглатываю подступивший к горлу комок, — Я…
— Всё безнадёжно и безответно? — его голос наполняется печалью, пронзая моё сердце болезненным уколом.
— Нет-нет! — отвечаю торопливо, — Просто мне… мне нужно время… Совсем немного. Понимаешь? Мне необходимо разобраться в себе. У меня сейчас такая каша и в душе, и в мыслях… — запинаюсь, не зная, как передать ему свои ощущения так, чтобы не обесценить, не исказить их смысл. Я понимаю, как это звучит, особенно после того, что только что случилось. — Хочу, чтобы ты знал — это не было чем-то минутным, наигранным. Меня безумно тянет к тебе! Настолько сильно, что иногда мне сложно подавлять это притяжение. Но, Гош, я должна быть уверенной. Я просто не переживу ещё одну потерю. И потом… я замужем. Я не хочу начинать вот так. Не хочу, чтобы он стоял между нами. Не хочу измарать наше общее даже тенью его присутствия… — чувствую, что краснею и опускаю глаза, не зная как продолжить.
Дура! Какая же ты дура, Маша! Как ты могла вот так все испортить?! Эгоистка конченная! Поддавшись глубинному порыву сама его на признание спровоцировала, а теперь словно бы отталкиваешь. Что он сейчас чувствовать должен?!
— Гош, прости! Я… — начинаю еле слышно, всеми силами пытаясь не разреветься.
— Тссс, Мышка, — он мягко прерывает меня, обнимает, успокаивающе гладит по голове, — Ну что ты? Всё хорошо! Только не плачь, малыш. Я всё понимаю. Хочу, чтобы ты знала: мои чувства ни к чему тебя не обязывают. В независимости от того, ответишь ты мне взаимностью или нет, ты никогда не станешь для меня менее важной, чем сейчас. Я готов быть для тебя другом, братом, кем только пожелаешь… Если потребуется, то я буду ждать твоего ответа столько, сколько скажешь. Главное, чтобы ты была счастлива.
Шмыгая носом прячу лицо на его груди. Ну почему всё так сложно-то?!
Мысленно обещаю себе, что ради нас с Гошей, сделаю то, что все праздники изо дня в день откладывала — наконец-то свяжусь с Митей и попрошу его дать согласие на развод. Завтра для одних наступают трудовые будни, а для меня — время бороться за счастье.
Глава 47
Митя
Сегодня наконец-то первый день, как себя человеком почувствовал. Все праздники температура держалась и нормализовалась лишь вчера. Но первый день в норме ощущения нормы не принёс. Измученный организм отказывался возвращаться к полноценному функционированию. Меня трясло от дичайшей слабости, едва ноги передвигал, как старикан какой-нибудь. Кроме того антибиотик по желудку бомбанул не по-детски — с унитаза суток двое практически не слазил. Весь провонял кислотным болезненным потом, но даже на то, чтобы вымыться и привести себя в божий вид сил не хватало.
Катя приезжала несколько раз, пыталась помогать, даже супчик какой-то сварила. Но повар из неё, прямо скажем, такой себе. Попробовал пару ложек этих пересоленных помоев и приказал в унитаз их вылить. Она разобиделась не в тему, даже реветь было вздумала, но я её капризы махом пресёк. Пригрозил, что если и дальше будет нюни распускать, то может валить отсюда на все четыре стороны. Это её немного в чувство привело: реветь она перестала, даже улыбочку кривую из себя выдавила. Но я почувствовал какую-то перемену в её поведении. Что-то неуловимое, что объяснить пока не мог. Решил, что переборщил чутка. Вдруг и правда свалит? А мне она сейчас под боком и на коротком поводке нужна. Вот закрою гештальт с Машей, тогда и посмотрим, что с этой курицей делать.
Она мне уже немного наскучила, пропало ощущение драйва и новизны. Даже унижать её с каждым разом всё скучнее становилось. Но, тем не менее, в силу обстоятельств, пока что я нуждался в её благосклонности и покорности. Так, что пыл свой умерил. Извинился даже. Заказал нам доставку роскошного ужина из её любимого ресторана. Правда ужин этот практически весь следом за Катиным варевом отправился: я кое-как половину своей порции одолел, а Катя так и вообще едва к еде притронулась.
Выглядела она тоже так себе. Осунулась как-то, побледнела до какого-то зеленушного оттенка. Её приступы тошноты меня слегка напрягли. Подумалось: уж не залёт ли? Но она мои подозрения решительно отмела, объяснив, что устрицами накануне отравилась. Ну устрицами, так устрицами. Сделал вид, что поверил. Всё равно на тот момент ни возможности, ни сил тащить её на медосмотр не было. Но для себя решил, что обязательно, как поправлюсь, проверочку этой кобылке организую.
Учитывая вчерашнее состояние, я и не рассчитывал, что сегодня буду настолько хорошо себя чувствовать. Утром остаточная слабость ещё немного ощущалась. Но когда я, наконец-таки, сходил в душ, отмылся хорошенько, а после, под бокал красного, сочный кровавый стейк приговорил — от этого симптома и следа не осталось.
Пообедав вышел на улицу и впервые за эти дни закурил. От вкуса