не сердись, что я пригласил тебя сюда. Я должен обо всем знать, понимаешь?
— Понимаю. Ты меня предупредил, чтобы я собирал свои манатки с фабрики. Спасибо.
Дрецкий молчал.
Лех захлопнул дверь «Волги» и почувствовал облегчение оттого, что оказался на своем привычном месте, далеко от всего происходящего на улицах. Он не думал о том, что от людей его отдаляет только тонкий слой металла и хрупкого стекла. Лех повернул ключик стартера, нажал на газ и, медленно набирая скорость, поехал к зданию воеводского комитета.
Директор уже ждал. Лех не знал, как объяснить свое опоздание, но поскольку тот не сказал ему ни слова об этом, он тоже молчал, только время от времени поглядывая на своего директора: его бледное лицо было как бы помятым, кончики губ дрожали.
— Отвези меня домой, — неожиданно сказал он.
— Будет сделано.
У ближайшего перекрестка Лех свернул направо. До директорской виллы отсюда было далеко. Но какое ему дело до этого, — ведь куда ехать, решает не он.
— Ну, что слышно? — как обычно спросил директор. Он пришел в себя и попытался вынуть из кармана сигареты, но забыл угостить Леха, а сделал это только тогда, когда шофер поднес к его сигарете горящую зажигалку. — Спасибо. И пожалуйста: не хотите закурить?
Лех с удовольствием затянулся и какое-то время курил молча.
— На улице все теперь не так, как раньше, — ответил он на вопрос директора.
— Не так? — удивился тот. — Что происходит?
— Люди спешат. Покупают в магазинах все, что возможно. Муку, сахар, соль, спички.
— А зачем?
— Боятся. У нас всегда делают запасы, когда боятся.
— Если город сгорит, так на что им мука?
— Купить будет негде, — деловито объяснил водитель. — Они рассуждают по-своему.
Эти его слова заставили директора улыбнуться, он на минуту забыл о том, насколько серьезно положение. Но только на минуту. «Если их охватил страх, — подумал он, — то как же их убедить? Сказать по радио, что им ничего не грозит? Не поверят. Нужно в магазины бросить столько муки и сахара, сколько сегодня необходимо. Пусть каждый купит. Пусть у каждого будет запас. Тогда они поверят».
Но на самом деле — и директор об этом знал — жители города перестанут беспокоиться только тогда, когда развеется дым над фабрикой, расползающийся сейчас по улицам. И как же не быть страху, если отовсюду видна эта опасность, которая грозит всем, если люди беспокоятся за своих близких, оставшихся на фабрике, если видны колонны военных грузовиков, то и дело проезжающих по улицам, и к тому же еще эвакуация? «Эвакуация, — повторил он. — Люди вынуждены бросать на произвол судьбы свои дома, вещи, все свое хозяйство. Будут искать виновного».
Вместе с этой мыслью он почувствовал еще большую тяжесть на своих плечах. То, что случилось на фабрике и за что он не хотел, не мог взять на себя ответственность, навсегда свяжут с его именем. Во всем будет виноват он. Это он отвечает за фабрику. И никто другой.
И только сейчас директор по-настоящему понял цель разговора, который вел с ним Дрецкий, и тот непонятный страх, который его охватил в тот момент, когда началась паника, и то, что Моленда должен был взять у него микрофон, принимая тем самым на себя свою часть ответственности, страха и вины. Главный инженер в той ситуации не имел права ждать, когда директор придет в себя, ибо тогда рабочие не смогли бы справиться с парализующим их страхом и судьба фабрики перестала бы их интересовать. И тогда остался бы он, директор, с Молендой и еще несколькими людьми, которые всегда будут рядом, даже в самую трудную минуту.
«Что делать? — беззвучно шептал он. — Как бороться с собой и с тем, что неминуемо случится? И что делать тогда, когда все уже будет позади?»
Лех затормозил у калитки. Директор посмотрел на свой дом. Ветви деревьев поднялись над крышей. В оконных стеклах отражалось солнце. Белые стены, красная крыша, зеленые деревья.
Он вынул ключи и быстро побежал вверх по ступенькам. Дверь открыла Мария.
— Приехал, — сказала она усталым голосом. — Ну наконец-то.
— Я на минутку.
Плаща директор не снял. Они вошли в комнату. Мария смотрела на мужа с тревогой и как-то беспомощно. Он сел в кресло.
— Я, как видишь, жив, — попытался он пошутить.
— Хорошо, что ты приехал, — повторила она и заплакала. Директор встал.
— Что с тобой? — погладил он ее по волосам. Давно уже он этого не делал, много лет, но сейчас ему неожиданно захотелось нежно прикоснуться к этой женщине; ему необходимо было почувствовать под пальцами ее волосы, мягкую, теплую кожу. Он хотел сказать, что ей нечего бояться, что все будет хорошо, но не мог найти подходящих слов.
— Звонили какие-то люди, — сказала Мария сквозь рыдания.
— Что они хотели?
— Говорили, что это ты…
— Что — я? — разозлился он. Но тут же все понял.
— Что это твоя вина… Что ты погубил город…
— Ерунда! — крикнул директор.
— Ты не виноват?
— Нет!
— Но что нам делать?
— Я подумаю.
Директор расхаживал по комнате, грыз ногти, не зная, что предпринять.
— Где Кшиштоф? — спросил он.
— Не знаю. Пошел в институт.
Он сделал еще несколько нервных шагов. Мария смотрела на него, прижав руки к груди.
— Вы уедете из города, — решил он. — Водительские права у тебя есть, у Кшиштофа тоже, как-нибудь справитесь. Поедешь к матери, ясно?
Мария молчала.
— Там переждете самое тяжелое время. Это долго не продлится. Пожар кончится через несколько часов. Ну, самое большее — через несколько дней.
— Да.
— Там никто вас не будет беспокоить глупыми разговорами.
— А ты?
— Я должен остаться.
Мария опустила руки, подошла к мужу и остановила его, прикоснувшись пальцами к его груди.
— Никуда мы отсюда не поедем, — сказала она. — Мы останемся здесь.
— Мария! Делай то, что я тебе сказал!
— Не поеду. Ни я, ни Кшиштоф.
— Вы должны это сделать!
— Мы останемся с тобой.
Директор повернулся к окну. Какое-то время его трясло от гнева, но он не хотел, чтобы жена это видела.
— Мы не бросим тебя в такую минуту.
— А Кшиштоф? О нем ты подумала?
— Я буду его беречь. И не дам его в обиду. Но мы никуда не поедем.
Постепенно гнев проходил, уступив место усталости. Он знал, что Мария не должна оставаться, что для всех было бы лучше, если бы она поехала с сыном в деревню. Директор понимал, что ей следовало выполнить то, что он сказал. Но одновременно он чувствовал, как слова Марии возвращают ему спокойствие. Наконец он оторвал взгляд от оконного стекла.
— И это твое окончательное решение?
— Да.
— Спасибо! —