Одну из встреч так описывает Таисия: «Мужички с обнаженными головами кланяются в пояс; женщины с младенцами на руках спешат наперерыв поднести своих деток, хотя бы ручкой-то коснулся их батюшка; только и слышно: «Батюшка-кормилец, родимый ты наш, красное солнышко». — А батюшка на обе стороны кланяется, благословляет, говоря: «Здравствуйте, братцы! Здравствуйте, матери! Здравствуйте, крошечки Божии! Да благословит вас всех Отец наш Небесный! Христос с вами! Христос с Вами!»
А в монастыре сестры встречают громким стройным пением: «Благословен грядый во имя Господне!» и с пением провожают до самого соборного храма, где выстроились для встречи священнослужители. Звон в большой колокол похож на что-то пасхальное, прерадостное… общий подъем духа, общее торжество! После литургии, за которой всегда бывает много причастников, Иоанн проходит в сад, куда приглашаются все сослужившие ему священнослужители и гости, приехавшие с ним. Туда же подают и самовар со всеми угощениями, и дорогой гость старается всех утешить, зная, что всякому приятно получить чаек из его рук».
Когда игуменья Таисия надумала строить в Петербурге подворье Леушинского монастыря, то обратилась к отцу Иоанну за благословением, надеясь получить от него и материальную помощь. Иоанн благословил начинание и дал Таисии два гривенника. Она смутилась, однако с благоговением завернула гривенники в платок, веруя, что Господь поможет начинанию, которое благословил отец Иоанн.
Но на удивление скоро нашлось подходящее место для подворья на Бассейной улице в Петербурге[150]; нашлись жертвователи и подрядчики, взявшиеся безвозмездно произвести строительные работы. И выросло трехэтажное здание, возглавляемое церковью во имя апостола Иоанна Богослова с дивным резным иконостасом из грушевого дерева. Оно стало любимым местом служения отца Сергиева. — Как хорошо в твоем храме! Спасибо тебе за твое подворье! — не раз писал он игуменье Таисии.
В один из приездов в Леушино Иоанн Кронштадтский посетил скит в Ферапонтове[151]. Насельницами обители были воспитанницы Таисии, и устраивалась она по образцу Леушинского монастыря. Благословляя его открытие, Иоанн писал Таисии: «Поздравляю с началом по восстановлению Ферапонтовской обители. Много придется тебе поскорбеть и потрудиться над этим делом. Но Господь поможет тебе, — и тебе, великой старице, даст силу воссоздать древнюю обитель во славу Божию; посылаю на начало ее 300 рублей». Некоторое время спустя он опять сообщал: «Бог послал мне нечаянно доброго человека, который пожертвовал мне от своего достатка, как будто для того, чтобы я помог нуждам Ферапонтова; ибо случилось это в тот самый час, когда я, глядя на икону преподобного Ферапонта, думал о его древней св. обители, в которой просияло уже столько подвижников, из коих некоторые уже видимо увенчались в нетлении вечной славы. Вот этот-то дар я и посылаю для Ферапонтова на твое имя».
Икону, о которой идет речь в письме, накануне прислала в дар игуменья Таисия. И впоследствии Иоанн неизменно поддерживал новую обитель пожертвованиями: «Посылаю 300 рублей на Ферапонтовскую обитель, прошу меня не обижать отказами или оговорками, что мне и самому нужно на мои обители: Ивановскую, Сурскую и Воронцовскую. Мне Господь посылает на долю каждого, и моим обителям помогаю по нескольку десятков тысяч, а другим — понемножку; а ведь обители-то пред Господом все равны».
Старые фотографии, хранящиеся в Институте истории материальной культуры Российской академии наук в Санкт-Петербурге, передают нам события встреч и проводов Иоанна, его пребывания на древней земле Ферапонтова. Неизменно рядом с ним Таисия. В Ферапонтовском приходе сохранились некоторые реликвии того времени: фотографии отца Иоанна, раздававшиеся по пути его следования, парный портрет Иоанна Кронштадтского и игуменьи Таисии, фелонь, в которой он совершал в обители преподобного Ферапонта богослужения.
