На своем дне рождении она выглядела далеко не скромно…, кто знает, что перевернулось в ее голове.
Детей я не мог иметь…, ребенок не мог быть моим…, а значит…, значит, что я идиот.
— Сука! — крикнул я, и со всей дури кинул бутылку в стену, которая разлетелась на сотни осколков.
Я подозвал к себе мотоцикл, который медленно, в такт моему шагу лавировал следом за мной. Когда он оказался рядом, я сел на него, включил автопоиск координат, потому что в моей пьяной голове найти адрес отеля было невозможно. Искусственный интеллект супербайка сработал на много лучше моего, и я сразу же рванул домой.
Когда я подъехал, начинало светать. Не хотел идти в свой номер, зная, что девчонка там. Не хотел видеть её, не хотел чувствовать её присутствие. Но внутренний зуд оказался сильнее. Не мог унять тягу к ней, даже зная, что она могла мне изменить.
Изменить мне? Я усмехнулся собственным мыслям. Давно ли она в статусе той, которым изменяют или хранят верность…, а может этот статус вообще работал в одностороннем порядке. Да и какая, один хер, разница. У меня есть свои понятия того, что такое правильный поступок, а что нет.
Я открыл дверь номера, наверное, с десятого раза. Мой разум жил сейчас своей жизнью, а мое тело своей. Поковылял в кромешной темноте к окну, споткнулся пару раз по дороге, потом больно ударился об стол, потом ещё обо что-то, громко выругался, и дошел наконец до своей цели. Пошарил по карманам, нашел сигарету, закурил, раздвинул шторы, и вгляделся в предрассветный Гипфель. Сохранять равновесие было сложно, и я повернулся посмотреть таки на девчонку.
И вот черт, она не спала. Сверлила меня взглядом.
У меня внутри произошёл такой всплеск эмоций, когда я увидел ее, что сложно передать словами.
Я облокотился, наблюдая за ней в каком-то наваждении, не хотел думать о том, что она сделала, просто наслаждался осознанием того, что она рядом. Давая себе возможность просто любоваться ей, её упавшей на плечико лямочкой, гладкой шелковистой кожей, которая соблазнительно манила пройтись по ней губами, короткими растрепанными волосами, и гневным, убийственным взглядом.
Ведьма. Кто-то другой целовал эту кожу, кто-то другой трогал ее, касался ее, наслаждался ей. Мой зверь моментально проснулся, зарычав. Я смою с неё запах чужака, заполню собой, а потом пусть идет к черту!
Я начал разуваться.
— Животное, — прошипела она.
Еще какое.
Начал расстегивать манжеты. Мел видать поняла мои намерения, и начала источать страх. Мои притупленные до этого инстинкты сейчас на удивление работали прекрасно. Ее страх возбуждал меня. Разгонял кровь. Она сейчас отработает мне то, чего я лишился в клубе.
— Держись от меня подальше! — сказала она, с ужасом наблюдая за тем, как я двинулся в ее сторону. Вот так, бойся!
Она, испуганно вжалась в спинку кровати, но разве это поможет ей? Я обхватил её тонкие лодыжки руками и рванул на себя.
Она лежала подо мной, чертовски сексуальная, я жадно рассматривал ее, как торчали ее соски из под маечки, как тяжело она на меня смотрела. Я читал в ее взгляде ненависть, да, но там было еще много чего другого. Как же я хотел ее. Разве кто-то может сравниться с тем, что я сейчас испытывал к ней. Вспомнил наш с ней первый раз.
То, что делала Семнадцатая в той кабине…, даже рядом не стояло с этим. Я никогда и никого не хотел так сильно, как её.
– Что ты сделала со мной, ведьма! В кого ты превратила меня…, — мне кажется, голос мой звучал как-то отчаянно, и даже жалко.…
Так оно и было. Я был в отчаянии.
И с таким же отчаянием я поцеловал её. Жадно, властно, показывая, что никто кроме меня не смеет целовать ее губы. Зарылся руками в ее волосы, вжимая ее в себя, проникая языком глубоко внутрь, исследуя ее. Она мотала головой. Пыталась вырваться. У нее не получилось и она начала плакать. Я чувствовал вкус ее слез на губах. Так сильно ненавидишь меня, что не можешь терпеть поцелуи? Так ненавидишь, что легла под другого?
— Я ненавижу тебя, — прошептала она, подтвердив мои догадки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я посмотрел на ее подрагивающую губу. И сморщился.
