– Ну, у меня все хорошо идет, так что не буду скупиться на ставки. Я не жадный,– говорит Пит и кладет несколько купюр.– Поднимаю на сотню.
– Господи, Пит, это же игра,– говорит Лиам.– У меня так ничего не останется.
– Так не соглашайся, я не против. Обид не держу.
– Я пас,– говорит Дженни и бросает карты.
Генри изучает Лиама, пробирается сквозь цвета тревоги и сомнений и читает его мысли.
Он не станет.
Генри слегка улыбается.
– Давай, Лиам. Не бойся.
Улыбка Пита спадает, как сломанная маска. Лиам опускает карты, но не до конца, и поворачивается к Генри.
– Да? Думаешь?
– Ты его побьешь,– отвечает Генри.
Лиам улыбается, и Генри кажется, что даже искренне.
– Я ценю твою уверенность, Генри, но там много денег.
– Знаю, но у него там ничегошеньки.
Лиам смеется вслух, и даже Пит выдавливает смешок.
– Конечно, малыш, и откуда ты знаешь? – Пит поворачивается и смотрит на черную стену за спиной.– За мной нет зеркал. Может, тебе лучше сидеть на жопе ровно?
Генри ничего не отвечает, а снова поворачивается к Лиаму, который все еще смотрит на него с выражением веселого недоумения.
– Думаешь, мне рискнуть? Думаешь, у него там хрень? – Лиам поворачивается к Питу, который теперь улыбается, но глаза жестоки. Они нервно мечутся между Лиамом и Генри, как пойманная крыса.– Как ты там сказал? Ничегошеньки.
Генри кивает и понижает голос до шепота:
– Все его карты разного цвета и разных номеров. Я не разбираюсь в покере, но знаю, что там должно либо что-то совпадать, либо идти подряд. У него такого нет.
Лиам снова смеется, а лицо Пита застывает, словно изо льда. Потом он смотрит на Лиама.
– Как хочешь, чувак. Верь парню, мне пофиг. За дело. Давай, покажи свои деньги. Ну?
Теперь Генри видит ярко-красные пятна и клубящуюся черноту. Пит зол и с каждой секундой становится все злее. «И он нервничает»,– думает Генри. Для него это тоже большие деньги. Очень большие.
Смех Лиама затихает, и теперь он изучает Пита, а не Генри.
– Конечно, давай. Мы все равно разбогатеем через несколько дней, так?
Лиам выкладывает все свои деньги на середину стола, затем достает из кармана пачку и вынимает оттуда еще две купюры, пока Дженни свистит и хлопает в ладоши. Пит выглядит так, будто его вот-вот стошнит.
– Ну вот. Сто баксов. Посмотрим, что у тебя. У меня? Свидание с тремя великолепными дамами.
Пит пристально смотрит на трех королев, затем его глаза – теперь пылающие и темные – переводятся на Лиама, а потом на Генри. Он хлопает ладонью по столу и встает так быстро, что его стул падает на пол. Генри, готовый рассмеяться вместе с Лиамом (который смеется довольно громко), слишком поздно осознает, что совершил ошибку. Он пытается вжаться обратно в стену, когда Пит, пылая всеми красками ярости и насилия, обходит стол и идет к нему.
– Эй, полегче, Пит. Я серьезно,– говорит Лиам, но, несмотря на его предупреждение, кажется лишь заинтересованным, когда Пит встает перед Генри.
– Как ты узнал, а? Откуда, черт возьми, ты узнал, что у меня было? – Пит поворачивается, изучает комнату с позиции Генри, ищет отражение, но там ничего нет.
– Я не знал,– слабо говорит Генри, теперь уже испугавшись.– Я просто валял дурака.
– Неужели? – спрашивает Пит и швыряет Генри в лицо свои карты.– Тогда как, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ТЫ УЗНАЛ, ЧТО ВСЕ КАРТЫ РАЗНЫЕ, ГЕНРИ? ОТВЕЧАЙ!
Пит хватает Генри за воротник и трясет, и Генри не выдерживает и начинает плакать.
– Прости, я не знал! Я просто пошутил…
– Херня! – кричит Пит в лицо Генри, его собственное лицо покраснело и заблестело от пота, вены на шее вздуты, искажая татуировку питбуля.– Знаешь, что, поганец? Добавлю-ка сотню баксов к сумме выкупа, которую нам заплатят твои родители, как считаешь? Нравится? Конечно, если я сначала не перережу твою сраную глотку, pedazo de mierca. Ты понял? Никогда не смей издеваться надо мной, гаденыш! Ты усек?
