Здесь что-то не так. Что-то случилось, а она не имеет об этом ни малейшего понятия.
Куддар тем временем глубоко вздохнул. Когда он вновь заговорил, глубокая печаль в его голосе заставила Джамину скривиться. Театральная постановка дядюшке явно удалась, но благороднорожденному не следует так откровенно лицедействовать!
И что это за пьеса, о которой она, Джамина, не имеет представления, однако против воли в ней участвует?
— Я не хотел, — сказал тем временем Куддар, — видят небеса, я не хотел говорить об этом ужасе в присутствии посторонних.
О да, конечно! И именно потому затеял весь спектакль!
— … но ты, племянница, своими циничными, бессовестными словами вынудила меня. Знайте же! — Куддар возвысил голос. — Знайте, что истинная дочь моего брата, Имида, прибегла к моей защите, ибо только так могла спастись от чудовища, которое пряталось под личиной прекрасной девушки, отцовской любимицы. Чудовища, осмелившегося пойти на величайший грех — убийство собственного отца!
Что? Как он посмел… что он несёт?
И при чём тут Имми?
Толпа, до того безмолствовавшая, ахнула, точно единое целое. Какая-то девица сомлела. Со всех сторон на Джамину устремились негодующие взгляды. Она задохнулась от бешенства, но попыталась овладеть собой, рассказать всем, немедленно рассказать, кто в самом деле виноват в злодеянии! Но прежде чем девушка успела сказать хоть слово, двое дюжих стражников подскочили к ней и скрутили руки. Джамина вскрикнула, от боли на глазах выступили слёзы. Куддар же продолжал размеренно вещать:
— Знайте же, что всё это время и сам я не доверял дочери своего брата. Этот поспешный отъезд Советника Амбиогла, о котором не знал даже Правитель Падашера… Я подозревал многое, очень многое… но истина оказалась чудовищней всех моих догадок. Дочь моего брата, как ты могла? Как посмела?
— Что ты несёшь? — отчаянно выкрикнула Джамина. — Ты, посмевший…
Чья-то большая волосатая лапища грубо заткнула девушке рот. Куддар скорбно покачал головой:
— Начальник городской стражи нашёл тело Советника Амбиогла. И в его руке — его мёртвой руке! — был зажат клочок ткани. Очевидно, что мой брат боролся с убийцей, жаждал перед смертью открыть всему свету правду. Имида опознала эту ткань — ткань с платья её старшей сестры! Всё ещё смеешь отпираться?
Ответить Джамина не смогла — рот её по-прежнему был зажат, оставалось лишь отчаянно мычать. Но Куддар, похоже, в любом случае не желал, чтобы она отвечала. Чей-то голос прямо над ухом девушки пролаял короткую команду, и стражники потащили пленницу к выходу. Джамина извивалась и пыталась брыкаться, но тщетно: хватка у её мучителей оказалась мёртвой. Позади о чём-то разглагольствовал дядюшка, однако слов было не разобрать. Впрочем, Джамина и без того понимала, что там происходит: Куддар и его супруга изображают убитых горем людей, а подпевалы и лизоблюды из толпы вовсю их утешают.
Больше всего Джамина боялась за сестру — даже больше, чем за саму себя. Понятно, что Куддар вовсю использует крошку Имиду, но что с ней случится потом? Она слишком слаба, чтобы противостоять натиску дядюшки…
Когда стражники затащили Джамину в дом, ей удалось оглянуться: Имида стояла рядом с Куддаром и Джехханой. Рука младшей сестрёнки была в руке дядюшки, а тётя гладила Имми по голове.
Затем дверь захлопнулась.
* * *
Сидя на горе подушек и задумчиво поигрывая тёмно-синим яйцом, которое временами попискивало, Далра рассказывала Аштаркаму о том, что же случилось в доме Куддара.
Амирана уже успела переброситься со сказительницей парой слов, и теперь нежилась в объятиях тэрля Эйнара. Тот ожидал, когда утихнет сумятица и откроются городские ворота, чтобы отправить девушку на корабль, заблаговременно отплывший из Падашера и сейчас прячущийся в одной из бухточек, облюбованных контрабандистами. Судя по всему, влюблённые были крайне заняты: из комнаты, отведённой для них, слышался нежный смех и воркование, а иногда томные стоны.
