Ответа, разумеется, не последовало: Джамина сейчас сидела в тюремной клетке, и слышать Кайла ну никак не могла. Скорпион с досадой стукнул кулаком по пушистому ковру, украшавшему стену, пнул резной сундук, в котором хранил одежду, и немного успокоился. Заставил себя несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, свалился на кушетку и затих, подложив руки под голову и уставившись в потолок.
Что ж, любовь и впрямь творит с людьми странные вещи, следует это признать. Поэтому, возможно, нынешнее положение дел к лучшему. Ну да, разбогатеть не вышло, зато и голову не потерял. Можно сказать, судьба вовремя остановила от падения в самую дурацкую из ловушек, которую когда-либо выдумывали боги. Вон, Эйнар из хорошего воина скоро превратится в девичью подстилку. Само собой, его дело, и Кайл мешать не собирается, но всё же хорошо, что сам он не очутился на месте Эйнара. А ведь был близок.
Немного жаль, конечно, что теперь никогда не узнать, почему Джамина убила Советника Амбиогла. Ну и демоны преисподней со всей этой историей! Можно подумать, на свете мало того, чего Кайл не знает! Во многих знаниях много печалей, или как там Далра говорила. Собственно, вот и Далра тоже… Аштаркам обезумел из-за девчонки, подумать только! Нет уж, Кайл Скорпион в такую западню не попадёт ни за что.
За этими раздумьями его и застала сказительница, постучавшаяся в дверь спросить, пойдёт ли Скорпион прощаться с Эйнаром. Кайл, обрадованный тем, что можно с лёгкой душой забыть о Джамине, радостно согласился — по мнению Далры, как-то даже чересчур радостно. Впрочем, своё мнение сказительница благоразумно оставила при себе, посчитав, что со временем всё само собой разъяснится.
Прощание вышло сумбурным, но лёгким — с улыбками, похлопыванием друг друга по плечам и спине, обещаниями когда-нибудь обязательно встретиться вновь и напиться так, что и земля, и небеса вздрогнут… Всё шло хорошо, пока Эйнар не упомянул Джамину.
— Мне нет дела до этой девицы, — холодно обрезал Кайл. Все посмотрели на него удивлённо, он криво усмехнулся, заметив удивление собравшихся, но больше ничего не сказал. Далра пожала плечами:
— Да скоро никому уже не будет до неё дела. Просто Рани печалится о том, как ловко её отец обвёл всех вокруг пальца, подставив старшую дочь Амбиогла.
На секунду Кайлу показалось, что он ослеп и оглох. Затем звуки и цвета вернулись, став в тысячу раз ярче.
— Подставив? — услышал он свой собственный голос, равнодушный и пустой. Далра кивнула, а Эйнар со вздохом покачал головой:
— Амирана очень переживает. Её отец — он… сумел подослать убийцу к Советнику Амбиоглу, а потом обвинил во всём эту девушку, Джамину. Амирана случайно подслушала его разговор с настоящим убийцей. Теперь она не знает, что делать. С одной стороны, хочет помочь девушке, с другой же — это означает выступить против собственной семьи.
— Я посоветовала ей всё забыть и счастливо жить с Эйнаром, — обронила Далра. — Видят боги, Рани это заслужила.
— Заслужила? — Кайл чувствовал, как все взгляды устремляются на него, но ничего не мог с собой поделать. — А что же тогда заслужила Джамина?
Далра пожала плечами:
— Увы, но смертную казнь. Ты же понимаешь…
— Не понимаю, — обрезал Кайл, а затем очень мягко — так мягко, как только мог, — добавил:
— Вы же все у меня немножечко в долгу, верно? Я хотел бы… получить возмещение.
* * *
Падашерская тюрьма представляла собой огромное здание с рядами стальных и деревянных клеток, прислонённых друг к другу и разделённых широкими проходами — достаточными для того, чтобы надзиратели могли спокойно пройти по центру коридора. В каждой клетке имелся тощий тюфяк, набитый гнилой соломой, и тщательно закреплённый грубый горшок с крышкой, куда заключённые справляли естественные нужды. Время от времени надзиратели, грохоча ключами, заменяли горшки, но делали это не слишком часто.
