После обеда все направлялись в гостиную, где подавался кофе. За чашкой кофе Иоанн неизменно читал газету «Московские ведомости», тогдашний редактор которой Владимир Грингмут пользовался его одобрением и уважением за крайне правую редакционную линию.
Наверное, это был единственный дом в Москве, где Иоанн отдыхал душой и телом. Не однажды в письмах игуменье Таисии он сообщит: «Гощу в Москве у добрейшей моей знакомой, госпожи Марии Павловны Дюгамель, где мне покойно, как дома». Для Дюгамель Иоанн всегда был желанным гостем. Несмотря на свой возраст — около 90 лет — она сохраняла редкую ясность ума и память, отличаясь хорошим здоровьем и великолепным зрением (очков она не знала).
Опираясь на свидетельства и воспоминания очевидцев, можно хотя бы частично восстановить список мест в Москве, где в разное время и по разным обстоятельствам бывал и служил Иоанн Кронштадтский: Успенский собор, Благовещенская церковь (на Житном дворе) и Чудов монастырь в Московском Кремле, Богоявленский монастырь, что на Никольской улице, община сестер милосердия «Утоли моя печали» в Лефортове, Иверская община (Б. Полянка), Боевская богадельня (на Стромынке), Антиохийское подворье, Вознесенский монастырь.
Служил он и в некоторых учебных заведениях. К примеру, в Императорском лицее имени цесаревича Николая. В 1894–1896 годах его директором был В. А. Грингмут. При нем введен обычай — в начале каждого учебного года и перед экзаменами приносить в учебное заведение чудотворные иконы Спасителя, Божией Матери и святого великомученика Пантелеймона. В специально отведенные дни все ученики лицея были обязаны собираться в храме для совместного богослужения. По личной просьбе самого Грингмута в феврале 1895 года в лицей впервые прибыл протоиерей Иоанн Кронштадтский, который впоследствии и вплоть до 1905 года ежегодно служил в лицейском храме.
Отъезд Иоанна из Москвы всегда был торжествен. Для него, в виде исключения, открывали парадные «царские» комнаты Николаевского вокзала, куда вход для простой публики был строго ограничен. Возможно, это был не только знак особого уважения, но и необходимая мера предосторожности, способ сохранить общественное спокойствие при скоплении народа. Что опасность реальна, свидетельствовал один из первых приездов, когда охраной пренебрегли, и давка была нешуточная — вокзальная публика до такой степени смяла Иоанна и его сопровождающих, что погнула золотой наперсный крест священника.
Каждый раз у вокзала собиралась несметная толпа, так что экипажу приходилось ехать шагом, приближаясь к зданию вплотную, чтобы Иоанн мог незаметно и быстро войти в вокзал. Приходилось идти на хитрости. Чтобы обойти толпу, окружившую вагоны первого класса, Иоанна потихоньку проводили в вагон с противоположной стороны, через пути. Для отвода глаз перед вагоном на перроне стояли шпалерами жандармы, как бы ожидающие его прихода, и публика их обступала. В самый момент отхода поезда жандармы расходились, и перед изумленной публикой в окне вагона появлялось лицо пастыря, который, ласково улыбаясь, благословлял присутствующих.
…Привлекала внимание Иоанна Кронштадтского и великая российская река — Волга. Известно, что по ней он совершил несколько плаваний по разным маршрутам: от Углича до Царицына, останавливаясь практически во всех городах и даже селах. В частности, сохранились описания, относящиеся к 1893, 1894 и 1907 годам.
Трижды он побывал в Рыбинске — крупном волжском порту. Город был местом скопления обедневших крестьян, искавших пропитания на сезонной работе. С окончанием навигации многие оставались в городе, бедствуя, а часто и голодая. В этом смысле Рыбинск напоминал Кронштадт, и неудивительно, что у отца Иоанна родилась мысль основать здесь Дом трудолюбия. В 1893 году, во второй свой приезд, он публично объявил о создании Дома трудолюбия и первым внес 200 рублей. Примеру пастыря последовало рыбинское купечество, и в короткое время собрано было более 50 тысяч рублей. Создано было Попечительское общество, а Рыбинская городская дума в 1896 году пожертвовала для устройства Дома трудолюбия здание. К очередной годовщине коронации императора Николая II, 30 января 1900 года, было приурочено открытие Дома трудолюбия. Только за первый год здесь получили кров и работу 500 человек. Кроме того, дневным приютом и питанием было обеспечено около тысячи детей. Летом 1900 года Иоанн побывал в уже действовавшем Доме трудолюбия, а затем участвовал в закладке нового храма во имя Толгской иконы Божией Матери (подворье Толгского монастыря, ул. Радищева, 2).
