было что-то нечисто — слухи разные по городу ползли, но настоящие улики и протоколы находились здесь, в этом кабинете.
Папку Травин трогать не стал, а вот шурупчики аккуратно вывернул перочинным ножиком, вытащил деревянные чопики и засунул шурупы обратно, в отверстия. Теперь их можно было вытащить, просто пошевелив пальцем. Створка окна запиралась на шпингалеты, и если днем она была открыта, то на ночь наверняка запрут. Верхняя задвижка держалась на честном слове и даже при небольшом усилии отходила от дерева, а вот нижняя выглядела крепкой. Но тоже была привернута, и совсем недавно — шурупы не красили, а раму, по виду, уже несколько раз. Расшатывать крепления Травин не стал, это наверняка бы привлекло внимание, а вот скобу, куда входил стержень, оторвал и вставил обратно. Стержень углублялся в подоконник на несколько миллиметров, закругленный конец силой трения створку удерживал, но если сильно толкнуть, выскакивал и утаскивал за собой скобу.
Шторы были такие, как надо — плотные, если их задернуть, электрическое освещение не будет особо видно с улицы, да и выходило окно в сад, до улицы от него метров пятьдесят было, настольная лампа с длинным шнуром спускалась под стол, и тогда уже снаружи не заметят, что в кабинете кто-то есть.
— За дурачка меня держишь, господин следователь, — Сергей улыбнулся, уселся на стул и закинул ногу на ногу. — Ну что же, в эту игру можно и вдвоем играть, у тебя свои козыри, у меня — свои.
Никифор очнулся в белой палате — тусклая лампа на потолке светила прямо в глаза. Он пошевелился, голова жутко болела, зрение двоилось, перед глазами плавали мутные пятна, но руки-ноги двигались. Правда, прикован он был наручниками к скобе, торчащей из стены, но вырвать ее — пара пустяков. Он пошевелил рукой, пробуя на прочность цепь, попробовал заговорить, связки не слушались. Проклятый городской снова лишил его голоса, ох и доберется он до него когда-нибудь, не будет уже таким дураком. Выследит и сзади рубанет, чтобы наверняка, а то провели, как мальчишку, полено подложили на кровать.
От злости у мужика вытекла слеза. Лицо покраснело, Никифора переполняла ненависть. Из-за врага он потерял и свободу, и деньги, наверняка эта сволочь сейчас его золото пересчитывает. Хотя, если он сам в больнице и прикован, значит, без милиции не обошлось, может, и денежки тоже у нее, что гораздо хуже. Уж если государство себе что-то забрало, то никак не отдаст, это крестьянин знал точно.
На здоровье Никифор никогда не жаловался, даже когда его медведь подрал, так он всего две недели отлеживался, а потом встал как новенький. И сейчас тоже оклемается, дай только срок, выберется из темницы, тут барин поможет, у него в охранке есть свой надежный человек. Ну а пока что будет он, Никифор, как старший барин и сказал, молчать, тем более что говорить-то он и вправду не может.
Дверь в палату отворилась, и внутрь вошла женщина в белом халате.
— Как ты? — тихо спросила она.
Никифор попытался сказать, но только захрипел.
— Лежи, лежи, Никиша, я тебе помогу. Голова болит? Ну так ничего, пройдет, а потом уж придумаем, что делать. Вытащим тебя отсюда, не беспокойся. Сейчас укол сделаю, тебе полегчает, уснешь, а когда проснешься, горло подлечим.
Женщина достала с лотка шприц, выпустила вверх тонкую струйку, ввела иглу Никифору в вену на руке. Тот поморщился, было не больно, но неприятно.
— Все будет хорошо, — пообещала женщина, надавливая на поршень.
Из цилиндра в кровь потекла прозрачная жидкость. Растворилась, дошла до сердца, заставляя его камеры биться вразнобой и сжиматься. Никифора затрясло, он выгнулся, пытаясь освободиться и теряя сознание, тело сотрясалось, дергалось из стороны в стороны, но наручники не дали ему упасть с кровати. Он хрипел, стараясь привлечь внимание тех, кто снаружи, а женщина стояла чуть поодаль и грустно улыбалась. Меньше чем через минуту Никифор обмяк, сердце остановилось, не выдержав такого насилия над собой, мозг перестал получать кислород и тоже отключился. Женщина подождала, проверила дыхание и пульс, убедилась, что на кровати лежит труп, и вышла, аккуратно затворив за собой дверь. Спящий снаружи на скамеечке милиционер всхрапнул, дернул склоненной на грудь головой, но потом снова задышал ровно и спокойно.
Глава 13
Девятнадцатого сентября англичане разгромили французов в битве при Пуатье, математик и философ Блез Паскаль доказал существование атмосферного давления, женщины в Новой Зеландии получили право голоса на выборах, в СССР был основан журнал «Милиция», а в 1927 году по новому календарю, введенному в РСФСР декретом Совнаркома, наступил понедельник. В это утро Сергей Травин проснулся не один и не в своей кровати. Рядом с ним лежала фельдшер Дарья Павловна Белова, положив голую ногу на его бедро.
Сергей осторожно пошевелился, стараясь не разбудить женщину, слез на пол, босыми ногами прошлепал в ванную, умылся и, подхватив свои вещи, уже собирался добежать до дома, там переодеться и начать новую рабочую неделю с чего-нибудь полезного, но не успел. Попал под прицел серых глаз.
— На работу? — спросила Даша.
— Ну да.
— Если есть десять-пятнадцать минут, позавтракаем, и забросишь меня в больницу. Если хочешь.
Травин пожал плечами, кивнул, поесть он был не прочь — то, что они с соседкой буквально три часа назад вытворяли, расходовало энергию почище разгрузки вагонов. В списке, который каждый мужчина составляет для себя, события прошедшей ночи находились где-то в самом верху. По мнению Сергея, никак не ниже второй десятки.
Даша от его кивка прямо расцвела, прошлась по квартирке русоволосым вихрем, ставя на одну керосинку маленький чайник, на другую — сковороду со сливочным маслом, доставая откуда-то хлеб, колбасу и сочные темно-красные томаты. В зашипевшее масло полетели пять яиц с ярко-желтыми желтками, наполняя комнату ароматом жареной корочки, не успел Сергей штаны натянуть, колбаса уже была порезана ровными тонкими ломтиками, помидоры — располовинены, а хлеб — наломан маленькими кусочками.
Он помочь даже не пытался, только смотрел, как ловко у нее все это выходит. Потянулся к колбасе и хлебу, готовясь получить по рукам, но Дарья только подмигнула, перевернула яичницу, подхватила закипевший чайник и залила кофейный порошок в маленькой чашечке — себе, и большой, на пол-литра — Сергею. А потом добавила туда же сухое молоко и положила на блюдечко два кусочка колотого сахара.
Сама Даша почти не ела, быстро выпила кофе, отщипнула от маленького кусочка хлеба половинку, а потом сидела, положив голову на руки, и смотрела, как Травин загружает продукты в свой поджарый