Окон в стенах не было. Тусклый свет лился из нескольких отверстий под самым потолком, но там, наверху, находились помещения стражников, а потому свет не гас ни днём, ни ночью. Создатели тюрьмы не слишком-то заботились об удобстве заключённых, хотя всё же учли, что со временем множество немытых тел начнёт немилосердно вонять — и потому провели какую-никакую вентиляцию. В результате великое множество народу простыло, поскольку по зданию гуляли вечные сквозняки, и почти из каждой клетки слышались чихание или надсадный кашель. Но вот это тюремную администрацию ни капли не волновало. Равно как и крысы, вальяжно расхаживающие по тюрьме и время от времени нападающие на ослабевших заключённых. Одним человеком больше, одним меньше — кому есть до этого дело? Умрут эти — подвезут новеньких. Кого б хорошего, а преступников в Падашере всегда хватало!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Джамина потеряла счёт часам — или дням? Время в тюрьме шло совершенно не так, как на воле. Его измеряли от кормёжки до кормёжки, и вскорости девушка окончательно запуталась в том, сколько именно раз мрачный одутловатый надзиратель приносил ей миску с неприятной на вид и на запах бурдой. Еду полагалось выхлебать прямо из выщербленной посуды — никаких столовых приборов арестантам не выдавали.
Сначала девушка пыталась не есть, но вскорости обнаружила, что пальцы сами тянутся к миске. Желудок скручивало до рези, перед глазами плавали разноцветные круги. Зажав нос левой рукой, правой Джамина поднесла миску к губам и сделала первый глоток. Её немедленно вырвало. Подавив следующий прилив тошноты, девушка упорно глотала едва тёплое варево и кое-как опорожнила посудину. Следующие разы дались намного легче, и Джамина с ужасом осознала: она привыкает. Привыкает к тюремному распорядку, к сальным взглядам из соседних клеток, к двусмысленным (а иногда и совсем недвусмысленным) шуточкам и насмешкам… Всё верно: она — райская пташка, залетевшая в эти подземелья волею случая, и здешние обитатели не могли просто оставить её в покое. Повезло ещё, что ей, как единственной здесь женщине, полагалась отдельная клетка: пускай крохотная, пускай абсолютно просматриваемая со всех сторон, зато без сокамерников и с краю, возле самой стены. Джамина быстро научилась не подходить туда, где её ждали потные и жадные мужские руки, измазанные тюремной грязью. И пусть от стены веяло сыростью, но девушка упорно держалась возле неё. Если заболеет — неважно; неважно даже, если придётся умереть. Всё равно Джамина проиграла, оставалось лишь смириться.
Некоторую неловкость девушка испытывала, лишь справляя нужду, но полагала, что вскорости привыкнет и к этому. Её-то уж точно никто не стеснялся!
Поначалу Джамина ждала, что к ней придут дознаватели, начнут допрашивать, возможно, даже пытать… Но время шло, одна кормёжка следовала за другой, а никто не являлся, и стало ясно: её уже осудили, оставалось лишь дождаться казни. Никому не интересно то, что произошло на самом деле. Разумеется, в этом чувствовалась рука Джехханы, договорившейся с роднёй. Тюремщики и дознаватели, небось, считают, что оказывают этим услугу дочери Амбиогла, избавляя её от лишних страданий!
Так что, когда толстый надзиратель, гремя ключами, освободил её из клетки, набросил на шею кожаный шнур и повёл куда-то, Джамина испытала лишь усталое облегчение. Наконец-то всё закончится, и она встретится с отцом в царстве Умбарта! Конечно, советник Амбиогл будет недоволен дочерью, проигравшей войну с убийцами, но сильно ругать вряд ли станет. Он и сам, честно скажем, свою битву проиграл.
Пока девушка шла за охранником, стараясь держаться строго по центру коридора, со всех сторон бесновались заключённые. Кто-то пытался обратить на себя внимание, осыпая Джамину насмешками и оскорблениями, кто-то выкрикивал сальные шуточки, а некоторые с разбегу бросались на прутья так, что клетки тряслись. Это было сущее безумие, которое пробрало даже надзирателя: пару раз он щёлкнул кнутом, осаживая особо разбушевавшихся узников. Девушка ёжилась: она-то думала, что уже свыклась со здешними обычаями, но нет, тюрьма всё ещё могла её удивить, и осознание этого наполняло душу ледяным холодом. «Ничего, — утешала себя Джамина, — сейчас меня казнят, и больше я никогда и ничего не почувствую. Как же хорошо!» Помогало, честно говоря, слабо: Джамине хотелось жить, хотелось вернуть прежнее счастье и покой. Хотелось, чтобы всё стало, как прежде: улыбался светло отец, Имида радовалась пустячным подаркам, вечерами семья собиралась за ужином и обсуждала прошедший день…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})