обсудить финансовую составляющую.
– Меня не будет всего два дня, – осторожно сказала Эффи и вновь отметила происходящую с Янто странность. Его глаза несколько раз, словно по волшебству, становились то мутными, то ясными, и Эффи ощутила, как внутри все сжалось. – Просто невозможно съездить в Лэйлстон и обратно за один день…
Янто вдруг поднялся на ноги. Эффи отпрянула.
– Возможно, вам и правда не помешает ненадолго уехать, – произнес он. – Порой этот дом подавляет.
Похоже, слова давались ему с большим трудом. Все эти перемены в нем сбивали с толку, он был нестабилен, как скалы, что крошатся под ногами. Сперва он наставлял на нее ружье, потом вдруг проявлял искреннее дружелюбие. Сперва до боли сжимал ее руку, а день спустя держался на расстоянии.
Ветер трепал волосы Эффи, развевал полы пальто, они то взлетали, то снова опускались. Ей вновь вспомнился призрак и тот ночной разговор. «Этот дом держит меня», – вслух говорил Янто, ни к кому не обращаясь. С недавних пор сомневаясь во всем, что касалось Хирайта и Эмриса Мирддина, Эффи почему-то твердо верила его словам.
И понимала: если она останется здесь, этот дом со временем завладеет и ею тоже.
* * *
Стоя на подъездной дорожке, Янто не сводил взгляда с Престона, укладывающего вещи в багажник машины. Рядом застыл хмурый, угрюмый Уэдерелл, чьи серебристые волосы поблескивали в окутывающей Хирайт легкой дымке.
Престона тревожила поездка вниз по утесам, Эффи же горела нетерпением уехать как можно быстрее. В тумане змеящиеся ветви деревьев были похожи на пальцы ведьмы, хватающие воздух.
– Поверить не могу, что Янто согласился, – пробормотал Престон и поднял чемодан, обнажая узкую полоску смуглой кожи на животе под задравшейся рубашкой. Эффи как завороженная не отводила взгляда, пока рубашка снова не опустилась.
– Ты недооцениваешь мои чары.
– Ты права, – усмехнулся он. – Обязательно отмечу на титульном листе научной работы: Эффи Сэйр, чародейка.
Она пыталась сдержать смех, чтобы не привлекать внимания Янто, однако тело охватила легкая сладостная дрожь.
Обойдя машину, Престон распахнул перед Эффи дверцу, а потом, скользнув за руль, вытащил из кармана сигарету и закурил.
– Будешь? – чуть помолчав, спросил он.
– Конечно, – выдохнула она, ощущая, как внутри разливается тепло.
Он прикурил еще одну, и Эффи взяла протянутую сигарету. Однако взгляд ее, словно движимый чьей-то волей, метнулся к Янто, который стоял, скрестив руки на груди, на посыпанной гравием подъездной дорожке.
Она не заметила в его глазах опасного блеска, но и привычная скрытность куда-то исчезла. Когда Янто перевел взгляд с нее на Престона и обратно, Эффи не сразу поняла, что увидела в его глазах. Все было на порядок хуже, чем она могла себе представить: хуже ярости, отвращения или злости.
Это была зависть.
* * *
Местность на юге даже зимой поражала обилием зелени. Изумрудные холмы перемежались с участками возделанных полей, напоминавших заплетенные в косы светлые волосы. На склонах тесными рядами росли хвойные деревья, чьи темно-зеленые оттенки придавали пейзажу завершенность. Из травы торчали пурпурные головки чертополоха и покрытые лишайником камни. Некоторые суеверные южане верили, что холмы – это головы и бедра дремлющих великанов.
Эффи загляделась на четкие яркие пейзажи.
– Как красиво, – восхитилась она, прикладывая пальцы к стеклу. – Раньше я никогда не была к югу от Лэйлстона.
– Я тоже, – отозвался Престон. – Честно говоря, до приезда в Хирайт я никогда не забирался южнее Каэр-Иселя.
Выехав за пределы Хирайта, они ощутили, будто вынырнули на поверхность. Все, что прежде казалось мутным и расплывчатым, теперь поражало четкостью и яркостью красок. Сочащиеся влагой стены и запотевшие окна остались позади, зеркала не покрывал конденсат. Над ними расстилалось ярко-голубое небо с бледными пушистыми облаками. Зеленые холмы с черномордыми овцами, похожими на облачка, казались отражением небес.
Этот край ничуть не походил на царство Короля фейри. Невозможно было даже вообразить его среди этих зеленых холмов, цветущих лугов и коз.
И уж конечно, не на месте Престона.
Они ехали уже два часа, сперва вверх по узким извилистым дорогам, потом вниз, мимо деревушек, где домики с соломенными крышами сбивались в кучу, как путники вокруг костра. Лишь раз им пришлось остановиться и пропустить фермера, погоняющего стадо коров. Престон почти не отрывал сосредоточенного взгляда от дороги, лишь время от времени искоса посматривал на Эффи.
– Не хочешь отдохнуть? – спросила она, расправив плечи, и поерзала на сиденье.
– Ты умеешь водить?
– Нет, – призналась она. – Мама не разрешила мне учиться.
Впрочем, в Дрейфене в этом не было особого смысла – практически в любую точку можно было доехать на трамвае или взять такси, а учитывая, что дома тесно жались друг к другу, словно клавиши пианино, все было рядышком.
Однажды Эффи спросила мать про уроки вождения, но та лишь раздраженно выдохнула: «Ты плиту не всегда выключаешь, куда тебе за руль машины?»
– Не волнуйся, – заверил ее Престон. – Я пока не устал.
Вскоре в разговоре неизбежно всплыли Мирддин, Блэкмар и дневник. Они пролистали книжицу, ища любые упоминания о Блэкмаре и «Ангарад», которые встречались довольно часто.
«Сегодня вечером у Блэкмара возникли с А. трудности», – писал Мирддин как-то летом, перед публикацией книги.
– Похоже, книгу написал Блэкмар, – наконец сделал вывод Престон и раздраженно фыркнул: его смелое утверждение не подкреплялось никакими реальными доказательствами. – Мирддин рассказывает, как в «Гринбоу» его хотели «возродить», опираясь на миф о провинциальном гении. Но Мирддин ни разу даже не упомянул о создании «Ангарад». Книга всплывает только в связи с Блэкмаром.
– Здесь есть нечто странное. – Уже не раз прокручивая в уме этот вариант, Эффи никак не могла понять, что же ее тревожило. Сейчас речь шла вовсе не о защите Мирддина, просто где-то глубоко внутри, словно второе сердце, пульсировало ощущение неправильности, которое она не могла объяснить. – Они говорят о книге, словно о женщине… Всегда пишут название без кавычек, словно имя.
Престон пожал плечами.
– Моряки точно так же поступают с кораблями, называя их по именам, словно женщин. Отец Мирддина был рыбаком. Думаю, просто такая фривольность.
– Может быть. – И все же ощущение неправильности никуда не делось, но Эффи не могла облечь его в слова. – Я все вспоминаю «Гибель моряка». Ну а я был моряк, молод и окрылен, почти что безусый юнец…
– Я ответил ему, всю смелость собрав: «Лишь море – единственный враг», – закончил Престон. – Memento mori[4]. И бравада юности.
– Что это значит? Море есть смерть?
– Не совсем смерть. Умирание.
– И в чем разница? – Эффи подняла бровь.
– Ну, ранее там есть еще одна строка. «Все древнее канет в пучину времен». Думаю, смысл