…Не менее одного раза в месяц Иоанн Сергиев посещал Москву. Прибывал он утренним скорым или курьерским поездом по Николаевской железной дороге. Его приезд всегда держался в секрете, а допуск в храм, где он собирался служить, был только по билетам. На вокзале его встречала в карете вдова-купчиха Софья Яковлевна Бурхард, проживавшая в собственном доме на Мясницкой улице и заведовавшая посещениями Сергиева в Москве. Исполняла она свои обязанности очень добросовестно из чувства благоговения перед Иоанном, в чудотворную силу которого она глубоко верила. По заранее составленному ею списку Иоанн ехал в ту или иную церковь для служения литургии. Потом шли посещения знакомых и видных москвичей. Среди них — генерал-губернатор князь Владимир Андреевич Долгоруков и командующий войсками Московского военного округа генерал от артиллерии Апостол Спиридонович Костанда.
В частных домах батюшке устраивали торжественную встречу. На лестнице выстраивали хор певчих. Под церковные напевы подымаясь по лестнице, Иоанн здоровался со всеми, благословлял. Затем проходили в гостиную, где на маленьком столике уже находились миска с водой, крест, Евангелие, кадило, кропило, то есть все необходимое для водосвятного молебна. Священник останавливался перед иконой в гостиной. Минут пять молча смотрел на нее, как бы внутренне собираясь и ожидая молитвенного состояния окружающих. Затем опускался на колени и начинал молиться. Он всегда молился импровизированными молитвами, произнося некоторые слова очень резко, с особенным ударением, дерзновенно прося у Господа милости дому, где находился. Потом поминал об искупительной жертве Иисуса Христа. Пел сам: «Спаси, Господи, люди Твоя» и освящал воду. Затем обязательно ходил по всем комнатам и окроплял их святой водой.
Во время посещения Иоанна всегда накрывали чай. Он любил чай самый крепкий, почти черный, и всегда просил сполоснуть чай и первую воду слить, — как он в шутку говорил: «Надо смыть китайскую нечисть». К чаю ставили какую-нибудь рыбную закуску. Мяса батюшка совсем не ел. Иногда выпивал полрюмки сладкого вина и, окинув взором присутствующих, давал кому-нибудь допить свою рюмку. Затем ставили перед ним ряд стаканов с крепким чаем, целую стопку блюдечек и глубокую тарелку с кусковым сахаром, и он, благословив, брал сахар целыми горстями и рассыпал по стаканам. Быстро мешал ложкой, разливал по блюдечкам и раздавал присутствующим. Он любил такое общение.
После «чаю» хозяин дома передавал Иоанну при прощании в конверте некоторую сумму денег, количество которых никогда не интересовало священника, хотя он никогда не отказывался от платы, которая могла составлять и 500 рублей за посещение, и пять рублей.
Ближе к вечеру, в пять-шесть часов, Иоанн ехал к вдове статского советника Марии Павловне Дюгамель — женщине хорошо образованной, начитанной, глубоко религиозной, державшейся традиций эпохи Николая I. У нее в особняке на Никитском бульваре Иоанн всегда обедал и немного отдыхал. Это была его благодарность за помощь и поддержку в дни юности, когда она помогала ему материально. Теперь он почитал своим долгом непременно в каждый приезд в Москву заезжать к ней.
Здесь также свершался молебен с водосвятием. После был обед. Обычно (если не было строгого поста) подавались рыбные закуски: селедка, семга, отварная белуга и икра; мясного, за исключением бульона из куриных потрохов, он не ел ничего; из вина выпивал одну-две рюмки «Елисеевского» хереса «Золотой кораблик». После закуски следовали еще четыре блюда: горячее с пирожками, зелень, жареная рыба и сладкое. Любимым блюдом Иоанна была семга. Аппетит у него был весьма умеренный: два-три куска семги, несколько ложек супа, и он был сыт. Так что ко второму и третьему он иногда и не прикасался. Среди приглашенных в дом были С. Я. Бурхард со своей компаньонкой А. А. Горпиченко, священник церкви Ваганьковского кладбища И. Чанцев, некоторые другие лица по усмотрению М. П. Дюгамель. Во время обеда велась оживленная беседа на темы политического и злободневного характера, причем Иоанн показывал свой интерес к самым различным событиям в мире и имел по ним собственное мнение.