О содержании и размахе встреч Иоанна Кронштадтского в волжских городах дает представление описание его поездки летом 1894 года в Самару.
…27 июня в Самаре стало примечаться особенное оживление. Видно было, что город к чему-то готовится. В Архиерейском доме собрались правящий епископ, ректор семинарии, игуменья монастыря и другие лица. К вратам дома стала прибывать толпа, которая все более увеличивалась. Большими группами самарцы спешили к пристани пароходной компании «Самолет».
Около четырех часов пополудни показался сверху по Волге пароход. На его верхнем трапе стоял Иоанн Кронштадтский. При приближении парохода к пристани он несколько раз снимал с головы темную соломенную шляпу, кланяясь собравшейся на берегу многочисленной публике. Здесь же «официальная делегация»: епископ Гурий (Буртасовский), вице-губернатор. Первый визит был в Архиерейский дом. Владыка сообщал о епархиальных делах, особо напирая на «опасность», грозящую самарской пастве со стороны баптизма, «воюющего в южных уездах епархии против церкви Божией»; говорил о планах, направленных к ослаблению сектантства и просил Иоанна их благословить.
Когда Иоанн показался на крыльце дома, сопровождаемый епископом, собравшаяся возле Архиерейского дома толпа устремилась в едином порыве к пастырю. Послышались рыдания, крики радости, вопли, просьбы: «Батюшка наш! Родной наш! Помолись о нас!» Кто целовал руки, кто кидался к краям риз, кто припадал к плечам… С трудом пробившись к карете, на ходу благословляя и отвечая на призывы, Иоанн отправился сначала в Иверский женский монастырь, а затем по домам пригласивших его горожан.
В первом же доме собралось человек 30–40. Перед молебном Иоанн каждого благословил, а затем, надев епитрахиль и повернувшись вполоборота, сказал громким и довольно резким голосом:
— Ну, друзья, на молитву! Сердце и ум ваш вознесите горе, к Богу! Он сам здесь невидимо присутствует, по слову его, что где два или три собраны во имя его, там и он посреди них. Молитесь с твердой, несомненной верой, что получите просимое, и непременно получите!
Эти слова имели необыкновенное действие на собравшихся. Когда Иоанн стал читать молитвы, то все, как по команде, опустились на колени. Видно было, что молились все единым сердцем. По освящении воды народ прикладывался к кресту, а Иоанн каждого кропил святой водой. По окончании молебна еще раз благословил и со словами: «Прощайте, друзья мои!» — оставил дом.
На другой день Иоанн служил утреню в Казанском (Старом) соборе. Он читал канон на случившийся в этот день праздник. За литургией ему сослужили самарские протоиереи и иереи. Казалось, всё свершалось, как всегда, по церковному уставу, но только предстоятель на богослужении был необычным. Всех поражали сила и простота его молитв… Он часто стоял с закрытыми глазами, наклонив голову перед святым престолом и указывая правою рукою на святой антиминс. Уста его произносили тайные молитвы к Господу, и только изредка он высказывал некоторые слова своей молитвы громко и внятно. Лицо его во время таких молитв выражало умиление, — насколько же сильны были иные мгновения некоторых из его молитвословий, видно было из того, что он, как бы изнемогая, опускался своим челом до престола и будто замирал. Все бывшие в храме стояли до того восхищенные молитвами отца Иоанна, до того пораженные виденным, что не могли удержаться от слез, слез умиления и благодарности Господу. Может быть, перед многими промелькнула в эти моменты вся жизнь, полная суетности, и многие воспрянули духом, и усугубилась их вера и надежда на Божие милосердие… Может быть.