— Что ты тут забыла, женщина? – раздается над головами валяльщиков громкий густой голос. – Ты разве не должна смиренно ждать мужа в шатре?
Илгыз тяжко вздыхает и поднимается на ноги, являя всему миру уже довольно заметный живот.
— Я работаю, Карын, – четко и холодно отвечает она. – Мне нужны будут новые одежды на зиму. И для ребенка своего хочу сшить покрывало.
— Ты – моя жена. Ты не должна работать с остальными.
— Да ну? Они чем-то хуже меня? – женщина гордо вскидывает голову. – Моя мать, мои сестры, подруги – они должны за меня трудится?
Охтыр с опасением, искоса разглядывает ханского первенца. Ох и хорош он собой, истинный воин! Не такой высокий, как Баяр, зато широкоплечий, с могучими руками и ногами, коренастый, с круглым лицом, узкими яростными глазами и черной короткой бородкой. Одет очень богато: сапоги, шелковыми узорами расписанные, халат роскошный из алого шелка, золотым поясом подвязанный. Сразу видно, что человек перед ними уважаемый и из хорошей семьи.
Вот только взгляд его мальчишке совершенно не нравится. Захотелось за Илгыз вступиться. Только, конечно, он даже не пошевелился, старательно разминая свой ком шерсти и делая вид, что вовсе не слушает семейную беседу.
— Будущая ханша должна сидеть у ног мужа и помогать ему во всем.
— А что, у нас хан Тавегей заболел? Или ослаб? Или уже сказал свое последнее слово?
Ох и зря женщина задала эти вопросы Карыну. Он, кажется, считал, что отец его одной ногой уже на небесах. А Илгыз, прекрасно понимая, что ее слушают все вокруг женщины, насмешливо напоминала мужу:
— У хана недавно сын родился. Кто знает, может, звезды именно ему уготовили стать следующим отцом кохтэ.
— Младенцы – они такие слабые, – отмахнулся небрежно Карын. – Не каждый доживает до зрелых лет. Наследником хана стану я, это не обсуждается. Больше некому. Сулим – хром, Ирган во всем мне послушен…
— Есть еще Баяр.
От этого имени лицо Карына перекосилось.
— Какое тебе дело до этого выродка шакала? Он больше мне не брат и моему отцу не сын! Или скучаешь по своему дружку? Так он давно уже подох где-то в пустыне со своей неправильной девкой.
Мужчина шагнул к жене, сжимая кулаки и полыхая ноздрями, и Охтыр, не выдержав, звучно и веско сказал:
— Сложно сгинуть в пустыне великому воину, особенно, если у тебя есть целая сотня верных друзей.
Да, он прекрасно знал, что немедленно получит за свою смелость. Но в глазах от сильного пинка в бок все равно потемнело. Второй пинок опрокинул его на землю, мальчишка сжался в комок, закрывая руками голову, но третьего удара не случилось.
— Какой ты смелый с детьми, муж мой! Верно, ты тоже – великий воин? Как и Баяр?
Ох, дура баба! Зря, что ли, Охтыр на себя гнев Карына отвлекал?
Ударить Илгыз, впрочем, мужчина не посмел, просто плюнул на землю и прорычал очень тихо, но услышали его все.
— Хуже нет жены, чем та, которая вздыхает о другом. Если уж тебе так люб Баяр, зачем ко мне в шатер пришла? Не потому ли, что ни ты, ни ребенок его не нужны стали, когда ведьма светловолосая появилась?
— Да ты с ума сошел, Карын! – искренне удивилась женщина. – Какой его ребенок? Что ты говоришь такое? Да и Дженна в стане появилась уже тогда, когда я тебе женой стала. Ни разу я в сторону Баяра не поглядела, когда твоей стала.
— Ни разу, говоришь? – Карын прищурился и задумался на мгновенье. – А ну, бросай свой войлок. Иди лучше еду мне приготовь.
— Хорошо, муж.
Охтыр распрямился. Ой, как не понравилось ему то, что он увидел в лице Карына! Старший сын хана явно замыслил недоброе, и мальчишке очень хотелось узнать, что именно!
Улизнул с реки так быстро, как мог – и спрятался в тени шатра ханского сына. Слушал. Охтыр оказался прав: Карын никак не мог успокоиться в своей ненависти к младшему брату, а Илгыз… Ох, зря он эту женщину пытался защитить! Эти двое друг друга стоили – шакал со своей шакалихой! Она тоже Баяра не любила и добра ему не желала. И теперь Охтыру предстояло решать, что ему со всем услышанным делать.
