предметы, с его носа свалились очки, и историк упал на колени, шаря руками по брусчатке. Книга и сверток снова упали. Видя такое безобразие, Травин сначала поднял историка за шиворот, отряхнул его, надел на нос очки, всунул в руку сверток, а книгу держал, пока Топольский снова рылся в кармане.
— Вот, — наконец Иван Андреевич достал смятый листок, попытался развернуть одной рукой, снова уронил сверток, который Травин подхватил на лету. — Смотрите, товарищ. То-то я думаю, отчего мне этот герб показался знакомым. Вы знаете, что у многих родов гербы, в сущности, одинаковы? У тех фамилий, что от смоленских князей происходили, у них пушка, а от черниговских — орел. Различаются у каждой из фамилий небольшими деталями и добавлениями.
— Угу, — кивнул Травин, — очень интересно.
— Именно, — с вызовом сказал бывший аптекарь, — так вот, молодой человек, у поляков все еще проще. У них герб принадлежит не одному роду, а сразу десятку, а то и сотне фамилий, и каждый имеет собственное название. Вот, к примеру, герб Биберштейн — там простой олений рог изображен, или герб Борейко с красным гаммадионом, древним славянским символом солнца.
— А подкова? — не дал Сергей историку углубиться в дебри геральдики. Чужие гербы Травина не интересовали совершенно, ему нужен был конкретный.
— Не торопитесь, молодой человек, я уже подхожу к сути. Так вот, подкова и крест — это польский герб Ястршембец, у герба этого вообще-то несколько вариаций, но и родов, которые его используют, больше тысячи. Например, главный советский революционер товарищ Ульянов-Ленин, у них, у Ульяновых, на гербе над крестом еще птичка нарисована.
— То есть пуговица эта товарищу Ленину принадлежала? — уточнил Травин.
Историк поморщился, словно что-то кислое съел.
— Нет, почивший товарищ Ленин тут совершенно ни при чем, и я вам скажу — почему. Был у нас в Рогожске городской архитектор Рудницкий Павел Дмитриевич, надворный советник. Широкой души человек, поначалу-то его семье тут несколько сел принадлежало, да он их все, почитай, прогулял. Помер еще до революционного восстания большевиков, аккурат в 1916-м. Так это их герб, Рудницких. В том, что вы его обнаружили, товарищ Травин, ничего странного нет, Павел Дмитриевич под конец жизни совсем пообносился и продавал имущество почем попадя. Вот и пуговица эта, а скорее — брошь или застежка, уж слишком она для пуговицы велика, наверняка ему принадлежала или, скорее, супруге его, не помню ее имени. Но та раньше его высокоблагородия померла, и в окончательной распродаже ценностей не участвовала.
— Значит, случайность?
— Скорее всего, — историк после рассказа к Травину интерес потерял и бочком начал продвигаться в направлении школы. — Вот, держите бумажку, я тут все написал. И отдайте уже мою книгу.
Сергей засунул ему книгу обратно под мышку, обменял сверток на пожеванный лист бумаги, и Топольский, чуть ли не прискакивая, умчался в сторону входа.
В три часа дня Сергей с рутинными проверками покончил и поехал в коммунхозотдел, сдавать бланки актов и получать новые. И прямо у входа оказался приперт к стенке мощной грудью Зинаиды Ильиничны.
— Куда же ты так торопишься, Сережа? — ласковым басом спросила она.
С женщинами Травин никогда не терялся, но вот в присутствии этой бой-бабы его всегда сковывала нерешительность вперемешку с ужасом. Служебная подруга Каца упорно не оставляла попыток перевести Сергея из статуса сослуживца в статус сердечного друга, Травин стоял насмерть, и это, похоже, раззадоривало Зинаиду Ильиничну еще сильнее.
— Бланки отдать Сидорчуку, — просипел он. — Вот.
И для наглядности продемонстрировал пачку листов. Женщина ловко выхватила их у него из рук.
— Сама отдам, — сказала она. — А ты, голубок, лети к Кацу, он тебя уже второй час как ищет. Да побыстрее, касатик, а то я даже не знаю, что с тобой сделаю. Мням!
Сергей этого тоже знать не хотел и в кабинет начальника коммунхозотдела влетел, словно за ним сотня чертей гналась.
— Ох и не понимаешь ты свой гройсе глик, — рассмеялся Кац, увидев Травина и сразу поняв, от чего, а точнее от кого тот бежит. — Такая женщина тебя добивается, а ты ерепенишься, как пуритц.
С тех пор, как Лев Аверьянович уверился, что Травин ему не соперник, такие подколки стали делом обычным. Сергей только затравленно кивнул.
— Да, вот чего я искал-то тебя. Следователь тебя вызывает, Мальцев. Говорят, ты бандита обезвредил ночью? Тебе, Травин, не в коммунхозотделе груши околачивать, а в войсках ГПУ с контрреволюцией сражаться. Так что дуй в суд, этот поц уже три раза звонил, но!.. Просил заехать, понял? Просил, а не требовал. Так что настройся на разговор и не тушуйся, ты же герой у нас, получается, гроза бандитов и нэпманов.
Мальцева на месте не оказалось — следователь штаны протирал на совещании у прокурора и судьи, милиционер проводил Травина в его кабинет и оставил ждать — держать свидетеля на проходной, рядом с собой, инструкция не позволяла. Правда, та же самая инструкция не позволяла оставлять свидетеля и в кабинете, но тут уж из двух зол милиционер выбрал то, что удобнее.
— Кто ж их знает, — усатый страж порядка на вопрос Сергея, сколько ему тут сидеть, развел руками, — могут быстро управиться, а то и час-два пробалакать. Ты уж, товарищ, подожди, будь ласков, может, кипяточку тебе принести? Так я распоряжусь. Побегу, а то не ровен час кто проберется в суд из неположенных.
Травин от кипятка отказался, повесил кожаную куртку сушиться на спинку стула и осмотрелся.
Комната была большой, но из-за обилия бумаг, валяющихся буквально везде, места свободного почти не было — только пространство вокруг большого стола, на котором тоже лежали папки с делами. Одна из них, заботливо отложенная в сторону, так и притягивала взгляд, но Сергей торопиться не стал. Сначала он прошелся по комнате, уделяя особое внимание окнам — распахнутая створка была закрыта решеткой, а вот та держалась не на гвоздях, вбитых намертво, а на шурупах с прорезью на головке. Четыре штуки, с инструментом и навыком справиться с ними можно было за две минуты. Вот только закручены они были изнутри, в выдолбленных в кирпиче пазах, и снаружи к ним было никак не подобраться.
Среди бумаг, лежащих вокруг, наверняка были те, которые касались Травина непосредственно — например, демонстративно отделенная от других папка его фамилию содержала на титульном листе. Следователь будто подсказывал, мол, не тушуйся, Сергей Олегович, почитай повнимательнее дело, пока он, Мальцев, будет с начальством чаи гонять. Но Травина интересовало не только ограбление на складе, Никифор этот наверняка где-то еще был замешан. И с ограблением банка тоже