Вполне естественно, у камина Лайонела собиралась совсем не та публика, что у его братьев. Людей искусства было гораздо меньше, преобладали политики, Дизраэли, Гладстон, финансисты, магнаты – деловая элита той эпохи. И все-таки усмешка Нелл Гвинн нет-нет да и нарушала викторианское величие обстановки. Существует байка о том, что однажды за торжественным обедом рядом сидели два министра – оба абсолютно лысые, но один честно и открыто носил свою лысину, в то время как другой прикрывал свою париком. И вот официант, разносивший закуски, задел рукавом парик, тот зацепился за пуговицу и упал на пол. Выдрессированный официант действовал стремительно и четко, он поднял парик и водрузил его на голову – только вот, к сожалению, не на ту, что надо. Волосатый министр стал лысым, лысый – получил роскошную шевелюру, а вся честная компания – несколько веселых минут.
Барон не ограничился Трингом и приобрел поместья в Аскот-Винг и Халтоне, Бакингемшир становился все популярнее. Охота на куропаток и на оленей, которую устраивал Энтони в Ментморе, стала притчей во языцех.
Однако местное дворянство по-прежнему беспокоил концептуальный вопрос: а не собираются ли Ротшильды извести христианство в Бакингемшире и заменить его иудаизмом? Но новые землевладельцы быстро развеяли эти опасения. Они реставрировали церкви, устанавливали органы, финансировали викариаты гораздо щедрее, чем прежние лендлорды. Когда епископ Оксфордский прибыл в соседний городок проводить конфирмацию, его вместе со всей свитой пригласили остановиться в Астон-Клинтоне.
Но самым лучшим подтверждением превосходства Ротшильдов было не их отношение к чужой религии, религии большинства, а то, что, находясь среди чужой веры, они не только сохранили свою в первозданной чистоте, но и упрочили ее, став большими иудеями, чем все остальные евреи.
Покровители евреев
Тот самый Лайонел, который приложил массу усилий для того, чтобы привить «баронство» на английской ветви Семейства, мгновенно забывал о своем англосаксонском величии, как только речь заходила о вопросах религии. Во время праздника Суккот он собственноручно прибивал пальмовые ветви в Нью-Корте, не обращая никакого внимания на вред, наносимый отделке помещений. Каждый лондонский раввин, готовящийся вступить в брак, мог твердо рассчитывать на щедрые подарки от господина барона, и в таком количестве, что для их доставки требовалась повозка. На празднование еврейского Нового года барон посылал во все лондонские синагоги корзины с цветами и фруктами с «наилучшими пожеланиями от банка «Н.М. Ротшильд и сыновья». Разумеется, по субботам Нью-Корт не работал. Кроме того, служащие часто использовали при переписке идиш как своеобразный шифр. (Один из агентов барона Лайонела, получив сведения о готовящемся перемирии на фронтах южноамериканской войны, послал телеграмму следующего содержания: «Ожидается прибытие господина Шолема (шолем на иврите означает «мир»)». Баронесса Лайонел издала сборник молитв и размышлений.
Сам барон пошел гораздо дальше. Вскоре мы увидим, как доблестно он сражался за дело, вначале казавшееся безнадежным, – за отмену препятствий для евреев, избранных в палату общин. И наконец, одержав тяжко давшуюся ему победу, уже тяжелобольной, он, прихрамывая, взошел на кафедру в синагоге и произнес следующую ключевую фразу: «Мы освободились – но, если наше освобождение приведет к ослаблению нашей веры, оно станет проклятием, а не благословением!»
Барон не был первооткрывателем, он просто продолжал семейную традицию. Его дядюшка, Соломон Венский, был искусным лоббистом. Прекрасно зная, когда и как использовать имеющиеся у него рычаги, он действовал незаметно и эффективно. Но когда речь заходила о помощи единоверцам, он разом терял весь свой рационализм. Вот прекрасный пример. Некий еврей по имени Рокирол привел в Вену стадо прекрасных овец-мериносов и попросил Соломона оказать ему содействие в их продаже.
Соломон счел проблему слишком важной и срочной, чтобы ее могли решить венские торговцы скотом. Он пошел другим путем и обратился непосредственно к канцлеру империи.
«Нижайше прошу Ваше Высочество, – писал он князю Меттерниху, – замолвить слово за господина Роки-рола, как только возникнет такая возможность, а она наверняка возникнет в салонах Вашего Высочества, которые являются местом, где встречаются блеск и мода».
Трудно представить князя Меттерниха, торгующего овцами в своем салоне, «где встречаются блеск и мода». Но еще труднее поверить в тот факт, что Натан, на подъеме своей карьеры, в тот самый момент, когда все свои силы он вкладывал в завоевание зарубежных рынков, по своей воле отказался от германского рынка. Он объявил, что не будет обналичивать чеки, представленные теми германскими городами, где попирались права, гарантированные договором. Этот шаг Натан совершил в 1820 году. А двадцать лет спустя, в разгар железнодорожной войны с Ахиллом Фулд ом, Джеймс Ротшильд на время даже прервал боевые действия и перенес все свои усилия на подавление антисемитских выступлений в Сирии.
«Господин Фулд, главный раввин Левого берега, – писал Гейне, имея в виду железнодорожную линию, проложенную по левому берегу Сены, – произносит в палате депутатов блестящую и выдержанную речь, в то время как наших единоверцев мучают в Сирии. Мы должны оказать доверие раввину Правого берега (Ротшильду), чтобы он проявил больше благородства в своем сострадании к Дому Израилеву».
В 1850 году Карл фон Ротшильд согласился на выдачу кредита его святейшеству папе римскому только при том условии, что евреи города Рима смогут жить вне римского гетто. В 1853 году власти Австрии ужесточили ограничения, существовавшие в отношении евреев, – им было запрещено приобретать недвижимость. Несмотря на то что эти ограничения ни в коем случае не коснулись привилегированных еврейских семей, таких, как Ротшильды, Семейство немедленно начало масштабную кампанию против Австрии на биржах Лондона и Парижа при скрытой поддержке венской ветви. Джеймс самолично ворвался в австрийское посольство и поговорил с послом настолько энергично, что тот (а послом тогда был граф Хюбнер, которого никак нельзя было заподозрить в любви к евреям) написал в столицу, что было бы желательно «утешить детей Израиля».
– Он был, одним словом, вне себя, – сообщал посол о визите Джеймса.
В том же году Бисмарк, который в то время делал карьеру дипломата во Франкфурте, писал в Берлин: «Усилия… предпринятые Австрией… для обеспечения освобождения евреев, следует приписать Ротшильдам… То, как правительство решает еврейскую проблему, очень сильно влияет на Дом… Существуют случаи, когда не аспекты бизнеса, а совсем другие аспекты оказывают влияние на политику Семейства…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});