Аштаркам внимательно слушал, кивая в нужных местах, однако не сводил глаз со странного предмета в руках сказительницы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Это оно? — наконец спросил бывший жрец, когда история ареста Джамины закончилась. — Та вещь, что нужна твоим Лордам-протекторам?
— Ага, — Далра потянулась, разминая затёкшую спину.
— Значит, ты скоро уезжаешь, — вопросом это не было, но сказительница всё-таки кивнула:
— Да.
Короткое словечко упало в полумрак комнаты и растаяло в нём. Наступило молчание. Тинниман-Юбочник наверняка назвал бы его драматичным или даже трагическим, но Далра и Аштаркам слишком давно и слишком хорошо друг друга знали. Никто из них не собирался извиняться за то, что он такой, какой есть, никто не прогнулся бы под другого, а значит и говорить было не о чем. Просто двое грустят перед долгой разлукой.
— Ладно, — усмехнулся в конце концов Аштаркам, — по крайней мере, ты в этот раз не вляпалась ни во что совсем уж безумное. И то хлеб.
Далра рассмеялась.
— Что верно, то верно. Полагаю, остаток дней я могу провести у тебя?
— Эй, остаток дней ты должна провести у меня! Иначе я начну ревновать. И не вздумай за это время снова вляпаться.
— Во что?
Аштаркам шутливо нахмурился:
— Да откуда мне знать? Например, в вызволение этой девочки, как там её, Джамины? Вдруг она тоже твоя подружка?
Далра закатила глаза:
— У меня не так много подруг, по крайней мере, здесь. Успокойся, Аш. Я уже получила от семейства Хафесты всё, что мне было нужно. Джамина меня не интересует.
— Хорошо, — Аштаркам улыбался, но глаза смотрели очень серьёзно. Далра удивлённо подняла голову:
— Что-то стряслось?
— Не что-то, — бывший жрец хмыкнул. — Кто-то. Кажется, я понял, чем Скорпион заинтересован. Точнее, кем.
— Серьёзно? — Далра отставила тарелку с пирожными. — Но что между ними общего?
— Понятия не имею.
— Благороднорожденная девица и бандит из Гадюшника?
— Я знаю немало таких историй, — пожал плечами Аштаркам. — Девицы читают дешёвые книжонки, где каждый первый оборванец — принц или на худой конец сын наместника, а затем влюбляются в смазливых мерзавцев с хорошо подвешенными языками. Как правило, все эти романы заканчиваются паршиво.
— Для девиц или для мерзавцев? — ухмыльнулась Далра.
— Как правило, для девиц, — Аштаркам отвечал достаточно серьёзно. — Но и у мерзавцев тоже могут случиться проблемы. У девиц, знаешь ли, имеется родня, которой очень не нравится, когда какой-то паршивый хлыщ лишает их дочь выгодного замужества, а их самих — доброго имени. Ну или лишает дочь имени, а семью — выгод от замужества, тут уж по-разному бывает.
Далра вздохнула. Аштаркам понимающе кивнул:
— Бывает и как у Амираны. Но редко. Такие сволочи не каждой дурной девице в родители достаются.
— Кстати, о сволочах, — встрепенулась Далра. — Я кое-чего тебе не сказала…
Аштаркам тихонько вздохнул. Как правило, такое вступление предвещало очередные неприятности.
* * *
Кайл рычал, расхаживая туда-сюда по своей комнате в «Пьяном черепе», точно дикий зверь по клетке — и сломал бы прутья, да непонятно, как подступиться.
Эта девчонка! Он поверил ей, подумать только, поддался её чарам, точно наивный благороднорожденный, ни разу в жизни не видавший женского предательства! Как глупо, как безбожно глупо… И ведь он действительно желал ей помочь!
Ну ничего, теперь она либо сгниёт в тюрьме, либо её казнят на площади перед дворцом Правителя. И он, Кайл, отпразднует её смерть, заказав самое вкусное вино, самые изысканные яства! Но сначала сходит посмотреть на казнь. Поглядит, как искажается красивое личико при приближении смерти…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
В груди неприятно заныло, и Скорпион вполголоса выругался.
— Но почему, Джамина? — хотелось спросить зло, а получилось неимоверно тоскливо, Кайл даже сам скривился, но всё же повторил: — Почему? Зачем было обманывать? Разве я бы осудил? Разве я не говорил, что помогу в любом случае?