– Да, я…
– Но я запросил военный рапорт. Он у меня будет к концу дня, его уже направляют в офис. Интересно было бы взглянуть.
Фред смущается, будто не знает, что делать.
– Я не понял. В чем вопрос? Простите, мне иногда тяжело.
– Да, понимаю. Как ты получил ранение в свою большую голову? Видимо, во Вьетнаме? Ты слишком молод, так что не мог быть в Персидском заливе.
– Да, сэр, все верно. Мне было всего восемнадцать. Шесть месяцев, и меня подстрелили – прямо через шлем, и в мозг. Меня перевезли и спасли, но мне здорово досталось. У меня затуманенное мышление, иногда трудно говорить. А еще с координацией проблемы. Было тяжело. Но прошло уже много времени, сэр.
– Мне очень жаль. А где именно вы были, когда вас подстрелили? В смысле, да, это ужасно. Но знаешь, что странно, Фред? Я тоже служил во Вьетнаме. Странно, да? Черт, да мы же одного возраста, верно? Нам под пятьдесят. Боже, мы же могли быть в одном подразделении.
Лицо Фреда непроницаемо, рот приоткрыт, глаза потемнели. Руки слегка сжимаются на коленях, но не настолько, чтобы дать Сали знак. Пока что.
– Так что,– говорит Сали, и в его голосе больше нет ни веселья, ни дружелюбия,– где ты служил?
Фред на мгновение замирает. Застывает, как статуя. А затем медленно, будто пережевывая слова, прежде чем их выплюнуть, произносит:
– Донгха. Провинция Куангтри. В меня попали, когда армия захватила лагерь Лангвей. Сэр.
– Какое подразделение?
– Третья разведка. Сэр. Под управлением С.
Сали откидывается на спинку стула, изучает лицо Фреда, его глаза. Выглядит довольно разозленным. И, возможно, имеет на то право. Черт-черт-черт. Я его не вычислил. Я его не вычислил, и, возможно, просто по-скотски нагрубил ветерану боевых действий, которому пуля врага вышибла мозги. Черт!
– Ладно-ладно, мистер Хинном,– говорит Сали, стараясь скрыть свое поражение.– Думаю, пока что у меня больше нет вопросов. И вы больше ничего не хотите сказать? О парнях, которые бросали камни в вас с Генри? Может, вы что-то видели вчера утром? Что-то странное?
– Нет, сэр. Но вам, наверное, надо поговорить с Леггом, он знает двух других, тех, кого убили.
Сали застывает.
Он ждет, затаив дыхание, не двигаясь; пальцы сжимают папку на коленях, глаза сосредоточены на загадочном пятне на линолеуме, и отдаленная часть его мозга молится, чтобы это была не черная плесень. Но это лишь далекая мысль, фоновый разговор на вечеринке, потому что сейчас все его внимание сосредоточено на одной-единственной вещи:
Тех, кого убили.
Сали снова улыбается. Поднимает голову и встречается взглядом с Фредом.
Ты знаешь? Ты знаешь, что я знаю? Ты хоть понял, что оговорился, ублюдок? Ты сейчас люто паникуешь или уже заготовил ответ на мой вопрос? Да, наверняка. Ты знаешь, что будет дальше, здоровяк.
Потому что зачем тебе говорить, что их убили?
Джим пока что просто пропал. И вообще, раз уж на то пошло, откуда тебе это известно? Ты же хренов уборщик. В этой начальной школе почти триста детей, и все же ты не только знаешь, что Джим Хоукс пропал, нет, братишка, ты думаешь, что он мертв. Так-так-так… но знаешь, что я думаю? Я думаю, что игра удалась.
Переходим ко второй фазе, да?
– Обязательно, мистер Хинном,– спокойно говорит Сали, все еще улыбаясь.– Можете возвращаться к работе. А я – к своей, мне еще со столькими людьми надо поговорить.
– Хорошо, сэр,– говорит Фред и встает.
Сали встает следом.
– Потому что я найду Генри,– говорит он, его глаза жестко горят над невеселой улыбкой.– Найду его в целости и сохранности, верну родителям и позабочусь о том, чтобы люди, которые забрали этого мальчика, отправились в очень темное место и никогда больше не увидели света. И если, хоть мне даже думать об этом не хочется, но давайте предположим, что мальчику навредили? Что ж, тогда я лично прослежу, чтобы эти животные – ведь так поступают только животные,– отправились прямиком в преисподнюю. В самую худшую тюрьму, которая только есть, и будут доживать там остатки своей жалкой жизни. Я ведь прав?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Фред уже повернулся к Сали спиной и взялся за ручку.