32. Жены и дети
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Дни летели стремительно – один за другим. Стан Баяра обзавелся несколькими новыми шатрами. Поголовье овец и коз пополнялось на глазах: прекрасно выученная сотня на бойких лошадях, да в огромной степи была почти неуловима. Быстрые как вихрь, как ураган, “дети огня” появлялись в станах иштырцев, куманов, тирахов – убивали мужчин, захватывали добычу – какую могли увезти: посуду, ткани, золотые украшения с женщин и мужчин сдергивали без всякой жалости. Хохоча, прямо на ходу, свешиваясь со своих диких коней и немыслимо изгибаясь, двумя руками подхватывали в седло молодых девушек – и если они не слишком сильно вырывались, их тоже забирали с собой. Угоняли овец, буйволов и коз – не все, только часть стада. Уводили по реке, и отчего-то желания их догонять ни у кого не возникло.
Может быть, если бы кохтэ забрали всю скотину, те же иштырцы волей-неволей пустились по их следу. Потому что иначе зимой им – верная погибель. Но урон был не смертелен, до зимы еще оставалось время, и, ругаясь, иштырцы и куманы поднимали опрокинутые шатры и усиливали дозоры.
“Детьми огня” же кохтэ называли потому, что каждое их появление сопровождалось мощными огненными столбами.
А что, эффектно, красиво и главное – Дженне это давалось совсем не сложно. Зато их боялись до головокружения. Стоило взметнуться огню – и женщины с визгом разбегались, а мужчины хватались за оружие, но как-то неубедительно. Быстро они сообразили, что если не сопротивляться, то кохтэ особо не зверствуют – так, немного порезвятся, девок самых красивых пощупают, дань свою соберут да исчезнут вдали.
Дженна хохотала в голос, когда во время очередного “визита вежливости” (ради разнообразия к тирахам) их встретили безо всякой суеты, не пытаясь даже схватить оружие.
Седобородый каган низко поклонился Баяру и предложил обсудить условия “мира”.
— Длинного лета тебе, Баяр-ах, теплой зимы. Пусть кони твои не спотыкаются, а шатер будет полон детского смеха. Не губи, прежде выслушай меня.
Молодой хан опешил от такого поворота событий, но виду не подал. Молча глядел на старика, сдерживая нетерпение коня. Женька с восторгом понимала, что сейчас на ее глазах происходит нечто немыслимое.
— Не тирахам воевать с демонами, – сказал тем временем старик. – К чему вам наши жизни, огнеликий? Прими же наши дары, и останемся мы друзьями.
— Каковы же твои подарки, мудрый?
— Овец десяток, пять коз… Золотых украшений два жина…
— Два больших шатра и трех красивых девушек. Пару котлов риса еще.
Баяр решил брать все, что дадут.
— Нет у нас девушек, огнеликий. Помилуй, откуда? Все сосватаны, а сам знаешь, разбивать браки – немыслимое преступление.
— А вдовы есть? – встряла Женька. – Молодые?
— Есть, как ни быть. Только детные все. Негоже мать от детей отрывать.
— А с детьми еще и лучше, – сверкнул глазами Баяр. – Значит, не бесплодные. К тому же дети – это свято. Показывай своих вдов.
Старик закатил глаза, но рукой махнул, и через несколько минут перед кохтэ предстал целый ряд женщин: все, как одна оборванные, чумазые и уже в возрасте. Некоторые и вовсе старухи.
— Не пойдет, – снова бойко влезла Женька, которой озадаченное молчание Баяра ясно дало понять, что он не против ее вмешательства. – Зачем нам ваши старухи? Шерсть прясть и коз доить? Нашим воинам жены нужны, а не мамки.
— Жены? – удивился старик. – Не рабыни, не наложницы бесправные?
Женька усмехнулась и качнула головой:
— Нанэ, покажись!
Вперед выехала красивая молодая женщина на ладной рыжей лошадке. Черные косы, смеющиеся глаза, широкая кожаная лента на лбу, лук под грудью, легкая сабля на бедре – специально для нее выковал Айрат, за воительницей трепетно ухаживающий.
— Десятница наша. Чтоб вы понимали: женщина у кохтэ никогда не была и не будет бессловесной скотиной. Ни одному мужчине я не позволю рабыню взять. Только – жену.