Его выбор дает понимание всей его жизни. Натти напоминал последнего из могикан: он носил свою высокую шляпу и бутоньерку в петлице с таким же упорством, как Чингачгук – свой головной убор из перьев и томагавк.
Натти, так же как и его отец, стал членом палаты общин, но его избиратели жили не в лондонском Сити, а в деревне, в Эйлсбери, в тех самых местах, где Семейство владело практически всем. Разумеется, местные жители отдали ему свои голоса, как когда-то йомены присягали на верность своему сюзерену. В палате общин, а потом и в палате лордов Натти представлял самое консервативное крыло и, в отличие от своего отца, активно и успешно ораторствовал. Он последовательно выступал против любых социальных льгот, суфражизма, пенсий по старости и всех прочих проявлений социального прогресса. Натти славился также своей эрудицией.
– Когда мне нужно уточнить какой-нибудь исторический факт, я всегда обращаюсь к Натти, – говорил Дизраэли, который сам был одним из умнейших людей своей эпохи.
Натти не только выступал – он создал сильную консервативную оппозицию.
– Я спрашиваю вас, – вопрошал Ллойд Джордж в 1909 году, – почему мы должны блокировать все наши реформы, финансовые и социальные, только из-за того, что Натаниэль Ротшильд сказал о них: «Нецелесообразно»?
Дед Натти, Натан, принадлежал к либеральному крылу либеральной партии. Натти формально также был либералом, но фактически проводил жесткую консервативную линию. Такую же политику он проводил и в банке: банк стал эксклюзивным, консервативным и избирательным в отношении клиентов. Единственное нововведение, которое устроил Натти, носило аристократический характер. Он устроил несколько приемных, и теперь каждый посетитель или, чаще, проситель ожидал его в отдельной приемной. Натти входил в приемную, держа в руке часы, и сообщал визитеру, сколько минут у него есть. Он слушал и отвечал достаточно вежливо, но никогда не задерживался ни на минуту сверх установленного им срока. В результате таких преобразований Партнерская комната осталась и до наших дней неким священным местом.
Натти стал поистине королем евреев. Когда 23 июля 1897 года кардинал Воган поздравил королеву Викторию с ее бриллиантовым юбилеем от имени всех католиков империи, Натти принес поздравления от имени евреев империи. А когда во время одного из своих грандиозных путешествий он проезжал через Багдад, его встречала местная еврейская диаспора с такими же почестями, как когда-то их предки встречали Эксиларха, легендарного правителя всех евреев диаспоры.
Из своего кабинета в Нью-Корте Натти наблюдал за жизнью своего народа, и, если где-то происходил погром или имели место притеснения его единоверцев, он не оставлял ни одного из них без помощи и поддержки и жестоко наказывал обидчиков. Наиболее впечатляющим примером являются отношения Нью-Корта с российским правительством. Оно неоднократно обращалось к Ротшильдам с просьбами о ссуде, но Натти отказывал, так как политика правительства по отношению к евреям была резко дискриминационной. Наконец, в 1891 году переговоры все-таки начались. Но так ничем и не завершились, поскольку правительство издало очередное антисемитское постановление и Натти немедленно прекратил всяческие переговоры. Посланцы отправились восвояси ни с чем.
Добродетель всегда вознаграждается. В 1917 году, когда пало царское правительство, Ротшильды, в отличие от других банкиров, почти ничего не потеряли. Когда к власти пришло Временное правительство, он выпустило так называемый «Заем свободы», и Нью-Корт сразу же приобрел облигации на сумму 1 миллион рублей. Эта сумма, конечно, никогда не была возвращена, так как и Временное правительство пало.
Натти к тому времени уже умер, но если бы он был жив, то, скорее всего, списал бы эту сумму как расходы на благотворительность. Его траты на благотворительные нужды были колоссальными, в банке было организовано специальное подразделение, которое занималось исключительно вопросами благотворительности. Натти финансировал четыре лондонские больницы, британский Красный Крест, его дотации еврейской общине были просто колоссальными. Только на содержание еврейской бесплатной школы у него уходило несколько сотен тысяч фунтов в год.
Натти никогда не отвергал случайных просителей, но если его дед иногда заставлял попрошайку обращаться в бегство, то Натти частенько вынужден был бежать сам, только чтобы не слышать униженных благодарностей и не видеть их улыбок.
С просителями большего масштаба он мог быть более язвительным. На переломе веков тысячи евреев из России приезжали в Англию, откуда с помощью своих единоверцев переправлялись в Америку. Принять и разместить эти массы народа помогали и Ротшильды, и другие богатые семейства Англии. Но однажды поток приезжих превысил возможности принимающих. Улицы были переполнены несчастными семьями, которые не могли найти кров. Герман Ландау, филантроп, занимавшийся приемом эмигрантов из России, бросился за помощью к Ротшильдам. Двери Партнерской комнаты были немедленно для него открыты. Ландау объяснил, что ему необходимо получить 25 000 фунтов для строительства временных убежищ. Не успел он закончить свою просьбу, как Натти уже выписал ему чек на 30 000 фунтов.
– Вы меня не поняли, – возразил Ландау, – мне нужно только 25 000.
– Посмотри-ка, Лео, – обратился Натти к сидящему тут же Леопольду, – у Ландау есть к нам сострадание.
Ландау получил гораздо лучший прием, чем некоторые из тех, с кем он вращался в высшем обществе. Натти недолюбливал одну герцогиню и поэтому приглашал на приемы всех ее друзей и не присылал приглашение ей самой. Если не было возможности довести ее до слез таким образом, он действовал с дьявольской хитростью.
Однажды он пригласил ее на обед и посадил на, казалось бы, почетном месте. Гладстон сидел справа от нее, а сам хозяин – слева. Но дело было в том, что Гладстон был глух на левое ухо, а сам Натти – на правое. Таким образом, герцогиня провела несколько часов между двумя сотрапезниками, которые не ответили ей ни на один вопрос.
Но Натти редко был таким лукавым. Обычно он действовал с потрясающей прямотой. Однажды в Тринге леди Фингалл осмелилась – без разрешения хозяина – сорвать одну из его любимых мускатных роз. Натти грубо обругал ее тут же, перед всей честной компанией. Конечно, потом он извинился – правда, косвенно, – послав ей в экипаж огромный букет роз. Но слава грубияна за ним закрепилась. И недаром говорили, что лорд Черчилль и лорд Ротшильд – двое самых грубых мужчин Англии.
Сладчайший Лео
Младший брат был полной противоположностью старшему. Если Натти был лордом, то Лео – спортсменом. Это вовсе не означает, что он пренебрегал семейными обязанностями – напротив, Лео содержал четыре роскошные резиденции. Он построил себе шикарный дом на Гамильтон-Плейс, неподалеку от Аллеи Ротшильдов, где обосновалась его родня. Этот дом славился множеством технических усовершенствований. В доме работал гидравлический лифт, который был настолько дорогим изобретением, что стоимость подъема на один этаж равнялась стоимости проезда в кебе из одного конца Лондона в другой. Те, кто пожелали сэкономить, могли подняться пешком по роскошной лестнице, украшенной ручной резьбой, возможно самой красивой во всей Англии. В доме была огромная библиотека, стены которой были также отделаны резным красным деревом. Над ее отделкой специально выписанные итальянские мастера трудились два года. Кухня в доме была просто громадной – там можно было зажарить на вертеле целого быка – и изобиловала всяческими усовершенствованиями, позволявшими хранить блюда подогретыми, и так далее, и тому подобное. В наши дни в этом доме расположился один из самых шикарных лондонских клубов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});