Ты весь напрягся, да, Фред? Это ярость… или страх? Иногда я не вижу разницы, потому что слишком часто навлекаю и то, и другое. Есть у меня такая привычка.
– Надеюсь, что так, сэр,– говорил Фред и открывает дверь.
Сали несколько секунд смотрит, как Фред идет по коридору, ждет, захочет ли тот оглянуться, а потом решает еще раз ткнуть здоровяка:
– А, и да, Фред?
Фред замирает, поворачивает голову. Не до конца, а чуть-чуть.
– Не уезжай из города, ладно?
– Конечно, сэр,– отвечает Фред.– Ку-ку-куда мне вообще ехать, сэр?
Сали улыбается и машет рукой. Снова заходит и запирает на ключ дверь в заброшенный кабинет. Берет телефон, набирает 9, а потом номер местного отделения.
Трубку берет Нора Маккалистер, и он чуть ли не проглатывает слова.
– Нора, это Сали. Пожалуйста, пробей одного человека. Да, работает в «Либерти»… его зовут Фред Хинном – Х-И-Н-Н-О-М, должен быть в файлах… есть? Должен быть… да, спасибо. Верно, уборщик. Проверь все, что есть. Водительских прав у него нет, но посмотри удостоверение. Мне нужны записи о его аренде, телефонных счетах, счетах за электричество, выясни, кто его семья и где они живут. Найди мне его мать, отца и священника. Если это ненастоящее имя, надо выяснить. С ним что-то не так, я это знаю. Он…
Как крыса в мусорке.
– …нечист.
Сали смотрит на пол, в голове крутится то, что надо сделать за следующие несколько часов. Он смотрит все на то же черное пятно, и ему кажется, что эти пару минут оно стало больше.
Надеюсь, ты прав, Сальвадор. Ты обязан быть прав.
– И Нора? Мне нужен ордер на наблюдение и обыск по месту жительства. Как можно скорее. Адрес… да, он у тебя есть. Скажи, что он нам нужен за час или быстрее. Прямо сейчас. Я сам позвоню детективам полиции, предупрежу. Поеду сейчас к Торнам. Позвони мне, когда что-нибудь узнаешь. Спасибо, точно. Именно этого нам и не хватало, и, возможно, это наш шанс.
И если мы сыграем правильно, он приведет нас прямо к мальчику.
Я скоро, Генри. Держись.
Я скоро.
9
Грег раздумывает, не налить ли себе третью порцию пива. Оно ему не нужно и, честно говоря, он и не хочет, но черт, искушение слишком велико. Когда еще можно остаться одному в баре, где вся выпивка бесплатная, холодная, еще и со вкусной едой? Прямо как рай с похмелья.
Он уже стащил пачку четвертаков из кассы и высыпал в музыкальный автомат сразу после того, как ушел Джим. С тех пор ему поставлялась вечная доза рок-н-ролла 1960-х с величайшими хитами эпохи, от Steppenwolf до Booker T.; от Animals до величайших из них всех (по его скромному мнению) – The Kinks.
И теперь, с «Лолой» на заднем плане, Грег стоит за стойкой бара и расхаживает перед очередью пивных кранов, как судья конкурса красоты рассматривает стройных загорелых участниц в купальниках. Он, наконец, решил все же попробовать очередную порцию живительной влаги – дополнительное пиво никогда не помешает,– когда черный старый телефон на стене (под сломанным черно-белым проигрывателем, рядом с выгоревшим снимком Лони Андерсон с автографом, которую Грег считал просто стремной теткой с кучей волос, зубов и жуткими карими глазами, и сиськи тут уже не помогут) начинает так громко орать, что Грег чуть не получает инфаркт.
Черт.
Грег со стуком ставит стакан на потертую стойку из красного дерева, несется по коврикам к телефону и срывает трубку на середине третьего оглушительного звонка. Он уже приготовился несколько минут поиграть в бармена, но в полном шоке и с толикой паники осознает, что, черт возьми, понятия не имеет, как на самом деле называется этот бар.
Мужчина отчаянно осматривает стены, прилавки и витрины, всем нутром надеясь увидеть фирменные спичечные коробки, вывеску или блокнот. Ничего. Поэтому он делает единственное, что приходит в голову: откашливается, прикладывает телефон к уху и несет полную ересь.