— Я не прощу тебя! Отойди! Убирайся!
— Не простишь что? — хищно сказал я, расстегивая на себе рубашку. Когда, наконец, у меня это получилось, посмотрел на девчонку, которая, всячески перестав сопротивляться, ошарашено смотрела на меня. Не сразу понял причину. Она, будто потеряв дар речи, смотрела то на мою шею, то на грудь. Я опустил голову. Вот черт. Она смотрела на засосы на коже
Даже след от красной помады был…, так вот в чем дело. Она ревновала. Маленькая стерва, так тебе и надо, помучайся теперь немного. Ты хотя бы знаешь, как я сгораю от ревности?! Я как-то вяло сказал:
— А, ты об этом…, — я сжимал её лицо руками. — Тебе больно? Да? — теперь она начала откровенно плакать. Не знаю, что на меня нашло, но я взял её ладонь, и приложил к себе в область сердца, которое горело от одной лишь мысли, что её трогал кто-то кроме меня. Я ревновал, до белой пелены в глазах, мысленно убил уже всех, кто мог быть тот, чьи руки касались ее кожи. — У меня горит тут, девочка. Рвёт всё внутри. Потому что ты вырвала оттуда то, чего не трогал никто и никогда! — Мне доставляло садистское удовольствие то, что она сейчас, хотя бы частично, чувствовала то же, что и я. Я знал, что ей больно, так же как мне.
Но на смену ее страху пришел гнев, такой яркий и опасный….
И самое главное, отрезвляющий.
________________________________
прим. Автора: эх, а вы в нем сомневались)
Глава 43. Эффект бабочки
МЕЛАНИЯ РОШ
Урсула, потирая глаза, сонно зевая, открыла мне двери, когда я постучала в них. Сорвалась я к ней сразу, как Клауд ушел в ванную.
— Мел? Что-то случилось? — моментально взбодрилась она. Высунула голову в коридор, и, поняв, что я одна впустила меня внутрь. — Клауд, да? Хотя, что я спрашиваю, итак понятно.
Я, лишь пожав плечами, и, сложив руки на груди, вошла внутрь. Номер у неё был точно такой, как у Клауда, только чуть меньше.
— Мел, скажи, если он обидел тебя, я пойду и надеру ему зад.
Я, покачав головой, прошла в спальню и села на краешек кровати.
— Он что-то сделал из-за вчерашнего, да? Из-за ребенка? Идиот. Знаешь, я конечно, в шоке от всего этого…, да и вообще, как все обернулось…, ты и он…. Да уж, ты и Клауд…, сказал бы мне кто-то такое пару месяцев назад, я бы в жизни не поверила. Но, всё же, раз уж так вышло, даже не сомневаюсь, что ребенок его. Обалдеть. Даже говорить такое странно, — она растянулась в улыбке.
Я закатила глаза.
— Ну конечно, он его. Кого же еще. Но я этому не рада! Мне не нужен ни он, ни этот ребенок!
— Не говори так, прошу! Я его тоже могу понять, знаешь, он, все-таки уже взрослый мужчина, и…, ну, он знает, что детей у него быть не может. Конечно, он не поверит…, но уверена, если он поймет, что ребенок его…, даже представить себе не могу, как он будет рад. Я стану тетей, — захихикала она, подбежала и крепко обняла меня. — И причем, осчастливил меня не Маркус…, а Клауд, от которого я этого вообще не ждала.
— Урсула, спустись с небес на землю, прошу. Мне плевать, на то будет он счастлив или нет. Он убил мою маму, он мой брат по отцу, что за гадость вообще, как ты можешь радоваться…. Ты же знала об этом, да?!
Урсула поджала губы.
— Я…, — она сделала долгую паузу, взгляд ее стал жалобным. — Мел…, тут всё очень неоднозначно и очень сложно. Да, конечно, я в курсе, он как никак мой почти-что брат. Но, у него есть причины, почему он не рассказывает все…, ему тяжело. Он за тебя думает в первую очередь. Я просто не хочу встревать, и лезть…, это… настолько личное, прости, я не могу. Я бы сказала всё сама. Но это будет его решением, и его правом на правду. А я не могу лишить его этого права.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— То есть, ты тоже не отрицаешь того, что он убил мою маму…, я надеялась, что ты опровергнешь это! Как такое может быть сложным?!
Урсула тяжело вздохнула и, понуро опустив плечи, свесила голову.