Генри кивает, плача еще сильнее, не в силах остановиться, контролировать себя. Взрослые еще никогда на него не кричали, не угрожали физической расправой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Не успевает он сказать что-то еще, как Пит размашисто бьет Генри по лицу. Раздается резкий хлоп, от которого у Генри кружится голова. Он воет и падает на колени. Тогда Пит отводит одну ногу в ковбойском сапоге и пинает Генри в бедро, причем так сильно, что Генри вскрикивает и хватается за ушиб свободной рукой, надеясь защититься. Он прижимается к стене, напуганный так, как еще никогда в жизни.
– Ай! Ай! – плачет Генри, всхлипывая сквозь стоны.
Пит наклоняется над ним и тычет пальцем в лицо.
– Никогда! – кричит он еще раз, а затем топает в другую комнату, где Генри слышит, как что-то разбивается.
– Не умеет он проигрывать,– говорит Дженни, уже аккуратно складывая карты обратно в коробку.
Генри сворачивается в клубок, не в силах сдержать рыдания. Все произошедшее, весь ужас того, что с ним сотворили, выплескивается наружу. Он не может остановиться, не может ничего сделать, все просто вытекает из него.
Страх.
Отчаяние.
Истощение.
Голод.
Ужас.
Лиам отодвигает стул от стола, и Генри смотрит на него залитыми слезами глазами.
– Спасибо за подсказку, парень,– говорит он, засовывая сложенную стопку банкнот в передний карман джинсов.– А теперь сделай одолжение и заткнись на хрен, ладно? Или я тоже тебе врежу.
Лиам выходит из кухни, и Генри подтягивает колени к груди, закрывает глаза и рыдает. Он не чувствует себя сильным, не чувствует себя способным. Он чувствует себя слабым и одиноким.
Он чувствует себя ребенком.
6
Сали недоволен.
Он думал, что со школой проблем не будет; думал, что ворвется сюда, сядет напротив нервных учителей, блеснет значком, стратегически отодвинет пиджак, чтобы показать приклад своего «Браунинга», и кто-нибудь обязательно проболтается. Легкотня.
Но все пошло не так.
Сначала он допросил директора школы. Сильно взвинченную и крайне обеспокоенную женщину по имени мисс Терри. Она ему понравилась, и он подумал, что они бы сошлись с Мэри Торн с этим ее обвиняющим взглядом.
Она не знает, злится ли из-за того, что двое ее учеников были убиты и похищены за последние сорок восемь часов, или из-за того, что я пришел обвинять ее сотрудников в соучастии в одном или обоих преступлениях. Знаете, дамочка, мне и самому это не очень нравится.
– Если хотите допросить учителей, агент Эспиноза, сегодня подходящий день,– сказала она, сидя напротив него в своем кабинете, защищенная заваленным бумагами столом. За спиной у нее висела доска, увешанная фотографиями учеников, открытками с недавних дней рождений и других праздников, криво подписанными ЧАРЛЬЗ, АМАЙЯ или ДЖУЛИУС. Там даже был художественный проект – коллаж из фотографий всего выпускного класса на куске ярко-желтого картона, на каждой фотографии было личное послание.
«Черт, когда я был маленьким, мы ненавидели директора. Но времена меняются. Нынешние дети лучше нас»,– подумал он, затем снова обратил внимание на горящие (и полные боли) глаза мисс Терри.
– Понимаю,– ответил он.
– Потому что в понедельник начинаются зимние каникулы, на три недели.
– Я знаю, да. Прошу прощения за причиненные неудобства.
Она кивнула, смягчившись, боль в глазах на мгновение перекрыла гнев и разочарование. Он наклонился вперед, силясь не чувствовать себя подростком, которого поймали за списыванием на контрольной по геометрии.
– Мой коллега, агент Гримли, сказал мне, что вы достали досье всех сотрудников за последний год, верно?
Она протянула ему две тонкие папки с документами.
– В прошлом году у нас было только два новых сотрудника, то есть на текущий учебный год. Что абсолютно нормально. Я не детектив, но сомневаюсь, что эти люди могут быть замешаны в похищении. Один из них – новый учитель математики, в основном для первоклассников и второклассников, а другой – уборщик.