— Но от сырников я не откажусь, — с мягкой усмешкой добавил он. — Они у тебя всегда вкусные получаются.
Через несколько минут мы сидели на кухне, пили чай, а Владимир наяривал сырники со сметаной. Судя по его отменному аппетиту, вопрос пропажи жены в такое время волновал его в последнюю очередь.
— Ты хотел серьёзно поговорить, — первой не выдержала я (было любопытно, о чём таком мы с ним можем серьёзно говорить).
— Да, я хотел, — Владимир с сожалением взглянул на последний, сиротливо лежащий на тарелке сырник. Я тоже грустно посмотрела на него (на сырник в смысле), так как мало того, что на завтра сырников больше нету, так ещё и Анжелике, когда вернётся, не осталось (кстати, что-то долго она не возвращается).
— Говори, — вздохнула я и подлила нам ещё чаю.
— Это по поводу будущего, — вздохнул и себе Владимир.
Я удивилась.
— В каком смысле будущего?
— Чему ты удивляешься? — не понял Владимир.
— Ну не о колонизации же Юпитера в три тысяча триста тридцать третьем году ты хочешь со мной говорить?
— А это при чём?
— Ты сказал «поговорим о будущем», — напомнила я.
— Люба, я серьёзно!
Я промолчала, глядя на него подчёркнуто внимательно.
— Дом отца нужно продавать и срочно, — печально резюмировал Владимир.
— Зачем?
— Нам с Тамарой срочно нужны деньги…
— То есть вы с Тамарой готовы выгнать пожилого человека на улицу, потому что вам нужны деньги, так я поняла? — прищурилась я. — А ко мне ты пришел за благословением, или как?
— Ну вот что ты сразу начинаешь, Люба⁈ — видно было, что мужчина еле сдерживается.
— Я против! — жестко сказала я, — Я категорически против. И меня совершенно не интересуют ваши причины.
Владимир побледнел и с еле сдерживаемым гневом посмотрел на меня.
— У тебя есть родители? — спросила я.
— Ты же знаешь, что есть, — поморщился Владимир.
— А их жильё вы с Томкой уже продали, да?
Владимир набрал воздуха, чтобы сказать что-то явно нелицеприятное, но сдулся.
— Вот когда ты продашь жильё своих родителей и тебе не хватит, тогда приходи — обсудим, — хмыкнула я.
В это время входная дверь хлопнула — вернулась Анжелика.
— Тётя Люба, вы представляете! — она ворвалась на кухню, вся радостная, взъерошенная и сконфузилась, увидев гостя, — ой.
— Тебя здороваться не учили? — менторским тоном спросил Владимир, брезгливо оглядел с ног до головы её «хэллоуинский» вид, и повернулся ко мне, — Люба, ты хоть контролируешь, как вверенные тебе дети одеваются и во сколько они домой приходят? Горотдел опеки и попечительства в курсе, в каких условиях они живут и как воспитываются? Точнее — не воспитываются…
— З-здравствуйте, — тихо сказала Анжелика и с ужасом посмотрела на меня, губы её задрожали.
— Переодевайся, мой руки и иди ужинать, — сказала я, — время уже позднее. Надеюсь, ты стих на завтра выучила?
— Выучила, — тихо ответила Анжелика.
— Вот мы с дядей и послушаем, — сказала я и улыбнулась Владимиру. — Анжелика со школьной дискотеки пришла, у них был праздник. Я ей разрешила задержаться до конца.
Анжелика выскочила переодеваться, а Владимир едко сказал:
— Вообще-то мы ещё разговор не закончили, Люба.
— Как это не закончили? — поморщилась я, — ты спросил, я ответила. Всё ясно и понятно.
— То есть твой окончательный ответ — нет? — с тихой угрозой спросил Владимир.
— Ты всё правильно понял, — ответила я.
— Ты об этом ещё пожалеешь, Люба, — процедил он.
— Не сомневаюсь, — пожала плечами я и насмешливо добавила, — ещё чаю?
— Всего доброго! — Владимир встал и быстро вышел.
Входная дверь так хлопнула, что у меня чуть миска с творогом не выпала из рук (ага, я решила нажарить ещё порцию сырников, раз так пошли. Хорошо, что немного творогу осталось. С этими внезапными гостями никаких сырников не напасёшься!).
Следующие два дня прошли, как ни странно, вполне рутинным образом. Я не знала, радоваться этому или начинать напрягаться. Когда всё идёт, как надо — это хорошо, но мой более чем полувековой опыт гласил: затишье бывает перед бурей.
И я оказалась права.
Утром третьего дня в дверь позвонили. Это была суббота, ребята спали, а я тихо собиралась, стараясь не разбудить — на базар нужно было к десяти. Поэтому дверь пошла открывать я.
— Добрый день, — сказала худощавая женщина в форме, — Скороход?
— Да, — кивнула я.
— Вам срочная телеграмма. Распишитесь.
Сердце у меня ёкнуло, но я, как и положено, сперва расписалась.
Вернулась в квартиру. Затем раскрыла телеграмму. Текст её гласил:
«Всё знаю тчк прилетаю двадцатого тчк Пётр».
— Бля, — сказала я.
Аж сердце закололо.
Вот только этого ещё не хватало. Во-первых, своё супружество, как реальное, я даже не рассматривала. Во-вторых, слова «я сё знаю» заставили изрядно задуматься. Что именно он знает? Скорей всего Тамара и Владимир действительно сообщили Скороходу о наличии у Любаши любовника-уголовника.
Нет, мне так-то было фиолетово, как там Любашин супруг переживёт эту новость. Да и сам он отнюдь не пушистый — в комнате сопели два доказательства его неверности. Так что пусть прочувствует на себе всю прелесть момента. Но здесь появлялись два нюанса, которые я не ожидала так быстро: встреча с супругом, который может понять, что я совсем не та Люба, на которой он женат, и второй нюанс — это ускоренный развод и раздел имущества, на пример, квартиры. А у меня даже «подушки безопасности» на чёрный день нету. И я не разобралась,