Путников встретил сам хозяин этого шумного пристанища; по тому, как он склонился перед Гисаном, киммериец понял, что этот старикашка здесь в почете. Слуги отвели лошадей в загон, а всадников с поклонами провели в зал и усадили за большой стол из кедровых досок, на котором уже стояли кувшины с вином, большие щербатые блюда с лепешками и глиняные, тоже повидавшие виды, кружки.
Помещение было просторным, стены сложены из каменных блоков, массивные бревна, выступавшие из стен, поддерживали высокий, закопченный от времени потолок. В углу, ближе к входу на кухню, располагался деревянный помост, на котором четверо музыкантов в ярких разноцветных одеждах уже пробовали свои инструменты. Девушки с подносами, уставленными кувшинами и блюдами, проворно порхали вдоль стоявших рядами столов, разнося пищу и грациозно увертываясь от рук посетителей, пытавшихся погладить, щипнуть, шлепнуть соблазнительно выступающие части их тел. Шум царил невообразимый, почище, чем во дворе: десятки людей гремели посудой, криками приветствовали знакомых, подзывали девушек, хохотали, бранились, стучали кулаками о столы, звенели монетами — все это гулким многократным эхом отражалось от каменных стен.
— Гисан, — шепнул киммериец на ухо старикашке, — ты ведь знаком с тем человеком, который нас встретил? Давай поговорим с ним, может быть, он что-то знает.,
— Айна, — подозвал старикашка одну из девушек, невысокого роста, хорошо сложенную, пышногрудую заморийку, — позови к нам Гуляма, надо поговорить.
Хозяин явился быстро, но ничего путного от него добиться было невозможно: все, как всегда, ничего необычного — пришли, поужинали, переночевали, назавтра отправились в путь; да, он помнит, двадцать туранцев, хорошие кони; да, погонщики с оружием; да, конечно, невольниц он тоже помнит — роскошные девки; расплатились золотыми — и ничего больше. Он говорил степенно, оглаживая пальцами роскошную бороду, но глаза его не смотрели на собеседников, а безостановочно перебегали с одного предмета на другой, как будто знал он что-то такое; вспоминать о чем ему не хотелось.
«Надо с ним поговорить наедине, — решил про себя варвар, — может быть, он вспомнит побольше, клянусь Белом».
Когда хозяин ушел, варвар ничего не сказал Гисану о своих подозрениях, и вся компания не спеша продолжила ужин. Вино было так себе, а вот баранина превосходная — хрустящая корочка и розоватое дымящееся мясо, источавшее пряный аромат, легко отстающее от костей, такую и у Абулетеса не всегда можно было получить! Стражники налегали на вино, лица их раскраснелись, они, перебивая друг друга, рассказывали истории, приключавшиеся с ними в их бурной жизни, смеялись, хлопали в ладоши.
Посетители таверны представляли собой на редкость разнообразное общество: здесь были и степенные купцы из Кофа и Офира, смуглые и худощавые заморийские погонщики верблюдов, и плотные, невысокие, с характерным разрезом глаз, черноволосые туранцы, и высокие, смуглые стигийцы — кого только не встретишь на перекрестке караванных путей! Многие, судя по их поведению, останавливались здесь не первый раз, им предназначались улыбки хорошеньких девушек, разносивших еду. Конан своей мощной фигурой и блеском синих глаз также вызвал их большое любопытство, и он не раз замечал обращенные к нему томный взгляд или лукавую улыбку красавиц, а иногда чувствовал как бы случайное прикосновение бедра или груди проходившей мимо девушки.
«Ну что ж, — думал он, останавливая свой взгляд то на одной, то на другой, — я не против. Кром, ночь, похоже, не будет скучной!»
Тем временем все посетители достигли того состояния, когда тело уже насытилось пищей и вином и натура требовала действия — то там, то здесь вспыхивали перебранки, кто-то уже тузил своего собутыльника, уже выхватывались ножи, но до больших драк с кровью — а дело это здесь, судя по всему, было обычное — пока не доходило. Сквозь шум и гвалт едва были слышны звуки флейты и зурны, музыканты исправно терзали свои инструменты, не заботясь, трогает ли кого-нибудь их искусство.
Шум усилился, когда на помосте появились танцовщицы. Толпа одобрительно загудела при виде четырех стройных стигиек, одетых в прозрачные шаровары из тончайшего шелка и короткие, чуть прикрывавшие груди, накидки. Их волосы, длинные и густые, не были прибраны и тяжелой волной ниспадали на плечи. Под заунывные звуки зурны девушки пошли цепочкой, высоко приподнимая колени и держа друг друга за распущенные волосы. Глухо забил барабан, и, повинуясь его ударам, они разъединились и закружились, легко переступая босыми ногами и откидываясь назад. Еще громче завыла зурна, флейта жалобным своим голосом присоединилась к ней, и, подняв руки, танцовщицы завращали бедрами, вызывая одобрительные выкрики увлеченных пляской зрителей.
Еще одна девушка выскочила на помост, все ее тело, от маленьких ступней до плеч, было закутано в пестрые одежды, как бы сшитые из длинных цветных лоскутков. Оказавшись в центре круга, она присоединилась к пляске своих подруг, которые, легко и грациозно изгибая свои тела, словно стебли лилий в потоке воды, касались ее кончиками пальцев, цветные ленты ее одеяния, словно бабочки, летали в воздухе, мягко опускаясь на помост. Девушка пыталась уклоняться, она прыгала и кружилась волчком, ныряла под руки, пытающиеся оторвать клочки ее одеяния, но тщетно: с каждым ударом барабана ее покров становился все скуднее, и наконец последний оглушительный удар, девушки в изнеможении упали на помост, выгнув свои гибкие тела, а она осталась совсем обнаженной, держа в руке последнюю узкую ленточку. Дикий рев толпы приветствовал ее, девушка, поклонившись, убежала за занавеску, и тотчас какой-то тучный купец, облизывая языком пересохшие губы, направился следом за ней.
Вид танцующих девушек напомнил Конану, как однажды Денияра спросила его:
— Мой тигр, какая из служанок нравится тебе больше других?
— Девушки все хороши, — дипломатично ответил Конан, не понимая, к чему клонит его подруга, — они все одинаково любезно относятся ко мне.
— Они все тебя хотят, — объяснила хозяйка, — и поскольку ты все равно когда-нибудь изменишь мне с одной из них, а скорее всего — и со всеми по очереди, то я решила, что мы вместе выберем, с кого тебе начать.
При этих словах Конан почувствовал себя не очень-то удобно. Одно дело, когда он сам решал, нужна ему женщина или нет, и совсем другое, если подруга по своей воле предлагала себе замену. Слегка смутившись, он попытался отшутиться:
— Зачем мне выбирать аметисты, если у меня в руках алмаз?
— Каждый камень по-своему прекрасен, а уж если говорить о женщинах, то все они такие разные, камням до них далеко! А я не хочу, мой юный лев, чтобы ты потом пожалел, что кого-нибудь пропустил.