Это не первый выход за борт. Чен периодически осматривал элементы обшивки, мне приходилось помогать заменять поврежденные струбцины антенн. Но сейчас… Странное чувство. Не пойму, в чем дело, но смотрю на эту громадную железяку и чувствую, что в ней упрятано нечто живое. Оно будто шевелится, изменяя центр тяжести. Прикладываю ухо к титановой обшивке. Вслушиваюсь. Урчит как кот. Вспоминаю своего толстого сибиряка Сеню. Только Сеня добрый пушистый и теплый, а от железяки веет холодным склепом, да и по форме и габаритам ящик больше напоминает гроб.
Включаю шлюз изнутри, Чен и Купер принимают груз снаружи.
Вытолкали, закрепили под днищем спускаемого аппарата. Все нормально – без особых проблем.
Несколько дней мы готовили высадку на Фобос, и наконец наступил исторический час – посадочный модуль расстыковался со станцией и взял курс на спутник. Чен остался на борту. Мы с Купером ютимся в тесной кабинке спускаемого аппарата. «Бурая картофелина» быстро приближается. Пожалуй, даже слишком быстро. Поверхность, раньше походившая на тушу больного оспой слона, принимает очертания запыленного безжизненного пустыря.
– Commander, мы падать! – вопит Куп, и я уже не раздумываю – переключаю на ручное управление, запускаю реверс. Автоматическая система посадки сбоит. Ошибка в расчетах? Такой сбой способен похоронить нас там, где стремились закрепить флаги трех держав, провозгласив новую победу человечества в освоении космоса, – так или примерно так написали бы в траурной заметке газетчики.
Удар. Скрежет. Отскок. Еще серия ударов, отскоков и снова скрежет.
Остановились.
Под днищем снова заскрежетало.
Наконец наступила тишина. Красная пыль и ничего больше. Мир вокруг просто исчез. Мы в пузырьке воздуха в глубинах океана пыли.
Амортизирующие стойки, похоже, выдержали. Гравитация у Фобоса настолько мала, что дожидаться, когда осядет пылевой занавес, нет смысла – у нас просто не хватит ни терпения, ни воздуха. Но перевести дух надо. Три-пять минут на то, чтобы собраться, оценить обстановку…
* * *
– Это ж сколько лет сюда никто не заглядывал?! – окликнул я Сашку.
Он осторожно ступал по устланному пылью чердаку, стараясь ни к чему не прикасаться. Спрессованная пыль накрыла мышиной шубой все. Нет такого уголка, куда бы не забрался порошок забвения.
– Лет шесть. Как отец покалечился, так и дорогу сюда забыли.
– А что мы ищем? – спросил я, стараясь идти по балке, как по спортивному бревну.
– В дедовском сундуке должна быть книга – старая книга. Я помню, она в кожаном переплете, с медными застежками.
– А что в ней?
– Не знаю, но хочу узнать. Вот и сундук, – он кивнул на здоровенный ящик, цвет которого невозможно было разобрать.
Сашка приподнял тяжелую крышку – пыль ручейками потекла по резным цветочкам и лепесткам, а добежав до края, посыпалась на пол, поднимая клубящуюся тучку. Он достал коричневого цвета фолиант, вдохнул пропитанный нафталином воздух и вдруг замер, приоткрыл рот, в глазах заискрилась влага, сделал несколько коротких вдохов, запрокидывая голову…
Пыль, поднятая упавшей крышкой и выстрелом Сашкиного чоха, окутала нас непроницаемым облаком. Мы бежали со всех ног, стараясь не дышать, но дышали – чихали на бегу, поднимая миллиарды новых невесомых частиц.
– Ну же, открывай! – торопил я, отряхиваясь.
– «Обряд погребения следует проводить…» – начал он, открыв книгу ближе к середине. – Тьфу ты, зря пачкались. Тут одни церковные обряды.
* * *
Аккуратно подбираю стойки, опускаю аппарат на колеса. Медленно, словно сонная черепаха, мы продвигаемся по направлению к Стинки. Постепенно пыли становится меньше.
– Пора, commander.
Купер протягивает мне российский флажок, сам держит американский и китайский.
Три стяга, установленные на платформе передатчика, еще прячутся за клубами приподнятой колесами пыли, когда модуль подкатывается к серой пасти Стинки. Сканирую кратер, определяю место возможной посадки на дне, включаю тяговый двигатель и вручную, плавно вывожу аппарат к намеченной цели.
На дне пыли оказывается еще больше. Двухметровые опоры погружаются в серо-голубую, местами бурую массу на три четверти. Но поднятые частицы оседают неожиданно быстро, они крупнее красной поверхностной пыли – больше похожи на мелкий шлак.
Есть ощущение пребывания внутри давно затухшей печи или в реактивном сопле. Чен, пожалуй, прав – ударная гипотеза наименее вероятна. Куп тоже предполагает термическое происхождение голубоватого порошка, но, как истинный ученый, предпочитает убедиться, проведя анализ на борту.
Big-ящик здорово тряхануло при жесткой посадке – крепеж заклинило. Ничего не остается, как отвинтить такелаж от корпуса целиком.
Скручивать приходится долго – скафандр быстро наполняется потом, в глазах плывут розоватые круги.
* * *
– Лешка, я знаю, ты не поверишь, но я видел… нечто… оно похоже на мираж… оно… отец тоже видел… Он знал, рассказывал, а я не верил… никто не верил.
– Сашка, тебе надо отдохнуть.
– Леша… ты должен знать… оно…
Он сделал попытку приподнять голову, но сил уже не хватило – белоснежная наволочка вновь приняла болезную ношу.
– Оно… огромная скала… она упала в океан… я видел, как астероид образовал Марианскую впадину… я не сошел с ума… я видел… розовый газ… везде…
– Это было слишком давно, возможно, миллиарды лет назад.
– Я видел. Не знаю, как это произошло, но это было реально, понимаешь, реально!
Сашкина машина рухнула в воду в двух морских милях от плавучей базы, система катапультирования сработала, но вращение…
Я надеялся, что он выкарабкается, выживет, но уже тогда, в госпитальной палате, чувство потери начало грызть душу.
Спустя сутки Саня умер.
* * *
Откручиваю последний болт, толкаю груз, сдвигая направляющие полозья, высвобождаю раскрученный такелаж. Ящик накреняется, узкая его сторона – ближняя ко мне – срывается. Похоже, запорный механизм крышки испортился, и она приоткрывается на долю секунды. Что-то розовое тучкой поднимается от титанового корпуса. Вокруг серо-голубая масса, и вдруг красноватый оттенок.
– Зачерпнули наверху. Там везде красная пыль, – говорю Купу, но острое чувство любопытства уже доедает во мне последний кусок дисциплины.
Куп толкает ящик со своей стороны, и тот снова хлопает крышкой. Зависает и покачивается перед нами на лебедочных тросах. Купер смотрит на меня, на ящик и после недолгой паузы делает то, что мне запретила недоеденная дисциплина, – он открывает ящик.
* * *
– Сегодня мы прощаемся с коллегой, товарищем, другом. Трагическая случайность вырвала из наших рядов…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});